Страница 24 из 71
Дым задержался ненадолго, чтобы проговорить слова Последней Речи, завещанной Лидером для погребения. За длинный день, — а он шел, не останавливаясь, до самого вечера — ему пришлось проговорить эту Речь несколько десятков раз. Его губы растрескались, но он повторял ритуальные слова полностью, без сокращений.
Вечером он не смог есть. Напился из бочки с дождевой водой, которая больше никому не понадобится. И заснул в какой-то роще, справедливо рассудив, что если его выследили волки — толку от ночного бодрствования все равно не будет.
Он проснулся оттого, что кто-то дышал над его лицом. И, открыв глаза, почти не удивился, увидев прямо перед собой серую морду.
Волчонок отступил на шаг. Он был, вероятно, совсем еще мал — ростом меньше Дыма. Живот волчонка подобен был тугому мячу: щенка недавно накормили, и накормили пресытно.
Дым огляделся. Если взрослые родичи волчонка и обретались где-то поблизости — они пока ничем не давали о себе знать.
Дым понял, что ему почти не страшно. Противно — да. А страха не было.
Он встал в полный рост; волчонок неуверенно шевельнул хвостом. Возможно, он впервые в жизни видел пищу целиком — и самостоятельно передвигающуюся. Возможно, он был удивлен. Возможно, он хотел поиграть.
— Пожиратель мяса, — сказал Дым. В его представлении это было самое изощренное, самое грязное ругательство.
Волчонок удивился еще больше. Он никогда не слышал, чтобы мясо издавало упорядоченные звуки.
— Пшел вон! — Дым шагнул вперед. При нем не было ни камня, ни палки, но волчонок натолкнулся на его взгляд — и отчего-то струсил. Качнулись ветки, посыпалась роса — и снова тихо, только сердце Дыма колотилось, и прыгал на груди круглый значок с изображением Дивы Донны, который Дым перед походом решил не снимать.
Прошло десять минут, а Дым все еще был жив.
Прошел час, и прошел день. Пропитанные спецсоставом сапоги порвались, Дым сбросил их и дальше пошел как придется — где на двух ногах, а где и по-простому. Но он был жив, граница осталась позади и сбоку, лиственный лес сменился хвойным, и все говорило о том, что цель близка…
Только на закате Дым понял, что за ним идут.
Непонятно, каким образом ему это открылось — однако уже через минуту после первого подозрения пришла уверенность, и такая, что холод прошел по коже и сам собой подобрался живот.
Не оглядываясь, он побежал. Откуда только силы взялись; он шел весь день, он смертельно устал — но теперь несся, как молоденький, перепрыгивая через камни и кочки, и через несколько минут сумасшедшего бега редкий лес остался за спиной, а впереди раскинулась каменистая неровная степь, и Дым ринулся вперед — по склону вверх.
Его преследователи тоже вынырнули из леса. Дым не видел их, но спиной ощущал, как сокращается расстояние. И уже понимая, что обречен, бежал из последних сил, падал на четвереньки, рвался вперед и вверх, пытался спасти свою жизнь, как спасали ее с разной степенью успеха поколения его предков.
А потом — погоня уже была в нескольких мгновениях от его горла — взвизгнул воздух над головой, и долетел до ушей негромкий хлопок. И сразу же — Дым все еще бежал — преследования не стало. Он пробежал еще несколько шагов и упал на траву, и лежал, обмирая, воображая круглый значок «Дива Донна» в куче окровавленных костей, но ничего не происходило, опасности не было. Тогда Дым поднял голову и осмотрелся.
Поблизости — никого. А далеко, уже у самого леса, скользили по траве одна большая волна и две небольших — уходили, не оглядываясь, волки.
Совсем рядом трава была примята и пахла кровью. Дым поднялся на трясущиеся от усталости ноги, приблизился, глянул…
Волк был чудовищен.
И волк был мертв; в груди его зияла дыра, в которую Дым мог бы просунуть кулак.
Если бы ему удалось преодолеть ужас перед мертвым, но оттого не менее страшным пожирателем мяса.
На другой день он увидел местных обитателей. Следы их пребывания попадались ему уже давно, от самого пригорка с мертвым волком, но их самих воочию видеть не пришлось до самого полудня.
