Страница 20 из 74
— Да, — подтвердил Лако таким тоном, что я все понял.
— Санд не выпустит ее с Колхиды, — сказал я. — Побоится, что Комиссия отберет у него планету. — А я-то передал статью о Комиссии именно затем, чтобы его напугать… — Эти люди ничего не смогут сделать. Не решатся доверить Колхиду компании детишек, которые тащат в рот все, что ни попадя.
— Я знаю, — согласился Лако.
— Он отравил археологов, — сказал я и обернулся посмотреть на принцессу, на прекрасное лицо, которого до сих пор не видел и которое, наверное, омрачала древняя печаль.
Санд убил археологов, а когда вернется с севера со своим войском, то убьет и нас. И уничтожит принцессу.
— Где твой передатчик? — спросил я.
— У Санда.
— Значит, он знает, когда прибудет корабль. Мы должны увезти ее отсюда.
— Да, — согласился Лако. Выпустил из пальцев сине-белую бахрому и захлопнул дверцы холодильника.
— Выпусти меня из клетки, — сказал я. — Я тебе помогу. Что бы ты ни собрался делать, можешь на меня рассчитывать.
Лако изучал меня долгим, пристальным взглядом.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Но не сейчас.
Задолго до того, как Лако меня выпустил, стало темно. Он бродил по палатке. В первый раз вытащил лопату из кучи инструментов. Во второй раз открыл холодильник, чтобы достать ампулы для инъекций. В третий добыл откуда-то моток электрических проводов. Я в это время бесился в клетке.
В конце концов Лако смилостивился и отпер клетку.
— Надо передвинуть холодильник, — сказал он. — Поставим к задней стене палатки, чтобы погрузить на корабль сразу же после приземления.
Я подошел к электрическим кабелям и принялся распутывать их, не спрашивая Лако, откуда они взялись. Один из них был похож на провод от аппарата искусственного дыхания Эвелин. Мы соединили их все в длинный шнур, и Лако отключил холодильник. При этом, зная, что он всего-навсего собирается присоединить к холодильнику длинный провод и снова включить его, что вся процедура займет не больше тридцати секунд, я изо всех сил вцепился в этот провод. Лако осторожно включил холодильник, опасаясь, что от этого вырубится свет, но лампы даже не мигнули.
Правда, свет слегка потускнел, когда мы с двух сторон подняли холодильник и потащили. Ноша оказалась легче, чем я предполагал. Когда мы пронесли холодильник через ближний ряд ящиков, я понял, чем занимался Лако без меня. Он передвинул столько контейнеров, сколько сумел, На восточную сторону палатки, выстроил их у стенки, оставив проход, достаточно широкий, чтобы пронести холодильник, и расчистил для него место. Еще он провел туда свет. Удлинителя не хватило, и нам пришлось поставить холодильник в нескольких метрах от стенки палатки — впрочем, довольно близко. Только бы корабль прилетел вовремя.
— Санд уже здесь? — спросил я.
Лако направился в центр палатки; я стоял и раздумывал, стоит ли идти за ним. Не хотелось снова сидеть в клетке и в конечном счете стать легкой добычей воинов Санда. Лако остановился и спросил:
— У тебя есть магнитофон? — Он смотрел на меня в упор.
— Нет, — ответил я.
— Мне нужно, чтобы ты записал свидетельские показания Эвелин,
— объяснил он. — Они понадобятся, если того потребует Комиссия.
— У меня нет магнитофона, — повторил я.
— Я не стану больше запирать тебя, — пообещал Лако. Сунул руку в карман и бросил мне висячий замок от клетки. — Если не доверяешь мне, можешь отдать это бейе Эвелин.
— На переводчике есть кнопка записи, — сознался я.
И мы пошли к Эвелин. Она сказала, что это было Проклятие, и я ей не поверил. И тогда появился Санд.
Казалось, Лако не беспокоило то, что Санд разбил лагерь на горном хребте прямо над нами.
— Я вывернул все лампочки, — сказал он, — и они не могут увидеть, что здесь делается. К тому же я положил на крышу брезент. — Он сидел спиной ко мне рядом с Эвелин. — У них есть фонари, но воины не отважатся спускаться с хребта ночью.
— А что будет, когда взойдет солнце? — спросил я.
