Страница 95 из 113
В отношении интерпретации гимнов Каллимаха часто допускают досадную ошибку: их считают заумными произведениями, требующими книжной учености, рассчитанными лишь на узкий круг знатоков и ученых. На самом деле, как показали недавние исследования, эти гимны, как и их образец — «Гомеровские гимны»[61], создавались по случаю и предназначались для декламации на каком-нибудь празднике, для которого каждое из них сочинялось. Их необходимо воспринимать как аутентичные документы, в той же степени, как и многочисленные священные стихотворения, заказные произведения, о которых упоминают надписи той эпохи, а иногда даже воспроизводят их. Частью всех значимых праздников была эта традиционная литература в виде речитативного исполнения под музыкальное сопровождение лиры или в виде песен — пеанов или дифирамбов, исполнявшихся хором. Создавая свои гимны, Каллимах выполнял заказ либо лагидского царя (как это было с «Гимном IV», написанным для празднования на Делосе птолемаид), либо своего родного города Кирены к большому празднику Аполлона («Гимн II»), к празднику Зевса при царе Магасе («Гимн I») или для фесморий в честь Деметры («Гимн VI»), Четкое согласование текста с церемонией, точные отсылки к этапам ритуала и топографическим и архитектурным деталям праздника, что возможно обнаружить благодаря археологическим данным, делают эти тексты замечательными и ценными свидетельствами об эллинистической религии.
Набожность граждан и постоянное участие государей, таким образом, совместно поддерживали традиционные культы. Мы уже видели, как новые полисы состязались друг с другом в возведении пышных храмов, особенно в Малой Азии, и сколько различных сооружений и вотивных памятников было установлено в великих святилищах благодаря щедрости царей и признательности верующих. В Дельфах при этолийском господстве, в III веке до н. э„начался расцвет, который продолжался в следующем столетии, но, по правде говоря, постепенно померк в течение I века до н. э. Сотерии, большой праздник, учрежденный в память о чудесном спасении святилища (при участии этолийцев) во время вторжения галлов в 279 году до н. э., отмечались с внушительным размахом, как Пифийские игры. Римские завоеватели Фламинин, а позже Эмилий Павел не преминули почтить Аполлона. Только после Митридатовых войн и репрессий Суллы, приказавшего доставить священную казну и переплавить ее в монеты, оракул стал приходить в упадок. Но до этих жестоких испытаний Дельфы знали прекрасные времена: во второй половине II века до н. э. в Афинах был восстановлен забытый с IV века ритуал пифаид: с 138–137 по 98–97 годы до н. э. полис четырежды отправлял в Дельфы официальное посольство, называемое пифаида, которое участвовало в процессии афинского храма Аполлона Пифийского у подножия Акрополя и которое пешком проделывало весь путь до Дельф через Элевсин, пролив Киферы и Беотию. Поводом для него послужил небесный знак — молния, появившаяся над вершиной горы Парнас, к северо-западу от Афин, которая за свою форму была названа «колесницей», Нагта. Когда молния сверкнула на Харме, что, впрочем, можно назвать большой редкостью (поскольку только девять дней в году были отведены для наблюдения за знамениями), была собрана процессия из магистратов, жрецов и верующих, которая отправилась в путь под охраной пеших и конных вооруженных эфебов. В Дельфах же, где они были приняты с большой торжественностью, пифаида воздала благодарность богу: пением пеанов, музыкальными и поэтическими состязаниями дионисийских актеров, освящением треножника — традиционное пожертвование Аполлону Дельфийскому. По возвращении пифаида привезла в Афины на колеснице в другом треножнике, специально предназначенном для этого, священный огонь, который был зажжен в дельфийском храме, на алтаре Гестии. Участие в пифаиде было желанной честью: два афинянина, брат и сестра, установили в Делосе свои статуи, на которых были высечены надписи о том, что они участвовали в пифаиде в 106–105 годах до н. э.: мужчина как pythciiste, а женщина — как канефора, то есть носительница корзины с дарами, что было общепринятой обязанностью для женщин во время священных церемоний.
