Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 74

Лако, выпрямляясь. — Они спускались в гробницу. Надеюсь, ты это записал?

— Нет. — Я нажал кнопку «стереть». — Она все еще под воздействием дилаудида. Когда начнет говорить осмысленно, запишу.

— Комиссия решит в пользу Санда, — сказал Лако. — Хауард клялся, что они не входили в гробницу, а ждали Санда.

— Какая разница? — возразил я. — Эвелин погибнет и не сможет свидетельствовать на слушаниях комиссии. Да и нас не будет, если Санд со своими солдатами окажется здесь раньше, чем придет корабль, так что какая, к дьяволу, разница? И сокровищ тоже не окажется, когда сюда доберется Комиссия… зачем же записывать?

— Но если в гробнице все-таки что-то присутствовало? Если это вирус?

— Ерунда, — отмахнулся я. — Санд их отравил. Если это вирус, почему не заболела бейя? Ведь она находилась с ними в гробнице, правда?

— Быстро! — произнес кто-то, и мне на мгновение показалось, что говорит Эвелин. Но это оказалась бейя. Она вбежала в комнату, расплескивая воду из бутылки.

— Что случилось? — спросил Лако. — Прибыл корабль?

Бейя схватила его за руку.

— Быстро! — выпалила она снова и потащила его за собой по длинному залу, забитому контейнерами.

— Быстро, — как эхо, повторила Эвелин.

Я подошел и наклонился над гамаком. Во тьме почти не было видно ее лица; это облегчало задачу. Заставив себя разжать кулаки, я сказал:

— Это Джек, Эвелин. Я, Джек.

— Джек, — повторила она.

Звуки были почти неразличимы, хотя Лако прицепил микрофон к пластиковой ткани у самой шеи Эвелин. Она быстро слабела и снова начала хрипеть. Ей был необходим укол морфия. Тогда станет легче дышать, но если дать морфий сразу после дилаудида, она вырубится.

— Я передал записку Санду, — сказал я, наклоняясь, чтобы расслышать ответ. — Эвелин, что было в записке?

— Джек, — выговорила она. — Какой сегодня день?

Пришлось задуматься. Казалось, я пробыл здесь несколько лет.

— Среда.

— Завтра, — произнесла она. Закрыла глаза и облегченно вытянулась.

Я не собирался ничего из нее выуживать. Надел пластиковые перчатки, открыл коробку с принадлежностями для инъекций. Морфий отключит Эвелин через несколько минут, она освободится от боли и, может быть, придет в себя.

Ее рука свешивалась с койки. Я придвинул лампу поближе и стал искать место для укола. Всю руку покрывала сеть белых наростов, похожих на пчелиные соты; некоторые выступали над кожей сантиметра на два. С тех пор как я впервые увидел Эвелин, наросты стали мягче и толще. Тогда они были тонкими и острыми, словно бритва. Не могло быть и речи о том, чтобы отыскать вену, но я заметил, как от тепла керосиновой лампы небольшой участок кожи на предплечье стал податливей, пятигранные соты почти исчезли, и мне удалось ввести иглу.

Я дважды тыкал иглой, наконец в ямку вокруг места укола потекла кровь. Несколько капель упало на пол. Я огляделся, но вытереть кровь было нечем — еще утром Лако использовал остатки ваты. Пришлось воспользоваться страничкой из блокнота.

Вернулась бейя — нырнула мне под локоть, держа кусок пластиковой ткани. Я сложил бумажку, бросил на пластик. Бейя осторожно, чтобы не касаться крови, свернула ткань, соорудив подобие пакета. Я молча наблюдал за ней.

— Джек, — выговорила Эвелин, — ее убили.

— Убили? — переспросил я, выключив запись. — Кого убили, Эвелин?

— Принцессу. Ее убили. Из-за сокровищ.





Сказывалось действие морфия. Речь стала внятной, но Эвелин явно несла чушь. Никто не убивал принцессу, она умерла десять тысяч лет назад. Я нагнулся пониже.

— Эвелин, что было в записке, которую ты мне дала, чтобы я отнес Санду?

Свет включился. Она прикрыла лицо рукой, словно хотела спрятаться.

— Убили бейю Санда. Должны были. Чтобы спасти сокровища.

Я взглянул на маленькую бейю. Она все еще держала пластиковый сверток, вертела туда-сюда. Руки ее казались грязными.

