Страница 34 из 71
«Привратник» положил начало фэнтезийной серии под общим названием «Скитальцы», в которую вошли также романы «Шрам» (1997), «Преемник» (1997) и «Авантюрист» (2000), представляющие собой яркие образы «высокой фэнтези».
Буквально во всех произведениях супруги Дяченко устраивают жесткие этические эксперименты над своими героями. Иногда этические ситуации, в которые помещают их фантасты, просто запредельны. Им приходится совершать нелегкий выбор между любовью и долгом, жаждой мести и состраданием. Нередко Дяченко, в силу имманентно присущего им романтического максимализма, просто не оставляют своим героям шанса на компромисс. В связи с этим справедливым кажется замечание, прозвучавшее в адрес М. и С. Дяченко в биографическом справочнике «Русская фантастика XX века в именах и лицах»: «Временами соавторы слишком увлекаются описаниями тягостных сторон жизни, «пережимают» настолько, что в финальное счастье, победу добра над злом уже не слишком веришь…» В романе «Скрут» (1997) перед Игаром стоит нравственно неразрешимый выбор. Его невеста Илаза стала заложницей беспощадного чудовища Скрута. Игар может спасти невесту, если отыщет женщину, с которой Скрут стремится свести счеты. Может ли он пожертвовать жизнью невинного человека ради спасения любимой?
Вообще, страдания героев — отличительная черта прозы Дяченко. Можно смело утверждать, что их фантастика — продолжение «страдательных» традиций русской литературы.
Роман «Ведьмин век» (1997) открыл качественно новый этап в творчестве киевской пары. Наметился уход от «чистой» фэнтези в сторону социально-философской фантастики с незначительными элементами фэнтези. «Ведьмин век» по жанру близок «science fantasy». Здесь изображен мир, максимально приближенный к современности. Единственное фантастическое допущение: в этом мире сосуществуют новые технологии и нечисть — нетопыри, ведьмы и т. п. В «Ведьмином веке», «Пещере», «Казни» заметно усложнилась стилистика, изменилась и языковая среда. Их проза приблизилась к тому, что называется «магическим реализмом»; красочный, «костюмный» мир фэнтези рухнул, раздавленный жестким незашоренным декадансом объективно существующего мира.
При обилии трагедийных ситуаций ранние тексты Дяченко все-таки несли в целом оптимистический пафос. В «новой» прозе уже иные интонации: с «волшебными сказками» покончено, романтический максимализм уступил место откровенно трезвому взгляду на мир. Если в «Ведьмином веке» или «Пещере» апокалиптические мотивы лишь намечены, то в недавнем романе под «лобовым» названием «Армагед-дом» (2000) с бесподобной психологической достоверностью выписан мир, так сильно смахивающий на наш, в котором каждые 20 лет наступает конец света. Это мощное, психологически и стилистически густое реалистическое полотно с разветвленной системой глубинной символики.
Впрочем, об окончательном уходе соавторов в «махровую социальщину» говорить преждевременно. Марина и Сергей Дяченко — авторы непредсказуемые, смело идущие на эксперимент. Автор этих строк не сомневается, что киевские фантасты еще не раз удивят читателей. Марина и Сергей Дяченко принадлежат к той редкой породе современных фантастов, которые всегда находятся в пути.
Как писали сами авторы: «Не беда, если душа выжжена солнцем, — страшнее, если ее опустошило пожарище. Не беда, если не знаешь, куда идешь, — хуже, когда идти уже некуда. Вставший на путь испытаний не сойдет с него, даже пройдя до конца…
Ибо путь бесконечен».
БИБЛИОГРАФИЯ МАРИНЫ И СЕРГЕЯ ДЯЧЕНКО
(Книжные издания)
1. Привратник. — Киев: Полиграфкнига, 1994.
2. Ритуал: Сб. — Киев: КРАНГ; Харьков: Фолио, 1996.
3. Скрут. — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1997.
4. Ведьмин век. — СПб.: Азбука, 1997.
5. Привратник. Шрам. — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1997.
6. Преемник. — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1997.
7. Пещера. — СПб.: Азбука, 1997.
8. Казнь. — М.: ACT, 1999.
9. Корни камня: Сб. — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999.
10. Армагед-дом. — М.: ОЛМА-Пресс, 2000.
11. Авантюрист. — СПб.: Северо-Запад Пресс; М.: ACT, 2000.
Ян Ларс Йенсен
ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ ОРНИТОПТЕРА
Кроха Реджи топал по лужайкам поместья Фростов, а его нянька тащилась рядом, пуская мыльные пузыри. В этот день ей выдали в стирку двойную порцию грязного белья и велели приглядывать за мальчонкой, пока господин занят важными делами, научным прогрессом, славой Британии и военным превосходством армии Ее Величества. Няньке надоело стирать. И она оставила эту докуку — якобы для того, чтобы Реджи подышал воздухом, — прихватив в ковшике мыльной воды. Она пускала пузыри, чтобы мальчонка ловил их. Радужные шарики летели в сторону толпы джентльменов, производящих невероятный шум.
И какое же зрелище открылось обоим, когда они одолели подъем на вершину холма: на зеленых ухоженных лужайках, как столбы, торчали облаченные в строгие костюмы мужчины, между коих находился и ее господин, Эдвард Фрост. Пребывая в невозмутимом спокойствии, они умножали собой число древесных вертикалей пейзажа — вязов, осин, кедров, — над которыми главенствовал огромный дуб, служивший центром всеобщего сосредоточения. И в какой же век вступало тогда человечество, какое же было время, что почтенные мужи могли застыть на месте, покоряясь видению не более реальному, нежели детские мечты.
На лужайке грохотала паровая машина; отходившие от нее шатуны тянулись ко второй хитроумной штуковине — подвешенному к дубу аппарату, распростершему огромные, покрытые перьями черные крылья, машущие и громадные, вполне похожие на птичьи, только величина их и размах скорее свидетельствовали о дерзновенности мечтаний людей, изготовивших эти предметы — да, изготовивших, — потому что даже совершенно не обученная девица смогла заметить: биение крыльев связано с толчками, производимыми паром.
Неужели это и есть сердцевина механической птицы? И люди соорудили все это? Уж не спят ли они?
Завороженный хитроумной штуковиной крошка Реджи качнулся на месте; они оказались так близко, что могли даже ощутить движение воздуха от взмахов крыльев.
Ну а джентльмены в парадных костюмах лишь взирали на крылатый механизм, воздерживаясь от комментариев.
Все вокруг погрузились в раздумья. Наступил век высоких надежд, и мечты отца Реджи, Эдварда, имели полное основание воплотиться в жизнь.
Человек обязан летать. Королевское аэронавтическое общество (КАО) проголосовало «за». Споры шли о способе полета.
Мнения менялись в зависимости от результатов, показанных очередной моделью, созданной в Англии или на континенте. Впрочем, в конце концов, КАО склонилось к идее жесткого крыла. Сэр Джордж Кейли начал и завершил свои пионерские исследования полета аппарата с фиксированными крыльями, приводимого в движение от постороннего источника энергии. Такую машину назвали аэропланом, и впечатляющие результаты, полученные в последнее время на планерах с жестким крылом, заставили членов КАО обратить свои симпатии к подобного рода устройствам.
Однако Эдвард Фрост придерживался иного мнения.
Человек должен летать — несомненно. Но неужели при этом люди проявят глупость и отвернутся от самим Богом дарованного образца? Птицы, прекрасные птицы… Общество непременно воспользуется столь превосходным примером, и, поняв это, Эдвард соорудил орнитоптер с приводом на крылья.