Плазмоиды

– Максим, что с тобой? – обеспокоенно спросила Маринка, привычно чмокая его в губы. – Ты пьян?

– Я? – Долгов наконец сел в машину и захлопнул за собой дверь. Почти сразу на водительское место забрался Сергей и вопросительно обернулся.

– Домой, Сережа, домой, – кивнул Максим.

Автомобиль плавно тронулся.

– Вроде перегаром не пахнет, – хмыкнула Маринка, внимательно разглядывая себя в зеркальце – не осталось ли следов помады на щеке.

– Я… я не пьян… А знаешь что, давай уложим Ветку спать и поедем в какой-нибудь ресторан, поужинаем вдвоем? Шампанское и все такое… Как ты на это смотришь?

– Да что с тобой стряслось? – отрываясь от зеркальца, нахмурилась Маринка. – Я ж терпеть не могу шампанское… Забыл?

– Когда она родилась, ты очень… э-э… округлилась, – невпопад ответил Максим, продолжая по-идиотски улыбаться. – А с тех пор, как ты пошла заниматься аэробикой, формы приобрели манящую аппетитность. Тебе так очень идет, я серьезно. Раньше совсем худышкой была, потом – пампушкой, а теперь ты миниатюрная богиня… – Долгов осекся. Через секунду поправился: – Нет, теперь ты миниатюрный ангел. Как прошла тренировка?

– Замечательно, в общем. Клуб элитный, дорогой, публика приличная. Что я рассказываю – сам знаешь… А ты-то что здесь делал? Меня, что ль, караулил, балбес?

Она натянуто рассмеялась.

– Я просто пил кофе в кафе напротив. Просто пил кофе.

Долгов наконец перестал улыбаться и в упор уставился на нее.

Маринка тоже смахнула улыбку с лица и с испугом подняла глаза на мужа, не зная, как реагировать на столь необычное поведение. Осторожно взяла его за руку и невольно вздрогнула, почувствовав, какие холодные у Максима пальцы. Какие они ледяные.

Как-то странно начинался этот зимний вечер…

Машина уже неслась по Садовому, пугая редкие снежинки и владельцев тихоходных авто.

Охранник в подъезде поприветствовал их кивком головы и вновь углубился в чтение новостной ленты на мониторе.

В лифте ехали молча, не глядя в глаза друг другу, – впервые за четыре года совместной жизни незримая пленка натянулась между ними, впервые не нашлось слов. Лишь когда двери бесшумно открылись, рука Максима нашла руку Маринки, и пальцы машинально сплелись.

Квартира встретила их неразборчивым щебетанием телевизора и требовательным взглядом дочки из-под темной челки.

– Родители, – очень солидно заявила Ветка, – я хочу научиться играть в компьютер и стать чемпионкой по киберспорту. Мне уже почти пять.

– Так в чем проблема? – поинтересовался Долгов, скидывая плащ и вешая его в стенной шкаф.

– В группу берут с шести.

– И что ты предлагаешь?

– Соврать.

– Отклоняется. Будешь пока тренироваться дома, а когда исполнится шесть – мы запишем тебя в школу киберспорта. – Он подумал и добавил: – А заодно и в обычную школу.

Ветка нахмурила лобик и, демонстративно развернувшись, ушла в детскую. Два ее хвостика на голове обиженно раскачивались из стороны в сторону. Уже из комнаты раздался крик:

– Хотя бы расскажите мне про Марс.

У Маринки из рук вывалилась сумочка и с глухим шлепком ударилась об пол. Максим, так и не успев снять ботинки, в два прыжка оказался в детской и уставился на плазменную панель, на которой мелькали кадры, записанные с камер, встроенных в шлемы скафандров. Этот диск они решили не утилизировать, сохранить и спрятали его в дальний угол бельевого шкафа, под стопки простыней, но за пять лет так ни разу и не достали, чтобы пересмотреть.

Хватало памяти. И снов.

– Говорила тебе, надо было няню подыскать, – сказала из-за плеча Долгова Маринка осипшим голосом. – Самостоятельность решил у ребенка вырабатывать… Педагог хренов.

