Страница 4 из 128
Центральным сюжетом японской мифологии является миф о сотворении богами японских земель. Две ведущие темы (деятельность бога Амэ-но Минакануси и восстановление памяти об изначальном хаосе) определили разработку различных версий. Такой способ утвердить идею о преобладании на небесах одного из богов явно возник с воспоминаниями о древних китайских верованиях, воспринятых в эпоху Шести династий (III–VI вв.) даосизмом, который возвел в принцип существование небесного властителя, создателя и повелителя Вселенной со времен разделения земли и неба. Эти философские обоснования, как и китайское понятие об императорской власти (императоры происходили от неба, служили столпом, связующим небо и землю), должны были поддерживать историческое и политическое развитие молодого японского государства, начиная с правления императрицы Суйко в VII веке.
О божественном сотворении островов рассказывает миф об изначальном хаосе, из которого вышел мир в результате вмешательства богов. Этот космогонический миф освоен китайской философией; например, он фигурирует в «Хуайнань-цзы»[4] трактате эпохи Хань, который содержал ряд космогонических наблюдений, в значительной мере носящих печать влияния даосизма. Тема хаоса постоянно присутствует в замечательной легенде о богине солнца Аматэрасу, чье мгновенное исчезновение погружает землю в ужас первоначального мрака. Этот мотив характерен для многих цивилизаций, и в особенности для всех цивилизаций Юго-Восточной Азии. Когда из хаоса поднимаются легкие эссенции и опускаются тяжелые субстанции, формируются Небо и Земля. Земля представляла собой бесформенное болото, землю-воду: «Земля, которая рождалась, была подобна масляному пятну и расползалась, подобно медузе» («Кодзики»), Затем появилась странная красная форма, от которой родились три главных бога. И хотя значение имен богов, которые во множестве заселяли Вселенную, было утрачено, некоторые имена раскрывают представление о грязи, земле и водах. Значимость, которая придается этим объектам и тем временам, когда элементы смешивались, не удивляет в этой стране, которая подвергается тайфунам, ураганам и внезапным стремительным приливам и где, следовательно, важнейшим источником существования с тех пор на протяжении двух тысячелетий являются рисовые поля.
Вместе с парой Земля — Небо и Земля — Вода появляется пара мужчина — женщина, мужское начало — женское начало, союз и равновесие которых определяет все творение. В Японии, как в Китае с его инь и янь и в различных культурах островов Тихого океана, на этих двойственных циклических явлениях была основана собственная философия и собственное мироощущение.
Космическое воображение и понятие о двойственности начал соединились в создании верховных прародителей: Идзанаги — бог и Идзанами — богиня.
Избранные богами для того, чтобы привести в порядок образовавшуюся землю, они получили в подарок копье (хоки): «Тут все небесные боги своим повелением двум богам Идзанаги-но микото и Идзанами-но микото: „Закончите дело с этой носящейся [по морским волнам] землей и превратите ее в твердь”, — молвив, драгоценное копье им пожаловав, так поручили. Потому оба бога, ступив на Небесный Плавучий Мост, то драгоценное копье погрузили, и, вращая его, хлюп-хлюп — месили [морскую] воду, и когда вытащили [его], вода, капавшая с кончика копья, сгустившись, стала островом» («Кодзики»). Они провели остаток своих дней в том, чтобы создавать острова и божества. Но, рождая огонь, Идзанами погибла от смертельных ожогов; Идзанаги, придя в отчаяние, отправился искать ее в ад, но, как и Орфея, нетерпение и любопытство погубили его. Придя в ужас при виде расчлененного тела своей супруги, он бежал из подземного мира, преследуемый безжалостными фуриями.
В этих драмах зарождения и смерти ищут политический смысл и его охотно усматривают, придавая символическое значение перипетиям рождения молодого двора Ямато в эпоху железного века.