Сперва в шелест травы и дыхание ветра вплелся далекий звук. Мелодично, с неравными промежутками звякали колокольчики. Один, другой, третий…
А потом, поднявшись на очередной холм, Дым увидел внизу спокойно бредущую толпу. Издалека идущих не отличить было от прохожих на площади или от поклонников Дивы Донны, по-простому идущих на концерт из поселка в поселок. Разве что поклонники Донны не носили колокольчиков…
Дым стоял, почему-то не решаясь тронуться с места. Толпа, не замечая его или не обращая на него внимания, обтекала холм…
Дым преодолел себя. Понемногу, по шагу, приблизился.
Первое, что поразило его — запах. Похоже, что люди… существа, составлявшие толпу, никогда не мылись.
— Эй, — сказал он хрипло. Несколько голов повернулось в его сторону, остальные продолжали рвать траву, росшую прямо под ногами.
Дым остановился снова. Взгляды; на него смотрели безмятежные, ничего не выражающие, сонные глаза.
— Эй, — повторил Дым просто от страха. Потому что в этот момент он испытал ужас, какого не испытывал даже во время погони. Даже за минуту до неминуемой, казалось, смерти…
Из толпы выбрел один, покрупнее прочих, в космах нечистой свалявшейся шерсти. Вожак; на шее его болтался медный колокольчик, чуть поменьше того, что украшал собой жилище Дымового советчика.
Вожак остановился перед Дымом, смерил его с головы до ног мутным взглядом, в котором, как показалось Дыму, все-таки мелькнул проблеск мысли. Наклонил голову, расправил плечи, как бы демонстрируя силу и предлагая новоприбывшему, если он того желает, оспорить звание вожака в немедленном поединке…
— Нет, — Дым отшатнулся.
Вожак, удовлетворенный его отступлением, побрел дальше. Низко, мелодично звякал колокольчик.
Они были целиком и полностью счастливы. За несколько дней пребывания в их обществе Дым освоил нехитрый язык жестов, запахов, прикосновений и звуков, с помощью которого эти существа общались между собой.
Самки иногда проявляли к Дыму интерес, самцы, опять-таки иногда, — враждебность; большая часть новых соседей не испытывала по отношению к Дыму никаких чувств. Почти всем нравилось, когда Дым с ними разговаривал — но два-три самца страшно раздражались при звуке речи.
Никто не понимал ни слова.
Стадо (а сообщество странных существ было именно стадом) медленно двигалось по степи, никем не направляемое и никем не сдерживаемое — так, во всяком случае, казалось на первый взгляд. Никто никому не указывал, что делать и как себя вести; травы было вдоволь, у травы был отменный, богатый оттенками вкус, и Дым, как бы он ни был удручен и озабочен, не мог не оценить его.
Детей в стаде не было, однако многие самки явно готовились к появлению потомства. Несколько раз Дым видел в небе хищных птиц — но они кружили недолго и вскоре куда-то исчезали. Ни намека на существование волков Дым не встретил за все время, проведенное в стаде.
Не раз и не два он собирался отстать от общей толпы и двинуться дальше в поисках Хозяев, однако всякий раз что-то удерживало его. Дым боялся себе признаться — но пребывание в стаде, пусть тупом и смрадном, давало ему давно позабытое чувство покоя и безопасности.
Спустя несколько дней они встретились посреди степи с другим стадом. То было поменьше и двигалось, кажется, побыстрее. Недолго думая, Дым оставил старых товарищей ради новых, которые, впрочем, ничем почти не отличались, разве только цветом шерсти…
Сперва последовал знакомый уже ритуал знакомства с вожаком. А потом неожиданно девушка, тонконогая, совсем молоденькая, заняла место справа от Дыма и пошла рядом, время от времени кося темнокарим глазом.
«Самка», — говорил Дым про себя.
Девушка.
— Послушай, — сказал он шепотом.
Она встревожилась.
— Хорошая… Хо-ро-ша-я, — сказал он одними губами. — Ты слышишь?
Она чуть улыбнулась. Чуть-чуть. А возможно, Дыму померещилась ее улыбка.
Так, бок о бок, они брели весь следующий день. Дыму было приятно срывать для нее самые душистые, самые сладкие соцветия. Ему казалось, что всякий раз, принимая подарки, она улыбается уголками рта. Чуть-чуть.