Снежные псы

Короче говоря, все из-за психов. Они, психи, во всем виноваты. Мощь их больного сознания породила весь этот бред без конца и края. Они болеют, а мы страдаем. И ванхолловская машина не двери открывает, а материализует безумие, вот и все. Не верю я в Страну Мечты, нет дороги в Эльдорадо, так и запиши.

Что? Карты? Придуманные карты ведут к непридуманному безумию.

Я? У меня амнезия. Знаешь, вот все это… ну, что вокруг… из-за моего удара по голове. Сам я лежу где-нибудь в Коврове, в перманентной коме, а весь этот хлам – просто закупорка сосудов головного мозга.

Что? Да, ты тоже. Ван Холл? Иван Халабудов, главврач хирургии мозга, отек левого полушария.

Увековечивай, давай. Проект «Пчелиный Волк», мама-дорогая, проект «Двина», в гоголь-моголь его, в гоголь-моголь…

Глава 3

Стаи зеленых собак

Через час уже на Центральной площади мы разбирали утренние приключения.

– Ползите ко мне! – велел я.

Троица поползла. И выглядела как полагается – униженно.

– Так-так… – произнес я страшненько. – Тык-тык…

Распластались на снегу. Хвосты прижали, глаза потупили, выглядят убого. Особенно добавляют убожества ошметки соплей, висящие по бокам, на гребнях панциря, на лапах, вообще везде. Обгадившиеся и запутавшиеся в тухлой морской капусте тюлени. Это мне нравилось.

– Вы похожи на обделавшихся тюленей, – сказал я с наивозможнейшим презрением. – Знаете, я вас запишу в труппу, в бродячий цирк. Днем вы будете тащить тяжелые телеги без колес, а вечером развлекать гномовских ребятишек огненными фокусами – на большее вы ведь не способны. Только плеваться напалмом и кидаться снегоходами. Никакой фантазии…

Я сокрушенно вздохнул. Не, можно было похвалить хитроумного Хорива, но хвалить бойцов нельзя, это непедагогично. Бойцов надо ругать и поносить, чтобы они не распускались особо.

– Знаете, я, пожалуй, на самом деле продам вас гномам, – вздохнул горестно я. – А зачем вы еще нужны, бестолковые?

Троица тоже вздохнула, выпустив пара столько, что вполне можно было в баню сходить.

– Гномы из вас баню сделают, – повернулся я к горынам спиной. – Знаете, что такое баня?

Слово «баня» я произнес зловеще.

– О, баня… – продолжал я. – Ты!

Я ткнул пальцем в Щека.

– Ты будешь грызть дрова. С утра до вечера. Грызть дрова, грызть дрова, грызть дрова…

Щек скрежетнул зубами.

– Ты!

Я указал пальцем на Кия.

– Ты будешь кипятить воду. С утра и до вечера. В огромных глиняных горшках. До тех пор, пока у тебя не сгорят легкие.

Кий попятился.

– Ты!

Дошла очередь и до Хорива.

– Тебе достанется самая горшая участь, – ухмыльнулся я. – Тебя будут… каждый день чесать. Соскабливать чешую и делать из нее скребки для пяток. Тебя переделают на мочалки!

Хорив отвернулся.

Хорошо, подумал я. Перепуганы. Но надо их дожать.

– Сидеть! – завопил я как можно громче, так, что даже стекла в окрестных домах звякнули.

Троица грохнула панцирями и послушно села. Как собаки, честное слово.

Кто бы мог подумать, что горыны похожи на собак? Нет, не внешностью, конечно, она у них вполне монструозная. Не внешностью, а характером. Характером, повадками и привычками. Они даже чешутся, как собаки! Задней лапой за бок или за ухо, и давай наяривать, только чешуя отскакивает. Ее, кстати, на самом деле можно в скребки переделывать. Наш Яша, например, вообще в плену предрассудков пребывает: чешую собирает и вяжет из нее кольчугу. Иногда даже сам горынов специально вычесывает. А те балдеют. Еще любят, чтобы им за ухом щекотали – граблями. Валяться еще любят, играть. На Луну, правда, как собаки, не воют, но зато смотрят. С грустью в своих разноцветных глазах.

Я вот думаю: может, собаки от них и произошли? Все же от кого-то произошли, это даже в учебниках пишется. Крот и слон с генетической точки зрения – почти одно и то же. Человек же с дождевым червем совпадает больше чем наполовину. А вообще я где-то читал, что бывает не только эволюция, то есть совершенствование видов по мере их развития, но и обратный процесс. Инволюция, кажется, называется. Это когда из сибирского волка через три тысячи лет получается тойтерьер или пекинес какой уродливый. Типа вырождение. Так вот, может, собаки тоже от драконов произошли? Постепенно выродились, утратили крылья, огнем пуляться перестали, а привычки, то есть инстинкты, все те же.

