Отстойник

Я уселся на прежнее место, подтащил к себе чашку с кофе (надо же, налить не забыла. А нервишки-то у нее покрепче, чем пытается показать) и предложил:

— Положи нож и начинай говорить, пока нет жертв.

— А то они начнутся, — добавил Мик и тоже сел, небрежно прислонив ружье к стенке. Ух какое хорошее ружье-то. Классический винчестер времен Первой мировой, даже пылью обрасти не успел… Откуда взялось? Похоже, опять в мое отсутствие приезжала мама и убиралась, как это у нее называется. Или, вернее, шарила по комнатам, стирала защитное пылевое покрытие с найденных вещей и складывала их там, где им, по ее мнению, будет лучше. Однажды я нашел в морозилке обледеневший пистолет. Это она вычитала в каком-то псевдоисторическом бабском романе, что самое благородное оружие — холодное.

Айрин присела нервно — на краешек стола. От тесака далеко не отодвинулась. Неужели серьезно верует в него, как в способ оградиться от неприятностей? Загадочная женская душа. Стоило являться в гости с такими настроениями!

— Это был молодой парень… — замялась, словно бы решая, готовы ли мы к ужасающей реальности ее рассказа. — С мечом?

С мечом? Хм. Не поспешил ли я с предположениями насчет ее нервов? Интересно, а мог ли тот латин прятать под кургузым пиджачком меч? Вряд ли. Да и на молодого парня никак не похож.

— Ты факты излагай, — мягко наставил ее Мик.

— Да их не вдруг и изложишь… Даже для тебя они странноваты, чего уж там, будь это такое кино — плюнула бы в экран и деньги вернуть потребовала, потому что такого не бывает, так что даже не знаю… В общем, я же врать не буду, ты же знаешь! Только пообещайте, что не будете в психушку звонить.

Сейчас помрет от скромности. Или от чего-нибудь более весомого. Я и сам все время влипаю во всякое разное, чего не бывает. А тут из меня еще пытаются сделать слепого агента. Сперва — «в психушку не звони», потом — «сделай то и это, после объясню зачем, а пока просто поверь…» И не успеешь опомниться, как Айрин отбывает на Гавайские острова с чемоданом баксов, а ты остаешься в занюханном калифорнийском городке с копами на хвосте, пулевым ранением, океаном штрафов за неоплаченную парковку и обострением геморроя. Не люблю — ну то есть очень. За само допущение того, что этот фокус тут пройдет, Айрин надо бы перекинуть через колено и лупить по попе, пока она не изложит всю биографию свою и того парня с мечом плюс полный набор неприличных слов на шести устных языках и письменном греческом. Только для этого неплохо было бы, чтобы ее габариты стремились к нормальным. А то еще кто кого перекинет. А ружье, сдается мне, все-таки не заряжено.

— Готовится наврать? — полюбопытствовал Мик. Хотите верьте — хотите нет, а проблески гениальности у него порой случаются.

— Нет, — поспешно отмазалась Айрин. — Просто не знаю, с какой стороны подойти. Такого вы и сами никогда…

— И потому ты нам лапшу вешаешь? Айрин, я либерал, ты ж знаешь. Но вот Мейсон… Он терпением не знаменит.

— Это он прав, — не могу не признать. — Так что выкладывай все по порядку, без поправок на то, что мы видели, а что нет. Мы много чего видели, особенно фон — он в каждой стенке дыру провертеть норовит, «вуайеризм» называется. Так что или излагай сухие факты, или выметайся. Мне проблем хватает с одним парнем в черном.

— Это с которым? — Наивный фон повертел головой и даже заглянул под стол. По сути, ему бы надо выставить обратный ультиматум. А то делает фигни на три смертных казни, а врет на все восемь. Никаких нервов не напасешься.

— Черт побери! — Айрин распахнула глаза так, что, покрась еще волосы в синий цвет, выйдет чудо какая анимашка. — И это называется — друзья?

А что ей, интересно, не так? И вообще — что у женщин за самомнение? С чего она взяла, что, потолкавши одну с фоном гирю, она враз обрела право использовать его, а с ним и меня, в своих темных целях? Мик вообще не способен на чувство признательности. Это надо знать.

Пока Айрин старательно изображала возмущение, в дверь опять позвонили. Ага-ага. Мой друг Панчо Вилья обмозговал ситуацию либо получил соответствующие инструкции от начальства. Не исключено, что теперь он стоит под дверью с большущей пушкой, проклятый гомофоб. А наше ружье Мик не зарядил. И я не зарядил. Не зарядили мы ружье, вот же ведь незадача.

