Цивилизация Просвещения

Движение линии фронта в ходе войны со смертью можно детально проследить прежде всего на примере привилегированных классов. Согласно справочнику Пеллера Europe’s ruling families («Правящие семейства Европы»), изменения в жизни людей приходятся именно и только на XVIII столетие. В приведенной ниже таблице показано, сколько из каждых 100 человек, принадлежащих к главенствующим семействам генеральной совокупности, при рождении имели шансы дожить до 70 лет:

Таблица 2

Для тех, кто дожил до 50, шансы достигнуть 70-летнего возраста изменяются по той же модели. В отношении жизни людей зрелого возраста наблюдается существенное улучшение: ожидаемая продолжительность жизни 50-летних, в XVI веке составлявшая для мужчин 11,2 года, в XVII — 12,9 года, достигает 13,9 года в XVIII веке и 15,2 года в первой половине XIX века (соответственно для женщин 12,5, 13, 14,5 и 15,2 года). Какой возраст ни взять, подсчеты Пеллера с одинаковой неоспоримостью обнаруживают решительный прогресс. Самая показательная перемена прослеживается в отношении ожидаемой продолжительности жизни 15-летних. Выигрыш составляет 9—10 лет: четверть взрослой жизни дополнительно! По данным Холлингсворта, английские герцогские семейства прогрессируют еще быстрее и заметнее — Англия находится на вершине, возглавляя революцию в области гигиены:

Таблица 3

Смертность детей младше пяти лет в тот же период падает с 34,27 до 20,18 % среди мальчиков и с 29,28 до 15,9 % среди девочек. В XVIII веке прогресс Англии в области детской смертности огромен. При этом он был достигнут не за счет каких-либо важных медицинских открытий, а благодаря тщательному соблюдению элементарных правил чистоплотности и здравому смыслу. Замечено, что среди британских джентри в начале XIX века детская смертность была ниже, чем в бедных кварталах Нью-Йорка в 1930 году. Гигиена жизни и отдых матерей в период беременности были эффективнее, чем вся медицинская наука XX века, вплоть до революции, связанной с появлением сульфамидов и антибиотиков.

По большому счету увеличение продолжительности человеческой жизни стало единственным великим достижением XVIII века. Оно стало возможным благодаря множеству мелких причин, незаметно накопивших критическую массу перемен. Сочетание географических и социальных факторов в открытии фронта против смерти ведет к самым простым выводам. Материальные условия жизни (в сфере экономических перемен Англия тоже была впереди): более обильное, более сбалансированное питание с большим количеством питательных веществ; черепичная крыша вместо соломенной, плохо защищающей от холода и сырости, зато способствующей размножению паразитов и бактерий; чуть лучше выстроенный дом, прогресс каминов, более широкие окна — роскошь, которая усложняет возведение стен и требует столярных работ и использования стекла (промасленная бумага в XVIII веке исчезает даже у бедняков). Вот то, что касается экономики; далее — усилия государства. Оно заботится о распространении некоторого объема знаний. Во Франции интенданты открывают школы акушерок; изолируют Марсель, распространяют упаковки с хиной, при необходимости посылают в регионы врачей, специализирующихся на борьбе с чумой, — этих свирепых стражей общественной гигиены. Именем короля, чума не смеет убивать за пределами Марселя и узкой полоски на юге Прованса и Лангедока. Именем короля… Жизнь подданных — основа богатства правителя.

В завершение остановимся на обыденных вещах: на теле, предметах быта, еде — на всем том, из чего состоит повседневная жизнь. Первая победа над смертью была эмпирической. Нет ничего удивительного в том, что она была достигнута в Англии. Исследователи, которые в последнее время занимались этой важной проблемой, единодушны: одной из причин стал тщательный учет статистических данных, другой — явились важные события в истории медицины. Грандиозный рывок в отвоевании у смерти жизненного пространства в значительной степени предшествует прогрессу медицины. Медицинские знания накапливаются поэтапно: XIII век, затем XVI, революция начала XIX века; пастеровская революция; революция, начавшаяся в 1942 году.

