Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 141



Для китайца земля была квадратной, а небо — круглым. Вот картина мира земледельца, пропалывающего свое поле. На краях мира находятся четыре колонны, которые держат небесный свод. Каждое стихийное бедствие, наводнение, засуха или землетрясение, является предвестником обрушения мира, поскольку вызвано тем, что колонны начинают шататься. Из всех живых существ самым частым символом мира была черепаха с ее плоским животом, куцыми лапами и круглым панцирем. Поэтому образ черепахи, которая также является символом долголетия, часто присутствует в китайской живописи.

Между двумя элементами, твердым и эфемерным, которые представляют собой Земля и Небо, находится Человек — необходимый стержень для создания прочного единства мира. Для того чтобы лучше исполнить роль связующего звена, Человек должен приложить все усилия: постичь биение окружающего мира, разгадать мистические соответствия между вещами, существами, властью. Вот почему в историческую эпоху правители всегда располагались спиной к северу, откуда дули гибельные ветра, а лицом к югу, где солнце достигало зенита. Справа, на западе, и слева, на востоке, симметрично располагались соответственно двор и слуги. Наконец, нужно отметить, что китайцы всегда насчитывали пять основных точек пространства: четыре направления розы ветров и центр.

Действительно, все народы на ранних стадиях своего развития помещали именно себя в центр известного им мира. Однако в Китае относительная изолированность равнины Желтой реки в тот момент, когда у власти находилась династия Шан-Инь (1500–1200 до н. э.), и совокупность китайских религиозных концепций придала этому «эгоцентричному» понятию особые размеры. Одновременно этот эгоцентризм сопровождался высокой степенью терпимости, впрочем, иногда весьма снисходительной, по отношению к тому, кто был другим и пытался проникнуть в существующее сообщество и ассимилироваться в нем. Заложенное в христианстве миссионерство побуждает нас, европейцев, селиться на самых окраинах мира: ни одно движение в Китае не знало подобной скорости распространения. Дошло до того, что нашим миссионерам удалось обратить в христианство последнего отпрыска династии Мин, чем они заслужили благосклонность великого Канси (1662–1722). В самом же Китае горизонтальных связей с другими народами не существовало: иноземцы всегда были либо вассалами, приносящими дань, либо, как это было в эпоху Сун, «старшими братьями», которым китайцы сами делали подношения. С древности известны имена немногих великих мыслителей, понимавших необходимость вырваться из тесных рамок провинциализма. Без сомнения, жаль, что их почти никто не услышал: «Предположим, что когда-то образованные иноземцы были высланы, им не разрешили служить государству, их не пустили в страну, их просто изгнали. Каков был бы результат для страны? Она сегодня не обладала бы тем богатством и теми преимуществами, которые у нее есть, она не имела бы той известности, которые ей дают ее сила и величина. <…>

Горы не отвергают землю, которая увеличивает их: благодаря ей они так высоки. Крупные реки и моря не пренебрегают ручейками, которые в них впадают: благодаря им они так глубоки. Правитель не отвергает людей, которые пришли к нему: благодаря им его добродетель становится очевидной. Так же как земля не имеет разных сторон, нет стран, которые были бы чужими народу. Все четыре сезона равно хороши, духи распространяют повсюду свое благотворное влияние. Вот почему, следуя этому учению, правители древности не знали себе равных».

Так писал Ли Сы, великий министр Цинь Шихуанди.

Глава вторая

ДРЕВНИЙ КИТАЙ

Китай открыл металл — медь — в начале II тысячелетия до н. э. Этот резкий рывок в развитии повлек за собой создание первого государства — Ся, которое очень долго считалось мифическим. Сегодня существование династии Ся подтверждено археологическими находками (например, в Эрлитоу и в Эрлигане). Однако, как это ни парадоксально, никаких конкретных данных об этом государстве у нас нет. Появление первых письменных свидетельств китайского происхождения проявляется только в эпоху Шан-Инь одновременно с распространением бронзы.