– Как сидите? – снова рявкнул я. – Сидеть правильно, идиоты!

Выровнялись.

Я заложил руки, осмотрел.

– Смирно!

Лязгнули пластины панцирей. Все правильно. Хвост прижат ко льду, морда свирепо оскалена, правая передняя лапа поднята и полусогнута. Уши торчком, гребни встопорщены, крылья приподняты за спиной. Звери войны, убийцы. Здорово. Мощно. Так мощно, что у меня каждый раз мурашки по спине пробегают.

Это вообще-то я придумал. Когда «смирно» – то так, когда «лежать» – на брюхо, крылья прижать, хвост вверх, уши вниз. Когда вольно, можно лечь свободно и пасть закрыть. Хорошо бы, конечно, какого-нибудь оружия на них навесить. Перец обещал подумать. А чего тут, собственно, думать? Каждому прицепить по два бластера и по вакуумной бомбе – и можно штурмовать Капитолий…

Что-то я на Америку обижен в последнее время. Из-за тушенки ихней. Перец прижимист, вкусную тушенку и другую еду зачем-то бережет, хотя ее полно тут, а на стол выставляет американскую – нашел склад с гуманитарной помощью. Ассортимент же этой помощи небогат: говядина в квадратных банках и сухие гамбургеры в пакетах из фольги. Все для американской армии, и есть это нелегко. И чем дольше я это ем, тем больше Америку не люблю. Потому идея устроить налет на президента, рыбачащего в русле Потомака, кажется мне вполне здравой. От американских консервов суровость здорово повышается.

Вот я и поглядел сурово на эту троицу горынов.

– Распустились… Разболтались… Расслабились… А здесь вам, между прочим, не Миннесота! Здесь вам не тут! Здесь надо быть готовым отразить! Вот ты готов?

Я ткнул пальцем в нос Хорива.

Хорив заволновался, заюлил глазами, заперебирал лапами, выпустил из ноздрей струи пара. Драконий выдох сконденсировался, замерз, осыпался на лед звонким бисером.

– Не сметь дышать, когда разговариваешь с командиром! – рявкнул я.

Хорив замер. Нет, мне определенно нравится командовать. И во мне определенно талант. Я такой, доложу вам, зоопсихолог… Только держись!

– Так мы вообще неизвестно до чего докатимся, – продолжал я. – Так мы скатимся в варварство. А у нас с вами впереди много дел. Вы же ведете себя так… так…

Горыны были недвижимы. Издали их вполне легко можно было спутать со снежными фигурами – тоже белые, будто отлитые из подкрашенного молоком льда. Даже глаза, кажется, замерзли.

– Вы ведете себя недопустимо! Вы… вы позорите высокое звание российского дракона!

Ну, тут я немного заговорился, как-то не в тему пошло. При чем здесь высокое звание российского дракона? Посему пришлось снова заорать:

– Смир-рна!

Снова лязгнула броня. Снова образовался должный порядок. Я, кстати, помучился, пока они научились. Зато сейчас красота. Жаль, что не могут ответить: «Есть, сэр!» Надо будет научить приветственно щелкать зубами. Хорошая идея!

Я принялся ходить туда-сюда мимо морд. Морды висели над землей, каждая выше моей головы чуть ли не на полметра. Глаза у всех одинаковые, в смысле размера. Размер апельсина, но не круглого, а плоского. Приплюснутого, короче, апельсина. Цвет вот разный. Цвет мне вообще нравится – необыкновенный. Перец говорит, что это спектр звезд. Каждая звезда своего цвета, причем редкой пронзительности.

У Щека глаза оранжевые, по краям переходящие в синеву. Как будто они еще внутрь головы продолжаются.

У Кия – зеленые. Не глубокого изумрудного цвета, не хищного кошачьего, а скорее салатового, цвета молодых побегов. Самый хитрый цвет. Если долго глядеть в салатовые пространства его глаз, начинаешь немножечко отключаться. Кий этим пользуется. Смотрит на Яшку, тот входит в коматоз, и Кий ворует у него сушеные груши и орехи. А однажды полмешка сахара вылизал. Яшка рассвирепел, давай лупить Кия половником, да только без толку все – половником-то его не прошибешь, тут ракетная установка нужна.