Кардинальное увеличение продолжительности человеческой жизни по крайней мере на полвека опередило лечебные методики Лаэннека, на двадцать лет — изобретение Дженнера. Вернемся к Дженнеру: изобретатель вакцины не был провозвестником XIX века, он был величайшим из эмпириков XVIII столетия. Науки о жизни в XVIII веке буксовали; у них еще не было операциональных моделей. Гипотезы Лепека де ля Клотюра и Вика д’Азира о влиянии климата, окружения и почвы in abstracto[48] были интересны. Но в тот момент, когда они были предложены, ввиду отсутствия методов, измерений, знания клеточных структур, из-за многообразия связей, к которым они отсылали, схемы Вика д’Азира были ложными, они не могли работать в отсутствие информатики. Слишком рано обратившаяся к науке медицина была в XVIII веке обречена на неудачу. Но у нее оставались наблюдения, внимательность, здравый смысл, любовь к миру и к жизни. Практическая гигиена XVIII века изменила строение ойкумены, именно ей на 50 % принадлежит заслуга в формировании важнейшего из предварительных условий начавшегося в то время длительного подъема. Она — ключ к той атмосфере, вне которой идеология XVIII века не могла бы дойти до пределов своей эволюции, но прежде всего она— наиболее бесспорный продукт идеологии Просвещения. За Дженнером стоят Локк и Бэкон. Доверие к чувственным данным — противоречивое дополнение к cogito, основе математизации эпохи Просвещения.

На общем фоне заметно выделяется акушерство. Во второй половине XVIII века в Англии получают распространение роды в медицинских учреждениях. Не следует торопиться с занесением этого факта в графу достижений. До самой пастеровской революции родильные дома были лагерями смерти, хроническими очагами родильной горячки. Обратимся к более точной статистике XIX века. Для 1866 года Л. Лефорт оценивает смертность рожениц в родильных домах Франции в 34 %, в домашних условиях — в 4,7 %; такая же диспропорция при существенно более низких средних цифрах сохраняется и в Англии: в 1855–1867 годах в целом 4,83 %. Родильные дома сами по себе еще не означали прогресса. Посмотрим, однако, кто прибегал к их услугам. Комната для рожениц в лондонском госпитале в 1760–1770 годах — это все-таки лучше, чем притоны, в которых в те же годы нантские девочки-матери позволяли себя обирать, рожали и умирали. Акушерские щипцы появились в Англии очень давно, но их применение во второй половине XVIII века распространялось медленно. Франция под влиянием нескольких интендантов перенимает этот опыт. В одном из источников частота искусственного извлечения ребенка оценивается примерно в один случай из полутора тысяч. Мак-Киоун и Браун отмечают, что решающую роль сыграло не столько изменение техники родовспоможения, сколько «улучшение гигиены в рабочем помещении». К. Уайт, автор A Treatise on the Management of Pregnant and Lying in Women («Трактат по уходу за женщинами в период беременности и родов»), ценного пособия по акушерству, изданного в Лондоне в 1773 году, настойчиво рекомендует соблюдать чистоту и интенсивно проветривать комнаты. Соображения Уайта имеют далекоидущие последствия, они сами по себе составляют маленькую медицинскую революцию. Потребовалась долгая борьба, прежде чем в медицинском сообществе и в обществе в целом было признано влияние окружающей среды на здоровье и болезнь. Идеи Уайта получили распространение в доиндустриальной Англии, где имелись условия, для того чтобы воплотить их на практике: мыло, стекло, обожженный кирпич, камины с хорошей тягой, продукты лучшего качества, в большем количестве и менее дорогие. Upper и middle class[49] открывают свои дома для воздуха и солнца; остается лишь подвести баланс этих микроизменений — составляющих великого прогресса.

48

В отвлечении, сами по себе (лат.).

49

Аристократия и средний класс (англ.).