Обреченные королевства

Иоанн остро взглянул на него:

— Я знаю, ты не собираешься ее обижать. С чего бы мне прятать ее от тебя?

— Хороший вопрос. — Губы старшего тронула улыбка. — Не хочешь ли совсем покинуть Убежище, чтобы быть с нею рядом? Или продолжишь наблюдать издалека?

Иоанн знал некоторых, глубоко влюбленных в мир смертных и в тех, за кем они наблюдали. Однако покинуть Убежище значило навсегда отказаться от возвращения.

— Я здесь останусь, — сказал он. — От добра добра искать, как говорится…

— Так и твоя сестра говорила когда-то.

У него болезненно екнуло сердце.

— Она совершила ошибку.

— Вероятно. Ты иногда посещаешь ее?

— Нет. Она сделала выбор, и я не хочу видеть, чем все это кончится. Предпочитаю помнить ее такой, какой она когда-то была, — вечно юной. Теперь она старуха, увядающая вместе со страной, которую полюбила больше наших пределов. С ней там только ее драгоценные семена…

Сказав так, Иоанн вновь откинулся на мягкую и теплую травку, закрыл глаза и начал преображение, чтобы вернуться по воздуху в холодный и суровый мир смертных.

ГЛАВА 5

ОРАНОС

— Птицы следят за мной, — сказала Клео, расхаживая туда-сюда по замковому двору.

— В самом деле? — Эмилия подавила улыбку, нанося на холст еще один мазок. Она рисовала оранийский дворец с его знаменитым фасадом из полированного камня и золота; замок лежал в роскошной зелени, словно сверкающий самоцвет. — Моей младшей сестренке всюду мерещатся преследователи? Или она начинает верить старинным легендам?..

— Быть может, и то и другое. — Шурша лимонного цвета юбками, Клео в очередной раз сменила направление и ткнула пальцем в угол травянистого дворика. — Но я готова поклясться, что вон тот белый голубь на персиковом дереве следит за каждым моим движением с тех самых пор, как я сюда вышла!

Рассмеявшись, Эмилия весело переглянулась с Мирой — та сидела неподалеку, трудясь над вышивкой.

— Говорят, Хранители иногда смотрят глазами ястребов, — сказала она. — Им не всякая птица подходит.

Вверх по дереву взбежала длинноухая белка, и птица все же улетела прочь.

— Тебе лучше знать, — сказала Клео. — Это ты у нас в семье светоч веры и знаток мифов.

— Лишь потому, что ты изучать их не хочешь, — заметила Мира.

Клео показала подруге язык:

— У меня есть занятия поинтереснее чтения.

Она кривила душой. Всю последнюю неделю, бодрствуя, она занималась в основном беспокойными метаниями с места на место, а по ночам ее терзали кошмары. Если же принцесса в самом деле пыталась отвлечься чтением, воспаленные, покрасневшие глаза вотще скользили по строчкам.

Эмилия наконец отложила кисть и устремила все внимание на Клео.

— Наверное, стоит пойти под кров, — сказала она. — Туда, где тебя не рассмотрят глазки-бусинки пернатых соглядатаев…

— Можешь сколько угодно смеяться надо мной, сестрица, но так я себя чувствую и ничего не могу с этим поделать!

— Понятно. Возможно, это давит чувство вины за то, что произошло в Пелсии.

На Клео тотчас накатил приступ дурноты. Она подняла лицо к солнцу. Здесь было так тепло, но холод, которого она набралась в Пелсии, словно бы угнездился у нее в костях. Принцессу знобило все время, пока их корабль возвращался домой, она никак не могла согреться. Внутренний холод не покидал ее еще много дней, даже после возвращения в уют и тепло.

— Чушь, — солгала она. — Я уже и забыла об этом.

— А ты знаешь, по какому поводу отец созвал сегодня советников?

— И по какому же?

— Они собирались говорить о тебе. И об Эроне. Вообще обо всем, что случилось в тот день.

Клео почувствовала, как от лица разом отхлынула кровь.

— И что они говорят?

— Тебе не о чем беспокоиться.

— Если бы это было правдой, вряд ли ты бы заговорила об этом!