Шан-Инь

Люди, начертившие богатые смыслом знаки, были прорицателями. Они вопрошали богов и переводили мнемотехническими терминами откровения, которые им были дарованы. Для этого они использовали плоские кости: лопатки оленей или панцири черепах. Начертив на них свой вопрос, они прижигали гадательные кости. Направление и форма образовавшихся трещин сообщали решение богов или волю великих предков, которые продолжали управлять земными событиями с того света. Практика гадания на лопатках, распространенная на Дальнем Востоке, очень похожа на гадание на внутренностях, характерное для Запада.

Эти забытые в земле исписанные кости, которые люди случайно находили на протяжении веков, с древности использовались в китайской фармакологии под названием «кости дракона». Растолченные в порошок, они считались лекарством от тяжелых болезней, таких как, например, малярия. Довольно долго от цивилизации Шан-Инь до нас доходили только церемониальные бронзовые сосуды со стилизованным орнаментом, изображающим животных, и обработанный нефрит. Причем даже эти находки мы не можем с полной уверенностью отнести именно к описываемому периоду. Однако в конце XIX в. ситуация резко изменилась, сильные паводки размыли почву по берегам Желтой реки, в результате чего исписанные кости, предметы из бронзы и слоновой кости оказались на поверхности. Их купил китайский ученый Ван Ичжун (1845–1900), и эти кусочки привлекли внимание научного мира. Началась долгая работа филологов Ло Чжэньюя, Ван Говэя и Дун Цзобиня. Надписи были постепенно расшифрованы: они несли в себе неисчислимое количество информации об организации государственного управления и о проблемах, которые возникали перед правительством. Огромный авторитет обычаев, значение, которое придавалось предыдущим успехам, и необходимость сохранения информации вызвали создание этих громоздких архивов, вырезанных на костях или панцирях животных. Вопрошая богов, правители прошлого, слишком боязливые или слишком почтительные к естественному ходу вещей, ничего не предпринимали, не пытаясь постичь их волю. Постепенно гадательные надписи позволяют нам восстановить жизнь этой династии.

Хотя качество произведений искусства того времени — бронзовых ваз и нефритовых знаков — создает впечатление единого, богатого и развивающегося общества, надписи, особенно касающиеся предсказаний, позволяют предположить существование жесткой борьбы между партиями «консерваторов» и «прогрессистов». То есть можно сказать, что в этом обществе в зародыше существовали все проблемы, присущие управлению крупным государством.

Следуя самой древней гадательной системе, какую мы ее видим при У-дине (1339–1281 до н. э.), 22-м правителе династии Шан-Инь, была установлена дата жертвоприношений — за девять дней до события. Если в последний момент случалось какое-нибудь дурное предзнаменование, например дождь, то церемонию переносили: приходилось выбирать новую дату и ждать девять дней. Постепенно жертвоприношения становились все более и более обильными, а задаваемые вопросы касались всех областей жизни. Каждое препятствие судьбы порождало скучные препирательства между правителем и гадателем: решение всех важных дел сильно замедлялось. Поэтому 24-й правитель Цзу-цзя (1273–1241 до н. э.) изменил эту процедуру: он закрепил за каждым жертвоприношением один конкретный день из десяти, учитывая числовые соответствия, присвоенные каждому предку знатных кланов.

Более того, упрощая и группируя порядок жертвоприношений, этот правитель совершил настоящую религиозную революцию, по сути, создав календарь. С этого момента предсказания использовались только для того, чтобы определить, благоприятной или неблагоприятной является вся декада в целом. В конце концов правитель сам стал верховным жрецом, лично прижигая гадательные кости. Помимо общения с потусторонним миром, это давало ему и значительные практические и политические преимущества. Правитель одновременно освобождался от долгих административных проволочек и ослаблял власть жрецов и гадателей.