Страница 75 из 156
Беркли (1685–1753), англиканский епископ Клойна, утопист-реформатор Америки, активист практического милосердия. Для Беркли, еще более отчетливо, чем для Локка, философия сводится к теории познания. «Esse est percipere aut percipi» («Существовать — значит воспринимать или быть воспринимаемым»). Беркли доводит до предела тенденции философской мысли XVIII века. Он не эпифеномен, а плоть от плоти его.
Cogito — это тавтология, мысль, отрезанная от чувств, — порожденная гордыней затея, ведущая к упадку и безумию. «Различие между духовным и материальным миром иллюзорно… По-настоящему существуют только личности», мыслящие «я» или, говоря проще, «сознательные вещи». Имматериализм Беркли коренится в его теории зрения. Мы не видим расстояний, мы их интерпретируем. Понятый буквально, Беркли был бы опасен, потому что он расшатывал устои механистической философии и нормативную ценность математики; по крайней мере, его имматериализм был решающим шагом на пути к необходимой феноменологизации познания.
Этьен Бонно де Кондильяк (1715–1780): из семьи члена парламента, скромное пострижение, долгие колебания… Возможно, к концу жизни Кондильяк был христианином. «Опыт о происхождении человеческих знаний» вышел в 1746 году. Нет ни одной идеи, которая не была бы усвоена и не происходила либо непосредственно из ощущений, либо из опыта. Ни одно мысленное утверждение не могло бы обходиться без знаковой формы. Возможно, мы обязаны ему новым открытием значимости языка как инструмента мысли и посредника в деле познания.
«Трактат о системах» (1749) сыграл важную роль в исторической науке. Это сенсуалистская теория познания, связанная с выявлением значимости языка и включенная в исторический процесс развития познания. Вершиной его творчества стал написанный в 1754 году «Трактат об ощущениях». Своим знаменитым примером со статуей, педагогическим приемом, поразившим последующие поколения, он был обязан м-ль Ферран. Кондильяк модернизирует и радикализирует Локка. К локковскому сенсуализму Кондильяк добавляет понятие о постепенном развитии чувств. Мы учимся видеть, обонять, осязать, пробовать на вкус…
«Трактат об ощущениях» — книга, написанная на заказ под влиянием, в частности, Беркли и первых операций по удалению катаракты. Одной из великих идей XVIII века было стремление экспериментально доказать реальность сенсуализма. Сможет ли слепой от рождения, привыкший к чисто осязательному восприятию внешнего мира, узнать куб, если тот окажется перед его внезапно открывшимися глазами? «Нет, не сможет, отвечал Молине, нет, не сможет, отвечал Локк, нет, не сможет, отвечал Беркли» (Азар). И вот в 1728 году хирург Чизлдон впервые удалил катаракту слепому от рождения. Взрыв эмоций, многочисленные эксперименты, Дидро приходит в волнение («Письмо о слепых в назидание зрячим», 1749). Близился триумф сенсуализма. Скальпель Чизлдона доказывал правоту Локка против сторонников врожденных идей, но еще в большей степени он доказывал правоту Филонуса, сиречь Беркли, создателя «системы, которая, к стыду человеческого разума и философии, наиболее трудна для опровержения, будучи при этом наиболее абсурдной из всех». Какуаки уповали на Кондильяка, чтобы опровергнуть Беркли. Дидро специально просил его об этом. К несчастью, дело обернулось плохо. Начав с самого радикального эмпирического сенсуализма, Кондильяк отклонялся от внешнего мира в сторону метафизики души, к чистой психологии познания для себя. Кондильяк эволюционировал к новой форме спиритуализма. Его работы послужили одним из непосредственных источников философии Канта.
