Страница 17 из 20
– Моя хорошая девочка! Я знаю, на какой риск ты идешь, появляясь у меня ночью, – произнес Алексей, заботясь о том, чтобы его голос звучал как можно более нежно и трепетно. – Я ведь так люблю тебя!
– Истинно? – спросила, заливаясь краской, Татьяна. Она выпрямилась – Алексей заметил ее высокую упругую грудь, нервно вздымавшуюся под пеньюаром.
– Конечно же, истинно, Танюша, – ответил Алексей, чувствуя, что в нем распаляется желание. Последний раз он был близок с женщиной много месяцев назад, да и то хоть и с молодой, но на редкость безобразной публичной девкой. А сейчас юная богиня, дочка миллионера, влюбленная в него, предлагала себя самое, ничего не требуя взамен.
Алексей привлек к себе Татьяну и поцеловал. Девушка застонала так сильно, что он испугался, – их кто-нибудь может услышать! А потом сообразил: его купе находится в конце поезда, в то время как покои самого Беспалова, его дочери и князя Столбунова-Энрици располагались в голове состава.
Татьяна походила на молодую лань, а он был опытным охотником. Алексей спустил с девушки шелковый пеньюар, упавший на персидский ковер, что покрывал пол купе. Татьяна вытащила из волос длинный черепаховый гребень, и каскад длинных каштановых локонов заструился по ее мраморным точеным плечам, ниспадая на тонкую спину и прикрывая небольшие прелестные груди с сосками, походившими на нераспустившиеся розаны.
Девушка стыдливо прикрыла наготу руками, опустив голову. Алексей хрипло прошептал, беря Татьяну за подбородок:
– Милая моя, ты не должна стыдиться своего совершенства.
Татьяна улыбнулась и отвела руки, позволяя Алексею вдоволь насладиться идеальной красотой ее юного тела. Девушка сейчас напоминала статую работы Праксителя. Или героиню картины прерафаэлитов: «Королева Гинерва предается греху с рыцарем Ланцелотом».
Желая погасить свет, Алексей потянул руку к выключателю, но Татьяна, в глазах которой горело лукавство, оттолкнула его руку:
– Прошу, не надо темноты!
И она помогла Алексею избавиться от халата. На мгновение, когда ее взгляд перешел с лица молодого человека на шею, оттуда – на мускулистое худощавое тело, затем на плоский живот и наконец скользнул еще ниже, в ее глазах отразилось любопытство, затем смятение и даже страх. Теперь Алексей потянулся за халатом, желая во что бы то ни стало прикрыть свою возбужденную наготу, но Татьяна решительно остановила его, прошептав:
– Именно таким я и представляла себе своего любимого. Только вот... – Она смешно наморщила нос. – Только вот, милый Ян, я и представить себе не могла, что созданная Господом мужская анатомия такая... colossal[3]. Верно, прав господин Дарвин, утверждающий, что люди произошли от обезьян. В особенности сильный пол!
И девушка прильнула к Алексею. Он чувствовал ее обнаженное тело, пальцы скользили по бледной, словно нарисованной кистью гениального художника эпохи Ренессанса, коже, покрытой тонкой пленкой влаги. Их сердца, казалось, стучали в такт колесам поезда, что мчал их через бескрайнюю, полную загадок страну.
– Милый Ян, – отстранившись на мгновение, произнесла Татьяна, – я должна открыть тебе свой секрет. Я понимаю, что ты уже... что у тебя... В общем, милый Ян, что для тебя это не первый раз! Я ведь не простушка и знаю на примере собственных братьев – их мысли заняты этим едва ли не с двенадцати лет. Но я... для меня... я так хотела, чтобы именно мой возлюбленный был со мной в первый раз...
Алексей накрыл ее рот поцелуем, и Таня, забыв обо всем на свете, вверила свою душу и свое тело его крепким объятиям.
Три часа спустя она покинула купе Алексея, оставив его спящим на кровати. И если бы кто-то повстречал девушку в лабиринте вагонов, то поразился бы странной улыбке, блуждавшей на ее лице.
Алексей же, проснувшись, в первую секунду решил, что ему привиделся небывалый, полный страсти сон. И, только обведя купе глазами и обнаружив на полу черепаховый гребень, он понял: все было на самом деле. Татьяна провела с ним ночь, и он стал ее первым мужчиной.