Мифы творения, распространенные на архипелагах южных морей и в Юго-Восточной Азии, помогают лучше понять то, что очень долго считалось исключительно японским. Легенды, повествующие о сотворении островов в форме капель, были обнаружены, в частности, в Полинезии. Заметим, что быстрое сотворение множества явлений и существ никогда не считалось совершенным. Сама изначальная пара не слишком гордилась своим потомством. Оба божества, как рассказывается, были наделены ясным сознанием: «Тут два бога, посоветовавшись, сказали: „Дети, что сейчас родили мы, нехороши. Нужно изложить это перед небесными богами”, — так сказали, и вот, вместе поднялись [на Равнину Высокого Неба] и испросили указания небесных богов. Тут небесные боги, произведя магическое действо, изъявили свою волю: „Потому нехороши [были дети], что женщина первой говорила. Снова спуститесь и заново скажите”, — так изъявили» («Кодзики»). Превосходство женщин, неосторожно утверждаемое, чуть было все не испортило. Похожая легенда встречается среди различных племен Борнео.
Дочь первой пары Аматэрасу-о-миками является персонификацией солнца и представляет собой божественную прародительницу императорского рода. Ее сияние приобретает особое значение в связи с рассказом об уходе в темную пещеру, который чуть было не заставил опрокинуться мир во враждебную вселенную ночи. Сильно разгневанная беспутным поведением своего нераскаявшегося брата Сусаноо-но микото, она удаляется в глубокую небесную пещеру Саме-но-ивато. Она все еще дрожит от страха при воспоминании о небесном коне, которого Сусаноо схватил в том месте, где она мирно занималась ткачеством, и с которого содрал заживо шкуру. Уход Аматэрасу угрожал существованию мира, внезапно погрузившегося в непроницаемую тьму, в то время как злые духи стали распространяться повсюду по Земле. Боги, таким образом, объединились и разработали стратегический план, который должен был вернуть миру солнечный свет и тепло. К пещере принесли петухов, пение которых приветствовало возвращение дня. Затем посадили огромное дерево сакаки. На ветвях священного дерева повесили драгоценности, длинные белые полотна и зеркала, изготовленные для этого случая.
Все боги разместились вокруг дерева, за исключением одного, известного своей физической силой. Он отправился к входу в пещеру и встал там. Когда все было готово, Амэ-но Удзумэ, богиня не столько прекрасная, сколько жизнерадостная, принялась танцевать, отпуская шутки и понемногу освобождаясь от своих одежд. Она делала это столь забавно, что, когда оказалась почти голой, боги разразились смехом. Аматэрасу разбирало любопытство, она выглянула из своего убежища и остановилась, пораженная зрелищем своего отражения в зеркале. Бог, направленный для охраны пещеры, воспользовался этим, чтобы вытащить ее из пещеры. За ней тянулась соломенная циновка, а бог Футодама наставлял: «Ты не должна внезапно исчезать!» Омываемый отныне светом, мир ожил, а нежность солнца отправила злых духов в тень.
Благодетельное божество, Аматэрасу, как солнце и император, не была первой среди богов творения, но она представляла божественную благодать, под сенью которой всему сотворенному суждено вечно процветать, веровать и торжествовать над враждебными силами тьмы и смерти. Появление Аматэрасу, наконец, освящает и рождение религии — танцы (мико), которые заставили ее покинуть свою пещеру, стали одним из обязательных ритуальных действий. Поклонение, церемонии, празднества отныне выражали контакт между людьми и верховными и нижними божествами. А посредниками между ними стали служители культа и шаманы.
Как в континентальной Северной Азии, на Юге Китая и в Юго-Восточной Азии, в Японии существовали шаманы. Ими, без сомнения, нередко оказывались женщины, привилегированные медиумы аграрных обществ, зачастую еще относившихся к матриархату. Загадочная царица Пимико, которая, согласно китайским текстам, царствовала в маленьком государстве Япония в III веке до нашей эры, без сомнения, существовала на самом деле. Она представляла силу физических и нравственных связей, которые соединяют человеческое тело и божественных духов, и выражала идентичность божественной и государственной власти, существовавшую первоначально.
4
«Хуайнань-цзы» — памятник II в., составленный при дворе князя Лю Аня. Согласно источникам, включал три книги, отличающиеся образностью, искусно построенной ораторской речью, сочетанием различных стилей. В нем обрела завершенную форму конфуцианская доктрина: человеческое измерение и человеческая деятельность не менее важные атрибуты универсума, чем Небо и Земля.