— Никто не убивал бейю, — возразил я. — Вот она.

Эвелин уже не слышала меня. Рука, закрывавшая лицо, расслабилась и соскользнула на грудь. Там, где рука прижималась ко лбу и щеке, на восковой коже остались глубокие отпечатки. Пятигранные соты на пальцах разгладились, и стало заметно, до чего она исхудала — кожа обтягивала косточки.

Эвелин открыла глаза и отчетливо произнесла:

— Джек… — В ее голосе сквозила такая безнадежность, что я выключил переводчик. — Слишком поздно…

За моей спиной появился Лако, поднял полог и требовательно спросил:

— Что она говорит?

— Ничего, — ответил я, стащил с себя пластиковые перчатки и бросил их в ящик, куда мы отправляли все, чего касалась Эвелин. Бейя вертела в руках сверток с бумагой, испачканной кровью Эвелин. Я забрал сверток и тоже кинул в ящик. — Бредит. Я сделал ей укол. Корабль здесь?

— Нет. Но здесь Санд.

— Это Проклятие, — произнесла Эвелин.

Но тогда я не поверил.

К тому времени когда пришло сообщение от Лако, я уже накатал восемь столбцов о Проклятии и вместе с группой Лиси был на полпути через бесконечную пустыню на Колхиде. У меня как раз иссякли истории о невероятных находках группы, представлявших собою два глиняных горшка и кучку черных костей. Два горшка — это больше, чем группа Хауарда обнаружила в Спайни за пять лет, и меня донимали по прямой линии связи, чтобы я уехал на ближайшем рейсовом корабле.

Я не думал, что они станут держать Брэдстрита на планете столь долго. Если кто-нибудь найдет сокровище, за которым все гоняются, на Колхиде тут же обнаружится «горячая линия» и первой передаст сногсшибательные новости. А пока можно публиковать хорошие репортажи, из которых — когда состоится наконец событие века — будет видно, что я в надлежащее время оказался в надлежащем месте. Поэтому я помчался на север, чтобы сварганить репортаж о ерундовом побоище между сугундули, а оттуда — к группе Лиси.

Когда иссякла тема горшков, я принялся писать о Проклятии.

Собственно, никакого особого Проклятия не ощущалось — ни убийств, ни лавин, ни таинственных огней, — но каждый раз, когда кто-то подворачивал ногу или кого-нибудь кусали кхраны, я выжимал из этого «события» по меньшей мере четыре столбца.

После появления первой статьи, озаглавленной «Проклятие королей», Хауард прислал мне через Спайни такое послание: «Проклятие должно быть в том же месте, что и сокровище, Джек!».

Я ответил: «Если сокровище там, почему же я торчу здесь? Найди что-нибудь, чтобы я мог вернуться».

Ответа я не получил, группа Лиси больше никаких костей не обнаружила, так что мне пришлось снова расписывать «проклятие». С десяток камней скатились с лавового хребта, когда под ним проходили люди Лиси. Я озаглавил статью «Таинственный камнепад» и как раз скармливал ее аппарату «горячей связи», когда услышал зуммер сигнального устройства, подключенного к передатчикам консула. Репортерам «горячей линии» не полагается влезать в официальные передатчики; и Лако, консул в Спайни, сделал все возможное, дабы это Пресечь, но у «горячей связи» есть множество каналов, так что во время путешествия с Лиси у меня хватило времени, чтобы перепробовать все.

Это был приказ космическому кораблю, снабженный кодом «Срочно!». Рейсовый корабль ушел только месяц назад, и Лако не мог его дожидаться. Мне стало ясно: что-то нашли.

Я отправил статью. Затем по планетной связи послал Хауарду запрос: «Нашли что-нибудь?». Ответа не было. Тогда я пошел к археологам, спросил, не нужно ли им чего в базовом лагере? Мол, собираюсь туда: отремонтировать одну из моих схем. Составил список заказов, сложил оборудование в джип и направился в Спайни.

По пути я сочинял заметки и гнал их по планетной связи на передатчик, оставшийся в моей палатке у Лиси, так что для Брэдстрита это выглядело, словно сообщения с места событий. Мне не хотелось, чтобы он заявился в Спайни. Он все еще находился на севере — дожидался следующего побоища, — но у него была «Ласточка», которая могла домчать его в Спайни за полтора дня.