Страница 7 из 15
– Я вас понял, Вера Николаевна, – заверил он ее. – Я проведу с ней беседу, причем сегодня же.
Дядя Саша действительно провел очень проникновенную беседу с Олей в тот же вечер. Мария со всеми детьми отправилась к своей матери, жившей на другом конце города. Бабушка не особо жаловала новоявленную внучку, поэтому тетя Маша, чтобы лишний раз не раздражать мать, оставила Олю дома. Тем более, что на этом настоял и муж, который сказал, что был в школе и беседовал с классной руководительницей и та посоветовала Ольге больше времени уделять домашним заданиям.
Девочка сидела за столом и сосредоточенно делала уроки, когда почувствовала на своем плече тяжелую ладонь приемного отца. Оля обернулась. В руках у дяди Саши был ремень.
Не говоря ни слова, он наотмашь ударил девочку, затем еще раз. И еще. Ничего не понимая, Оля закричала и бросилась из комнаты. Дядя Саша попытался удержать ее, но она впилась ему в руку зубами. Чертыхнувшись, он выпустил ее. Оля вбежала в ванную и закрылась изнутри. Дядя Саша напрасно колотил в дверь, Оля, сжавшись в комок, проплакала весь вечер.
Когда Оля покинула убежище, дядя Саша на кухне мирно пил с женой и детьми чай с оладьями, принесенными от бабушки. Он был сама невинность и отеческая забота.
– Вот, Маша, посмотри, – показал он на Олю, – глупая девочка упала на ступеньках и поранила себе все тело. Уж не знаю, как она умудрилась пропахать носом всю лестницу, но у нее и колено разбито, и тело исполосовано.
– У вас все было в порядке, Оля? – гася свет, спросила ее тетя Маша. Она всегда перед тем, как потушить свет в спальне, целовала детей и справлялась об их проблемах.
Оля задумалась, но ее колебание длилось всего секунду.
– Да, мама, – ответила Оля и закрыла глаза. – Все нормально.
Вздохнув, тетя Маша вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Она была довольна, что все в порядке. А то она не совсем поверила мужу, что Оля упала со ступенек. Александр бывал необузданным и жестоким.
Оля лежала в темноте и думала о том, как ей недостает мамы. Но ничего, больше она никогда не позволит себя обидеть. Никому.
Именно в эту ночь Оля поняла, что она не расстроится, если дядя Саша вдруг умрет. Просто умрет и оставит всех в покое. Но он был здоровым мужиком, вряд ли такое случится в ближайшие двадцать-тридцать лет. Хотя кто знает. И именно эта ее мысль была последней. Оля заснула. Ее не терзали воспоминания о том, что произошло вечером, ведь она просто не поняла, что именно хотел сделать дядя Саша. Об этом она догадалась через несколько лет. Оля всегда знала, что приемный отец плохо относится к ней, и то, что он избил ее ремнем, не было шоком. Хотя последствия, разумеется, остались. И когда через десять лет произошло то, чему было суждено случиться, она не огорчилась. Потому что именно тогда воплотилась в реальность ее первая мечта. Дядя Саша умер.
Прошло два года. Дядя Саша оставил Олю в покое, однако его неприязнь к ней только усугубилась, теперь он практически не разговаривал с девочкой, едва обмениваясь с Олей за целую неделю парой пустячных фраз.
Изменилось и его отношение ко всей семье, он начал пить, и не от плохой жизни. Его сделали заместителем директора завода, у него был напряженный график работ, сдачи очередных объектов, приуроченных к праздникам коммунизма. А все это сопровождалось возлияниями и в кабинете у начальства, и на приемах по случаю приезда комиссии или иностранной делегации, и в особых закрытых банях, только для «своих», где были и дефицитные продукты, и лучшее спиртное лилось рекой, и практиковались, разумеется, развлечения иного плана.
Отказаться от этого было нельзя, товарищи по работе не поняли бы Суворова и расценили бы его отказ как проявление индивидуализма. Кроме того, дяде Саше осточертела нудная жизнь в семье, он жалел, что по глупости завел шестерых детей плюс лишний рот. В любом случае слава «Матери-героини» досталась его жене, а в его компетенцию входила починка беспрестанно ломающихся кроватей, стульев, игрушек и вешалок.
