Цивилизация Древней Греции

Любопытство Аристотеля было безграничным: оно было экциклопедическим, потому что философ сохранил от учения Платона (которого можно назвать последним досократиком) стремление дать целостное объяснение Вселенной. Помимо политики, он обращался к этике, логике, риторике, поэтике, биологии, физике и метафизике. Вся система наук о природе и человеке оказалась в поле зрения учеников Ликея. Перед кончиной Аристотеля в Афинах в 323 году до н. э. его ученик Теофраст стал вместо него главой школы и продолжил его дело с тем же разнообразием взглядов и с той же энергией. Трактаты по естественной истории, дошедшие до нас под его именем, тем не менее производят впечатление недостаточного приложения этого метода, что было неизбежно в условиях того времени: очень часто, когда объект исследования был отдален или труднодоступен, ограничивались книжной и косвенной информацией, что приводило к ошибкам, а с другой стороны, анализ, не опирающийся на непосредственные факты, можно отнести к категории чисто формальных и, следовательно, малоценных. Но эти несовершенства и эта недостоверность не помешали замечательному способу, изобретенномуАристотелем, быть чрезвычайно плодотворным на протяжении веков: ему мы обязаны, без сомнения, больше, чем любому другому греческому мыслителю.

Математическая наука, имеющая дело с абстракциями, не нуждалась в Аристотеле: великие математики IV века до н. э„такие как Феодор из Кирены, в своем анализе уже продвинулись далеко. Оставалось собрать данные в единое целое, которое бы служило базой для новых трудов. Здесь заслуга принадлежит Евклиду, который в начале III века до н. э. составил тринадцать книг своих «Элементов» — шедевра дидактического метода, который стал учебником для будущих математиков вплоть до Нового времени. Хотя сегодня их поледователи смело отказываются от принципов, определяющих геометрию Евклида, и дают волю своим творческим размышлениям, тем не менее трехмерное пространство, в котором мы, бедные смертные, пребываем, остается все тем же, и на практике мы все так же пользуемся «Элементами» Евклида. Тогда же, в III веке до н. э., Архимед из Сиракуз, которого справедливо назвали «величайшим математиком Античности», блестяще проявит себя и как теоретик, и как инженер. Он покажет, что прикладная наука неотделима от чистой научной мысли. Он изучал сложные вопросы геометрии в рамках своих трактатов о конусах, сфере и цилиндре, которые в конце века продолжил трактат о конических сечених Аполлония Пергского. Свои исследования в области физики относительно принципа рычага, центра тяжести тел, гидростатики (со знаменитым законом Архимеда) он применил на практике, прежде всего в военном деле, удивив современников: машины, предназначенные защищать Сиракузы, были способны разрушать корабли и осадные орудия и приводили в ужас атакующих римлян. Но, как известно, Архимед погиб во время осады города, потому что, поглощенный решением очередной геометрической задачи, в ответ на приказ некоего солдафона сказал лишь: «Не трогай мои фигуры!» Тот разгневался и убил его.

Развитие техники как военной, так и в области гражданского строительства было особенно ощутимо. С тяжелейшими грузами научились управляться с помощью подъемных механизмов, кранов, противогрузов, используя комплексное действие рычагов, тросов и блоков. Для морской торговли не составляла труда перевозка значительных грузов, таких как мраморные блоки весом в несколько тонн, монолитные колонны или грузы, одновременно тяжелые и хрупкие, таких как статуи. Что касается наземного сообщения, здесь были предприняты масштабные инженерные работы. Совсем недавно были обнаружены следы дороги между Киреной и ее портом, идущей вдоль узкого и глубокого ущелья: работы по обустройству дороги со стороны скал и по ее защите от поверхностных стоков были столь значительны, что римляне в эпоху империи отказались взять на себя ее содержание и предпочли другой путь, менее удобный для тяжелых повозок, но и менее затратный. Эллинистические инженеры предоставили своим римским коллегам необходимые технические средства, чтобы проложить в античном мире сеть путей сообщения, акведуков и величественных памятников.