Наконец, Юм (1711–1776). Шотландец, он провел часть жизни во Франции. Его первые работы («А treatise of human nature» — «Трактат о человеческой природе», в 3 тт., 1739–1740, попытка ввести в науки о морали метод экспериментального рассуждения) были встречены холодно. Настоящий успех Юму принесли «Philosophical Essays concerning human understanding» («Философские опыты о человеческом понимании», 1748). Излюбленный объект его рассуждений — мыслительная деятельность, метафизика познания в условиях действия множителя. Благодаря Юму, одному из самых строгих бесплодных мыслителей XVIII века, было получено доказательство от противного того, в какой тупик забрела своеобразная «онтология» познания, отражающая пресуществление, совершенное множителем: человек в центре, на месте Бога. После Локка и Беркли «Юму, как говорят, оставалось только полностью разрушить понятие причинности при помощи понятия субстанции». Юм хотел превратить метафизику мыслительной деятельности в такую же строгую науку, какой была механистическая натурфилософия Ньютона. Он знаменует собой предварительный этап, давший возможность, начиная с Канта, феноменологического восстановления философии, философского обоснования научного познания, растущего в геометрической прогрессии. Критика Юма расчищает место. Он показывает лицемерие деизма. Бог деистов столь же антропоморфен, как и Бог святош.
Идея причинности не является ключевой для нашей мыслительной деятельности. Непосредственные ощущения и память о впечатлениях. Вот и все. Предел наших возможностей — связать их воедино. Причинность — лишь индуктивное обобщение повторяющихся ассоциаций.
Объем знаний увеличился, человеческая жизнь удлинилась, механистическая философия дала возможность для превосходных практических применений… Но вся недавняя уверенность рассыпалась. Бесконечная вселенная пуста. Какуакам и святошам больше не о чем спорить. Место на вершине уже подготовлено. Для нового подъема религиозной волны.
Философский XVIII век завершается окончательным преодолением философии в 1781 году, с выходом «Критики чистого разума». Иммануил Кант (1724–1804), уроженец Кёнигсберга, человек скромного происхождения. Его отец был шорником. Мать, умная и образованная, страстно внимала пиетистской проповеди Альберта Шульца (1692–1763) из Галле. Приверженцы чтения Библии в одиночестве и религии чистого духа, свободной от элементов внешнего культа, пуще всех прочих козней Сатаны пиетисты страшились Schwarmerei и Aberglaube, экзальтации и суеверия. Вся жизнь и все идеи Канта несут на себе отпечаток этого «протестантского янсенизма». В скромном — всего-то семь кафедр — Кёнигсбергском университете его учат Вольфу, математике и ньютоновской физике: могучая научная культура, позволившая ему составить представление о всех накопленных к тому времени знаниях. В 1746 году он получает звание доктора; девять лет работы домашним учителем (1746–1755) позволяют ему свести знакомство с элитой прусского общества; с 1755 по 1797 год Кант скрупулезно исполняет обязанности университетского преподавателя: от двадцати шести до двадцати восьми часов в неделю по самым разнообразным областям знания.
Кант — либерал, неизменно склонный поверить в человека, просвещенного благодаря разуму, данному ему Богом, уважающий порядок и государство, формальное условие постепенной эволюции, которая, начавшись Aufkldrung’ом, продолжилась в XIX веке, подаривший своей эпохе чисто феноменологическую концепцию науки и по-настоящему значимую, в отличие от всех предыдущих, теорию познания, показав, что, несмотря на формальные противоречия, между сутью христианского Откровения и рационалистической вселенной существует глубинная гармония, залог порядка и прогресса.
Мысль Канта, формировавшаяся начиная с его латинской диссертации 1770 года, достигает апогея в «Критике чистого разума» (1781) и находит свое наиболее развернутое воплощение в той самой «Метафизике нравов», которую напрасно искал XVIII век. До самого конца жизни Кант колебался между либерально-универсалистским протестантизмом и пиетистским the light within своего детства. Но в первую очередь Кант отождествлял себя с новой метафизикой, то есть с преодолением метафизики. Кант повторяет, формализует и преодолевает все теории познания XVIII века. Особенно сильное влияние на него оказали Беркли и Юм. Метафизика больше никогда не сможет претендовать на онтологию, она не сможет претендовать ни на что, кроме установления пределов человеческого разума. Таковы «Пролегомены ко всякой будущей метафизике». Человеческий ум не ограничивается регистрацией сигналов, поступающих из внешнего мира. Ум интерпретирует и преобразует их в соответствии с априорными категориями разума. Кант придает ньютоновскому времени и в особенности ньютоновскому пространству абсолютную значимость. Понятие пространства — это как раз один из типов априорного представления. Вполне можно представить себе пространство, свободное от предметов, но не предмет, не занимающий никакого пространства. Следовательно, пространство есть условие возможности феноменов.