В дверь постучали, а затем и распахнули – на пороге возник Беспалов собственной персоной.
– Ян Казимирович, доброе утро, – пророкотал миллионер. – Однако разоспались же вы! Половина восьмого, давно пора подниматься. Через час прибываем в Первопрестольную.
Алексей видел гребень, лежавший на ковре всего в нескольких сантиметрах от носка надраенного до блеска сапога Беспалова. Молодой человек и представить себе не мог, что тот сделает с ним, если узнает о ночном рандеву в этом купе. Не исключено, что его тело исчезнет в топке паровоза после того, как миллионер лично, голыми руками вырвет из его груди сердце.
– В Белокаменной я начинал свою карьеру, – обронил миллионер задумчиво, отходя в сторону и по-прежнему не замечая гребень. Стоя у окна, он распахнул занавеску – в купе влился свет серого ноябрьского утра. Мелькали темные леса, покосившиеся домишки, церквушка на холме. – В столице русских царей, в отличие от столицы российских императоров, особенно не развернешься: всюду сонное царство, апатия и барские замашки. А ведь надо думать о прибыли! Было у меня в Москве несколько друзей, но иных уж нет, а те далече... Так что подымайтесь, Ян Казимирович, через полчаса завтрак в вагоне-ресторане.
И, резко развернувшись, Беспалов вышел, наступив на гребень, жалобно треснувший под его медвежьей тушей. К счастью для молодого человека, миллионер был погружен в свои думы и этого не заметил. Едва он удалился, Алексей вынырнул из-под одеяла и в костюме Адама бросился подбирать осколки украшения, уличающего его в прелюбодеянии.
А двадцать пять минут спустя он, облаченный в мундир, находился за столом. Напротив него сидел надутый князь Столбунов-Энрици, а Татьяна отсутствовала. Как сообщил Беспалов, его дочка страдала ночью от зубной боли, поэтому практически не спала и только сейчас, приложив к больному месту гвоздику, что облегчило страдания, наконец-то сумела забыться.
– В Москве вам, князь, будет поручено сопроводить мою дочь к дантисту, – отдал приказание Беспалов.
Князь тотчас принялся рассказывать историю из придворной жизни о том, как один из его предков оказал неоценимую услугу императрице Елизавете, собственноручно выдрав на богомолье не дававший покоя дочери Петра Великого зуб, за что был награжден ею табакеркой с бриллиантами, двадцатью тысячами червонцев и тремястами крепостных душ.
– Да, князь, хорошие времена для вас тогда были, – заметил, срезая золоченым ножиком верхушку яйца, Беспалов. – Ваши предки купались в роскоши и были в фаворе, а мои тогда тянули лямку, будучи чьей-то собственностью. Как, кстати, называлась-то подаренная Елизаветой деревенька, случаем не Гнездовище? А то невзначай выяснится, что ваш предок владел моим предком. А сейчас все наоборот!
Афанасий Игнатьевич расхохотался собственной шутке, князь кисло улыбнулся и тотчас завел разговор о погоде. Алексей же в мыслях все возвращался к событиям прошедшей ночи – ему ли не знать, что Татьяна в самом деле не сомкнула глаз, только вовсе не по причине острой зубной боли. Только правильно ли он сделал, поддавшись своей похоти, что соблазнил девушку? Хотя ситуация сложилась так, что правильнее было бы говорить о его соблазнении дочерью Беспалова. Но в любом случае что ему это дает? Только лишние проблемы!
В Москве долго не задержались. Татьяна Афанасьевна, пробудившись, заявила, что зубную боль как рукой сняло, и наотрез отказалась посещать дантиста. Отец пригрозил, что, если зуб у нее снова разболится за Уралом, дочери придется терпеть, пока они не вернутся обратно в Петербург.
– Папочка, я же твоя дочь, значит, буду терпеть. Причем с наслаждением! – ответила Татьяна со странной улыбкой на лице, чем смутила Беспалова.
Грядущей ночью Татьяна снова проникла в купе к Алексею. На этот раз все было по-другому: никаких долгих ласк, а только животный экстаз – молодому человеку пришлось изрядно потрудиться, исполняя все желания неистощимой на выдумки Тани, которая, открыв новую, прежде не изведанную страницу книги жизни, мечтала обо всем и сразу.
3
Внушительная (фр.).