Что касается медицины, то она переживала в то время свой первый золотой век. Мы видели, как оплачивали полисы присутствие в них знаменитых лекарей и сколько государей старались держать при себе надежных врачей, которые удостаивались их дружбы. Помимо двух издавна конкурирующих между собой крупных школ (одна, на Косе, восходила к Гиппократу, а друтая, в соседнем Книде, придерживалась более древней и более консервативной традиции), развивалась научная медицина, обязанная тому интересу, который перипатетики: Аристотель, Теофраст и их конкуренты — проявляли к биологии (особенно изучая животных) и ботанике. Не стоит забывать, что Аристотель сам был сыном врача — Никомаха и что он поручил одному из своих учеников, Менону, составить историю медицины, фрагмент которой на папирусе сохранился. В эпоху Александра врач Диокл из Кариста часто посещал Ликей, а собственная дочь Аристотеля, Пифия, вышла замуж за врача книдской школы Метродора. Именно при этом последнем и появился знаменитый Эрасистрат, который поначалу принадлежал к школе на Косе. Эрасистрату приписывали чудесное излечение юного царя Антиоха I, умиравшего от истощения. История, возможно, выдуманная, но тем не менее показательная и заслуживающая подробного упоминания. Напомним, что отец Антиоха, Селевк I, был женат на дочери Деметрия Полиоркета, Стратонике, которая была гораздо моложе его, и предоставим слова Плутарху (Жизнеописание Деметрия. 38): «Случилось так, что Антиох влюбился в Стратонику, которая, несмотря на юные годы, уже родила от Селевка, и, чувствуя себя несчастным, прилагал все усилия к тому, чтобы прогнать страсть, но в конце концов пришел к убеждению, что желание его чудовищно, недуг же неисцелим и, словно обезумев, принялся искать способа покончить с собою. Он представился больным и постепенно изнурял свое тело, отказываясь от пищи и необходимого ухода. Лекарь Эрасистрат без труда догадался, что царский сын влюблен, и, решивши разузнать, в кого именно, — а это было задачею далеко не простою, — постоянно оставался в его спальне, и всякий раз, как входил красивый юноша или красивая женщина, внимательно всматривался в лицо Антиоха и наблюдал за теми членами тела, которые, по природе своей, особенно живо разделяют волнения души. На любое из прочих посещений больной отвечал одинаковым безразличием, но стоило показаться Стратонике, одной или же вместе с Селевком, как тут же являлись все признаки, описанные Сапфо: прерывистая речь, огненный румянец, потухший взор, обильный пот, учащенный и неравномерный пульс, и, наконец, когда душа признавала полное свое поражение, — бессилие, оцепенение и мертвенная бледность»[64]. Проведя такие наблюдения, Эрасистрат придумал тактику и объявил Селевку, что его сын без памяти влюблен в его, Эрасистрата, жену. «„Так неужели ты, Эрасистрат, не пожертвуешь своим браком ради моего сына? — воскликнул Селевк. — Ведь ты мой друг, и ты знаешь, что единственная моя опора — это он!” — „Но на такую жертву не пошел бы даже ты, родной отец”, — возразил Эрасистрат. А Селевк ему в ответ: „Ах, дорогой мой, если бы только кто из богов или из людей обратил его страсть в эту сторону! Да ради жизни Антиоха я не пожалел бы и царства!”» Тогда Эрасистрат поведал ему правду, и Селевк тут же принял решение соединить Антиоха и Стратонику, провозгласив при этом своего сына правителем верхних сатрапий.

Трогательная и романтическая история, которая благодаря рассказу Плутарха долгое время пленяла воображение читателей: это история Федры, только рассказанная наоборот и имеющая счастливый конец. Во всяком случае, она прекрасно воссоздает образ врача того времени — внимательно наблюдающего физические симптомы и способного проницательно продиагностировать болезнь, даже если речь шла о душевном недуге. Это первичное обследование, позволявшее ему потом догадаться о причинах болезни, было отличительной чертой эллинистической медицины и связывало ее с аристотелевской методологией. Современник и конкурент Эрасистрата, Герофил из Халкидона, тоже практиковал этот метод. Они оба, оказавшись в Александрии при Птолемее II Филадельфе, добились большого прогресса в анатомии благодаря препарированию и даже вивисекции, для которой царские власти предоставляли им осужденных на смерть.

64

Здесь и далее перевод С. П. Маркиша.