Как мы видим, множество документов свидетельствуют о жизнеспособности религиозной веры в эллинистическую эпоху. Почему же в таком случае так часто говорят о ее упадке? Дело в том, что нас дезориентирует неоспоримый феномен: развитие критических взглядов среди философов и некоторых представителей интеллигенции, и мы игнорируем огромное число свидетельств, которые обнаруживают истинное отношение индивидов и социальных групп. Что же мы видим? Общество тратило большие средства на соблюдение древних ритуалов или на их возрождение, оно старалось детально регламентировать культовые обряды и заботилось о том, чтобы эти правила фиксировались и обнародовались, чтобы всем о них было известно; оно воздвигало дорогие памятники и приумножало пожертвования. Частные лица не отставали от полисов и соревновались друг с другом в щедрости воздаваемых богам почестей. Можно ли поверить, что такие траты и усилия были лишь демонстративными жестами, пустой формальностью, пережитком прошлого? Скорее следует признать, что это выражение искренней набожности, ревностность которой нисколько не ослабла по сравнению с предыдущими эпохами.
«И было ли когда-нибудь время, более богатое оракулами?» Они почитались повсюду, и прежде всего оракулы Аполлона, по преимуществу пророчествующего бога: помимо Дельф, в Элладе процветало много пророческих святилищ, таких как Коропа (в Магнесии, на побережье залива Воло), от которого до нас дошли два культовых устава, датируемых II веком до н. э. — оба очень детализированы. Это два декрета полиса Деметрия, от которого зависело святилище Аполлона Коропского: гражданские власти в согласии с союзом магнетов принимали необходимые меры, чтобы приходящие за советом оракула соблюдали должный порядок, следуя церемониалу, достойному бога. Крайне показательно, что этот устав стал необходим «по причине большого числа чужеземцев, которые приходили с вопросом к оракулу». Второй текст, обнародованный в том же году, имел целью сберечь деревья и зелень на священной территории и запрещал под страхом штрафа обрезать ветки и пасти здесь скот: прекрасный пример среди множества других — та забота, с какой древние оберегали от любого посягательства естественное состояние местности, когда она передавалась под покровительство божества.
В Анатолии великими пророческими святилищами Аполлона были храм в Кларосе, недалеко от Эфеса, и Дидимейон возле Милета. В Кларосе, где французские археологи обнаружили храм, церемония обращения к оракулу происходила под землей. Ритуалы совершались ночью при свете факелов в лабиринте подземных коридоров и цокольных этажей, свод которых поддерживали мощные аркады, установленные в I веке до н. э. В Дидимах, как мы видели, огромный и глубокий внутренний двор должен был вмещать паломников и желающих обратиться к оракулу. Эти грандиозные сооружения, очевидно, были возведены из расчета на многочисленные толпы верующих. В Сирии при Селевкидах, чье почитание Аполлона было хорошо известно, возле Антиохии Селевком I был основан храм в Дафне: он пользовался достаточно громкой славой, чтобы вызвать сарказм у христианских полемистов — Клемента из Александрии, Григория Назианзина, которые насмехались над ним, так же как над храмами в Дельфах и Додоне. В Дафне пророчество получали непосредственно от бурлящих струй священного источника, который назвали Кастальским, как и знаменитый дельфийский источник. Движение и журчание воды интерпретировались жрецами, которые передавали смысл пророчества вопрошавшим. В этой процедуре не было ничего принципиально нового по отношению к древним обычаям греков. Любой знак годился для выражения божественного волеизъявления и наставления, которое оно несло: шумящие на ветру листья, огонь и дым жертвенника, полет птиц, журчание источника, внутренности жертвенного животного, бессвязные слова одержимого человека. Таким образом, пророчествующие святилища по-прежне-му часто посещались. Многие из них встречаются у Павсания в его «Описании Эллады», и мы обнаружили также те, о которых он не упоминает, например удивительный «оракул мертвых» (Некромантейон) в Эфире (Эпир), возле устья реки Ахерон, куда в здание сложной планировки, построенное в III веке до н. э., приходили спрашивать умерших воинов, подобно тому как когда-то Одиссей вызвал тени усопших над ямой, полной жертвенной крови. В этом отдаленном уголке Западной Греции во времена Пирра оставались живы древнейшие верования архаического мира.
61
«Гомеровские гимны» — собрание тридцати трех греческих религиозных гимнов в стиле гомеровского эпоса, написанные гекзаметром и приписываемые в античности Гомеру. Вероятное время их появления — VII–IV вв. до н. э.