Ветка сидела на полу, скрестив ножки, и с интересом наблюдала, как панорама гор Фарсида проплывает на экране. Вот показались спины двух космонавтов с пристегнутыми кислородными баллонами. Вот оливкового цвета гряда, скалистый выступ… Человеческий силуэт, прикованный к каменным глыбам…

Из колонок раздался прерываемый помехами голос Долгова: «Торик, не молчи. Наверн… это глупо говорить… Но мне страшно…»

Какой-то незнакомый, далекий, почти забытый голос…

Максим схватил пульт и вдавил кнопку «стоп», чуть не проломив большим пальцем пластмассовый корпус. Сердце трепыхалось, как язычок пламени, в висках стучала кровь, ноги, казалось, превратились в неуклюжие протезы.

– Пап, это же вы с мамой там, – сказала Ветка, поворачивая голову. – Я голоса узнала. А что это за город – Марс? Это за границей? Я в поисковике еще не успела проверить…

– Да, Ветка. Это очень далеко за границей.

– А мы поедем туда?

– Нет. Никогда.

Маринка плавно сползла по стене коридора и осталась сидеть на корточках, уткнув лицо в коленки.

Ветка вскочила и подбежала к ней, обняла.

– Мам, ты чего?

– Ничего, Вет, просто устала.

– Пурумкаешь?

– Ага… пурумкаю.

У Ветки, как у любого нормального ребенка, был набор «своих» слов, о точном значении которых можно было лишь гадать. Причем смысл мог меняться в зависимости от времени, настроения и обстоятельств, но иногда девочка той или иной фразочкой настолько метко попадала в самую суть процесса, чувства, ситуации, что слегка пугала родителей. К примеру, сейчас «Пурумкаешь?» приблизительно означало: «Размышляешь? Озабочена? Растеряна?»

Максим неточными движениями вытащил из плеера диск, сунул его в коробку и проговорил:

– Зачем ты копалась в простынях?

– В простынях? – Ветка непонимающе уставилась на него, собрала розовые губы в звездочку. – А-а… Поняла! Пурум! Я просто хотела построить «домик» из подушек, и мне понужнались… стали нужны занавески. Вот.

Долгов осторожно отлепил дочку от Маринки, подхватил на руки и крепко прижал к себе. Поводил носом по ее хвостикам, пахнущим каким-то травяным шампунем, поцеловал в шею, в щечки, в лоб.

– Пап, ты чего лижешься? – захихикала девчонка, смешно болтая ножками.

– Вета, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще смотрела этот диск, – прошептал он, ей в самое ушко. – Ты поняла меня?

Она покивала. Только в самых серьезных случаях родители называли ее Вета, а не Ветка.

– Покорми ребенка, – попросила Маринка, вставая и уходя в прихожую.

– Ты голодная? – спросил Максим, продолжая прижимать дочку к себе.

– Ну-у… – протянула она, – я не голодная, но хочу есть.

– Это вредно, – рассеянно произнес Долгов. – Стройной не будешь.

– И пускай! Пурум! Я хочу есть!

– Хорошо, не ной. – Он осторожно поставил ее на ноги. – Пошли. Только после того, как перекусим, сразу умываться и спать.

Ветка одернула бежевую юбочку, дунула снизу вверх на челку и сообщила:

– Только, чур, я буду пать сегодня в «домике». Посоплю-посоплю и запну, как бурундучок.

– Отклоняется пать в «домике». Пошли йогурт трескать…

После того, как Ветка наконец заснула, свесив ручонку с кровати, Долгов с Маринкой сели на кухне и молча уставились на бар. Через минуту оба встали. Не согласовывая действия друг с другом, Максим откупорил бутылку коньяка, а Маринка сполоснула и тщательно протерла два фужера.

Выпили граммов по сто залпом. Зажевали нерезаным лимоном, по очереди откусив от него вместе с кожурой. Сморщились.

– Как думаешь, запомнит? – проговорила наконец Маринка, поправляя халатик.

Долгов лишь пожал плечами. Последние полчаса он пребывал в какой-то прострации, воспринимая мир сквозь мутную пелену. Что-то слишком много дерьма свалилось на него за один вечер. Сначала эти идиотские подозрения насчет Маринки, потом диск, который случайно нашла Ветка, – диск, вскрывший алмазным скальпелем память тех ужасных лет. Память, оставшуюся на рубцах – глубоко в их душах.

Противно запиликал мобильник. Максим глянул на определитель – звонил Шидлович, его представитель в Сургуте, занимающийся контролем финансовых операций по сбыту нефти. Гендиректор небольшой компании, хозяином которой являлся Долгов.