— Думаю, корабль уже на подходе, — ответил Лако. — Включай магнитофон. — Он наклонился к Эвелин и сказал: — Эвелин, теперь у нас есть магнитофон. Ты должна рассказать, что случилось. Ты можешь говорить?
— Последний день, — сказала Эвелин.
— Да, — подтвердил Лако. — Сегодня последний день. Завтра утром прибудет корабль и заберет нас домой. Мы отвезем тебя к врачу.
— Последний день, — повторила она. — В гробнице. Выносили принцессу. Холодно.
— Я не расслышал последнее слово, — сказал Лако.
— Похоже, «холодно», — сообщил я.
— В гробнице было холодно, да, Эви? Ты это хочешь сказать?
Она попыталась покачать головой.
— Кола, — сказала она. — Санд. Там. Наверное, хотели пить. Кола.
— Санд угощал вас колой? Кола была отравлена? Он таким образом отравил всю группу?
— Да, — сказала она, и ее «да» прозвучало, как вздох, словно именно это она все время пыталась нам сказать.
— Какой яд, Эвелин?
— Кро…
Лако бросил на меня быстрый взгляд.
— Она сказала «кровь»?
Я покачал головой и посоветовал:
— Спроси еще раз.
— Кровь, — отчетливо произнесла Эвелин. — Хран…
— О чем она говорит? — спросил я. — Укус кхрана не может убить. От этого даже не заболеешь.
— Да, — ответил Лако, — если это один укус. Вопрос в дозе. Я видел нечто подобное — замещение структуры клеток, мумификация. В древности бейи употребляли концентрированную кровь, зараженную кхранами, для бальзамирования трупов. «Берегись Проклятия королей и кхранов». Как по-твоему, Санд сам додумался до этого?
Может быть, и нет, размышлял я. Возможно, он всегда владел этим ядом. Может, его предки, высадившись на Колхиде, были так же любознательны, как и бейи, у которых они собирались отнять планету. «Покажите, как происходит процесс бальзамирования», — могли попросить они, а потом, осознав, какие выгоды это сулит, сказали умнейшему из бейев, совсем как Санд сказал Хауарду, и Эвелин, и остальным археологам: «Выпей колы. Ты ведь хочешь пить».
Я подумал о прекрасной принцессе. И об Эвелин. И о бейе Эвелин, которая сидела перед керосиновой лампой, ни о чем не подозревая.
— Это заразно? — был мой последний вопрос. — Кровь Эвелин тоже ядовита?
Лако заморгал, будто не сразу понял, о чем я спрашиваю.
— Думаю, только если ее выпить, — сказал он через минуту. Посмотрел на лежащую Эвелин. — Она просила меня отравить бейю. Но я не сумел понять как следует. Это было до того, как ты появился здесь с переводчиком.
— Ты бы сделал это? — спросил я. — Если бы знал, какой это яд, знал, что ее кровь ядовита, ты бы убил бейю, чтобы спасти сокровища?
Лако не слушал меня. Он смотрел вверх, на кусок крыши, не прикрытый брезентом. Рассеянно спросил:
— Уже светает?
— Только через час.
— Нет, — после паузы сказал Лако. — Я бы совершил все, что угодно, только не это. — В его голосе была такая тоска, что я почти не услышал слов.
Он сделал Эвелин еще укол и погасил лампу. Спустя несколько минут сказал:
— Осталось еще три дозы. Утром введу Эвелин все, что осталось.
Я подумал, что, наверное, он смотрит на меня так же, как тогда, когда я сидел в клетке — прикидывая, можно ли мне довериться.
— Это убьет ее? — спросил я.
— Надеюсь, да. Мы не сумеем ее увезти. Никак не сумеем.
— Понимаю, — сказал я, и мы долго сидели в темноте и молчали.
— Два дня, — произнес он наконец, и в голосе звучала все та же тоска. — Инкубационный период длился только два дня.
Потом мы сидели молча, дожидаясь, пока взойдет солнце.
Когда оно взошло, Лако отвел меня в бывшую комнату Хауарда, где в пластиковой стене, выходившей на горный хребет, было прорезано окошко с клапаном, и я увидел, что он сделал. Воины Санда выстроились на вершине хребта. Они были так далеко, что я не мог разглядеть «клубки змей» на их лицах, но знал, что они смотрят вниз, на палатку и на землю перед ней, где были в ряд уложены трупы.
— Давно они там лежат? — спросил я.