Эмилия поднялась с кресла. Встав, она чуть помедлила, восстанавливая равновесие. Мира озабоченно вскинула голову, потом отложила шитье и поспешила к ней. Последние две недели у Эмилии часто болела и кружилась голова.

— Расскажи мне все, что знаешь, — с беспокойством глядя на Эмилию, настаивала Клео.

— Смерть сына виноторговца, похоже, отозвалась отцу некоторыми политическими затруднениями, — ответила та. — Скажу тебе даже больше: разразился скандал. Все об этом говорят… и кого только не обвиняют. Отец всячески старается сгладить острые углы. Оранос всегда в больших количествах закупал пелсийские вина, но теперь они практически перестали их продавать — до тех пор, пока все не уляжется. Многие пелсийцы вообще отказываются иметь с нами дело. Они очень рассержены и винят отца за то, что допустил подобное. И конечно, просто невероятным образом раздувают тот случай…

— Как ужасно, — вырвалось у Миры. — Я пытаюсь забыть все, что там было, и не могу!

Ну вот, теперь их стало двое. Клео заломила руки, и ее ужас, точно в зеркале, отразился на лице Миры.

— И когда, по-твоему, все успокоится и вернется на круги своя?

— Если честно, не знаю, — сказала Эмилия.

Клео терпеть не могла политику. В основном потому, что не понимала ее. Впрочем, ей этого и не требовалось. Наследницей отцовского трона была Эмилия. Она, а не Клео, станет следующей королевой.

Спасибо за это богине! Клео ни за что не справилась бы с бесконечными заседаниями совета и не смогла быть вежливой и сердечной с теми, кто не заслуживал этого. Эмилию — ту с колыбели воспитывали идеальной принцессой, способной правильно себя вести в любых обстоятельствах. В отличие от нее, Клео жила в свое удовольствие. Загорала, подолгу каталась на лошади, проводила время с друзьями…

И ни разу до сих пор не попадала в скандалы. Если не считать секрета, который знал Эрон, никто не мог сказать про принцессу Клейону ничего предосудительного…

…До нынешнего момента, обеспокоенно сообразила она.

— Мне нужно поговорить с отцом, — сказала Клео. — Я должна знать, что происходит!

И, не произнеся более ни слова, покинула Эмилию и Миру во внутреннем дворике и побежала в замок. Миновав хорошо освещенные коридоры, она достигла зала совета.

Сквозь арочную дверь увидела, как вливался в окна солнечный свет, благо деревянные ставни были распахнуты настежь. В очаге горело доброе пламя, также помогая освещать просторный чертог… Клео пришлось подождать, пока завершится совет, все выйдут и отец останется в одиночестве. Она расхаживала снаружи, не зная куда себя деть. Терпение отнюдь не входило в список ее добродетелей.

Когда наконец все советники вышли, она вбежала внутрь и застала отца еще сидящим во главе длинного полированного стола. Стол был так велик, что за ним свободно разместилась бы сотня народу. Его заказал еще прадедушка Клео, и он был сделан из древесины олив, в изобилии росших за стенами замка. На дальней стене виднелась яркая шпалера, повествовавшая об истории Ораноса. В детстве Клео провела много часов, рассматривая ковер и восхищаясь искусством, с которым он был выткан. На противоположной стене красовался герб семьи Беллос и одна из множества переливчатых мозаик, изображавших богиню Клейону, в честь которой была названа Клео.

— Что происходит? — требовательно спросила принцесса.

Отец поднял голову от груды свитков. Он был в самой простой одежде — кожаные штаны, тонкая рубашка. В аккуратно подстриженной каштановой бороде виднелись белые нити. Кое-кто говорил, что у Клео и у отца глаза совершенно одинакового, очень яркого сине-зеленого оттенка, тогда как Эмилия унаследовала от покойной матери карие. Так или иначе, обеим принцессам достались материнские светлые волосы, редко встречавшиеся в Ораносе: эта солнечная страна чаще даровала своим детям темные волосы и смуглую кожу. Королева Элена была дочерью богатого землевладельца с восточных холмов Ораноса; двадцать с лишним лет назад король Корвин увидел ее, объезжая после коронации государство, — и влюбился без памяти. Семейная легенда гласила, что предки Элены некогда прибыли в Оранос из-за Серебряного моря.