– Делай, что хочешь, – таков был теперь стандартный ответ дяди Саши практически на любой вопрос жены, когда она все-таки видела его дома, злого, с похмелья, невыспавшегося, возвратившегося от очередной пассии.
Дети все чаще получали подзатыльники, грубые окрики, попреки в том, что они растут нахлебниками и бестолочами в то время, как их отец вкалывает на вредном производстве.
– Делай, что хочешь, – так же отреагировал он и на вопрос тети Маши, не против ли он, чтобы Олю после третьего класса перевели в спецшколу, где училась их дочь Женя.
Та сцена не прошла для девочки бесследно. Какой-то внутренний страх перед приемным отцом заставил ее взяться за учебу. Раньше основной причиной, по которой она получала удовлетворительные оценки, было постоянное чувство одиночества, с которым она не могла справиться.
Но теперь она стала старше, поняла, что в жизни зачастую приходится надевать маску не только для других, но и для самой себя. Так что ей пришлось убедить себя, что учиться на «отлично» лучше, чем отставать по успеваемости от всего класса. По крайней мере, это хоть сможет в дальнейшем помочь ей… Помочь добиться того, чтобы никто больше не посмел ее бить или оскорблять.
Теперь она училась в одном классе со своей сестрой Евгенией. Было бы ошибкой считать, что специализированная школа представляла собой этакий пансион для благородных девиц, где учились только дети бонз города. Практически все отпрыски партийных работников, крупных начальников или деятелей искусства были избалованы до крайности, с детства приучены к роскоши, не знали отказа ни в малейшем желании, перемещались по улицам исключительно в папиных автомобилях. Они отличались от тех учеников, которые поступили в эту школу собственными стараниями, явно в худшую сторону. Но им прощалось и плохое поведение, и хамство, а в старших классах и увлечение выпивкой, и то, что именовалось буржуазным стилем жизни.
В четвертом классе «А», куда попала Оля, уже сложилась своя компания, причем ее сестра Женя не вписалась в нее. Теперь настала очередь другой девочки.
– Дети, – произнесла в начале учебного года классная наставница Марина Эдуардовна, чрезвычайно самоуверенная дама средних лет, предпочитавшая короткие стрижки, мода на которые дошла до Советского Союза из Парижа, где Марина Эдуардовна недавно была на очередной конференции. – Познакомьтесь со своей новой одноклассницей, это Ольга Суворова, сестра Жени. Иди, Оля, садись на свободное место к Стелле.
Оля, взяв свой старенький портфель, подошла к парте высокой девочки, одетой хоть и в школьную форму, но с явной претензией на исключительность. На ее пальце блестело золотое кольцо с камнем, ослепительный блеск которого не оставлял сомнения в том, что это бриллиант. Стелла была единственной дочерью председателя горисполкома.
– Зачем она мне нужна, – как-то гнусаво – по моде, заведенной самой Стеллой, это считалось в школе высшим шиком, – проговорила та, осматривая Олю. – Здесь же сидит Вика, Марина Эдуардовна. Когда Вика выздоровеет, где же она будет сидеть, если эта займет ее место?
– Ничего, найдет где сесть, – ответила Марина Эдуардовна. – В четвертом классе она уже находит место у парней на коленках, так что как-нибудь перебьется.
Класс рассмеялся, но Стелле, привыкшей, что никто и никогда не осмеливается шутить над ней, это очень не понравилось. «Разумеется, виновата и Марина Эдуардовна, но больше эта новенькая. И во что только она одета, как и ее сестра. Их из жалости взяли в школу, чтобы соответствовать всяким распоряжениям о поддержке многодетных. Ну вот, нарожали же таких дур, теперь сиди с ней», – презрительно думала Стелла.
Оля сразу поняла, что в классе ее невзлюбили. Она улыбнулась Стелле и заняла место рядом с ней. Она уже привыкла, что ее никто не любит. Ничего, это когда-нибудь изменится.