— Теперь-то моя очередь? — мячиком подпрыгнул фон. Ну у него и рожа. От такой латин пробежится до самой исторической родины, благо недалеко. Я прихватил ружье (все лучше, чем ничего) и побрел следом. О, моя утраченная свежесть, буйство глаз, половодье чувств и немалый энтузиазм в избиении непрошеных гостей голыми, можно сказать, ногами! Чего не осталось, того не осталось. Заглянул в патронник. Точно, пусто. Отстой на марше.

Я остался за углом, а Мик, высвистывая что-то наподобие «Интернационала», бодро прошествовал к двери и открыл ее.

— Э-э-э…

Где-то я это уже слышал. И голос знакомый.

— Давай, — потребовал фон Хендман знаменитым хмурым тоном парня, вынужденного под проливным дождем заниматься парковкой велосипедов. На общественных началах, то бишь задарма.

— Чего?..

— Очень смешно. Бабки принес? Давай сюда.

Что-то отчетливо скрипнуло. Латинские мозги?..

— Какие «бабки»?

— Слушай, Энрике, не зли меня.

— Я не Энрике! — Ого, да это прозвучало чуть ли не категорично. Впрочем, оно и понятно. Готов поспорить, что он Рамон.

— Да знаю я, ты Гюнтер Шварцваальден, чемпион мира по бегу с косяком от правосудия. Какая хрен разница? Гони деньги и проваливай.

Скрип-скрип. Чего ж я ему буклет… ему вентилятор надо было впаривать. Где-то тут у меня кулер от процессора валялся — машина-зверь, слона сдует. Хотя самому еще пригодится. Тут порой, знаете, как жарко становится?..

— Эй, амиго! Я тебя не знаю.

Умнеет на глазах. А все чтобы денег не отдавать. Какая все-таки страшная сила — меркантильность.

— Я тебя гоже, — упорствовал Мик, тоже личность до денег жадная. — Уж не хочешь ли ты сказать, что денег не принес? А на хрен тогда явился?

— Мне нужна девка!

Оно совершенно понятно, но, честное слово, при его-то данных надо было соглашаться на «голубого косметолога». Тем более что у того ай-кью зашкаливал. Такой шанс — раз в жизни.

— Вижу-вижу, давно нужна. Так тебе дальше по улице. Вон туда, направо, куда пикап едет, видишь? Восемь миль по прямой до побережья, там девок — попой кушай. При умелом подходе даже и бесплатно, хотя на твоем месте я бы не особо надеялся. Но сперва отдавай мои тридцать сотен.

Это он, пожалуй, хватил. Чтобы не отдавать три тысячи полновесных, хотя и качнутых атакой евры долларов, Рамон запросто пригонит грузовик с полудюжиной обкуренных автоматчиков. Если только он недобросовестный почтовый клерк, пытающийся доставить Айрин извещение о наследстве.

То ли денег у Рамона, правда, не было, то ли он поленился бежать за автоматчиками, а только что-то шурхнуло, а потом — БАЦ! Не успел я вывернуться в коридор, как дверь уже захлопнулась. Что я успел, так это подхватить валящегося на меня латина. Вот еще новости, обниматься с каждым. Держать одновременно и его, и ружье было неудобно, поэтому гостя я уронил.

— И зачем он нам тут?

Мик удивленно похлопал глазами.

— Допросим.

— Допросим мы Айрин. А если за ним сейчас пол-Мексики сбежится?

— Ну, извини, растерялся. Чего он сразу за ствол? Если бы я его туда уронил, он бы чего доброго стрелять начал, когда очухается. А так — чинно и благородно: вот он, вот орудие…

Орудие и впрямь валялось тут же у двери — довольно грозный револьвер с коротким стволом. Из такого я бы не взялся стрелять, иначе как в упор, зато уж если попадет… Меча не видать. И от таких вот доморощенных крутков шарахается наша Айрин? Впрочем, от них ли?.. Немолод наш латин, что отчетливо видно даже через заливающий левую половину лица фиолетовый кровоподтек. Завалил все тесты на бытность кошмаром нашей гостьи.

— Выгрузить? — Мик ухватил латина за пояс и приподнял над полом. Упражнение такое есть — становая тяга. Рамон завис, метя руками и коленями пол.