Цивилизации древней Европы

Удивляет то, что никакая сила не смогла подняться в Италии, для того чтобы попытаться исправить ситуацию. В этой стране, где в течение веков несоответствия сглаживались под влиянием римской цивилизации, ни одно проявление государства не вызвало проблем, между цивилизацией и каждым городом не возникло никаких промежуточных образований. Именно варварские группы впервые принесли в Италию концепцию территориального государства, которую реализовали готы в V–VI вв. То же самое было в Испании, древней романизированной провинции, которая проявляла ту же пассивность, столкнувшись с вторжением вестготов, свевов и вандалов. Но в Испании, как и в Италии, двойственность романизированных слоев и вновь прибывших сохранялась долгое время. В Испании, так же как в Галлии, в эпоху империи уже проявились националистические «ферменты» в местных интерпретациях, различные христианские конфессии и оппозиция официальной Церкви легко приобрели политический оттенок. Достаточно вспомнить донатизм, который свидетельствует, впрочем, о важности африканской среды в цивилизации Западной Европы в период поздней империи. Но эти тенденции практически исчерпались, когда появились королевства, которые называют романо-германскими: готов, бургундов и вандалов. Эти королевства политически сохранили принадлежность к арианскому вероисповеданию, со временем приняли римско-католическое, которое, разбитое имперским единством, все же станет «общим знаменателем» для римлян.

Наконец, новые события, вызванные Великим переселением, поразят Европу в эпоху, характеризуемую скорее в культурном отношении, нежели в политическом, когда вот-вот должны были проявиться национальные тенденции; народы переселенцев и завоевателей объединялись, порой неожиданным образом, этими тенденциями согласно собственным склонностям и организовали соответствующие территориальные образования. Античность знала только две формы государственного объединения: город и империю. Приблизительно к началу Средних веков мы относим рождение третьей формы — национального государства.

В этом участвовали многие факторы: понятие государства, которое постепенно усвоили варвары, в своей основе было наследием средиземноморских цивилизаций; что касается форм, они были заимствованы из недавнего прошлого Римской империи и в Константинополе. Их склонность к раздельному сосуществованию, противоречащему имперской универсальной концепции и эффективному нивелированию различий, была связана, напротив, с наследием континентального мира и новых германских племенных образований.

Одним из наиболее заметных симптомов затянувшегося кризиса римской Европы является лингвистическая эволюция. Свидетельства, впрочем достаточно поздние, новых романских наречий показывают тем не менее, что начало этого процесса предшествовало миграциям. Официальная и литературная латынь, как мы видели, никогда не была разговорным языком ни для жителей провинций, ни для населения Италии. Существование художественной культуры, и особенно литературной элиты, контрастировало с недостаточным культурным развитием масс, долгое время остававшимся фактором разъединения. Литературный латинский язык еще сохранялся в школах, прежде чем действительно стал мертвым. С этой точки зрения искусство, особенно фигуративное, удивительным образом отразило эпоху через параллелизм и связь с исторической реальностью. Что касается литературных свидетельств, все они происходят из элитных кругов и школ. Художественные свидетельства, с другой стороны, несут на себе отпечаток экономических условий: вот почему они становятся редкостью в эпоху, когда они более всего необходимы нам в качестве ориентира.

Перемещение столицы на Восток увенчало это положение вещей. Благодаря своей многовековой традиции Восток, все еще представленный сложным этническим смешением, был более единообразным с культурной точки зрения, более приспособленным к подчинению абсолютной монархии. Запад, который начиная с протоисторической стадии очень быстро интегрировался в экуменическое сообщество, сохранял множество зачатков, оставшихся незадействованными и способных возродиться. Исторически романизация привела к ускорению цивилизационных процессов у различных покоренных народов, предоставив им возможность развиваться и не принуждая их принимать заранее установленные решения. В IV в. к последствиям этого процесса добавилось недовольство и общий беспорядок; теперь в небольших политических образованиях, подобных империи галлов, искали уверенность и безопасность, которые больше не находили в универсальном организме.

Образовавшейся в результате расщепления римского мира Византийской империи вскоре суждено было стать государством скорее азиатским, чем европейским, и его языком будет греческий. По сути, «империя римлян» было лишь название. Ее греческие основы на Западе осознали очень рано. Но не стоит забывать, что десять веков миновало со времен классической цивилизации и что собственно эллинистическая традиция не была ее прямым продолжением. Присутствие в империи азиатских сообществ и групп, древние традиции которых были пробуждены длительными контактами с восточной цивилизацией парфян и Сасанидов, изменило жизнь. Греческий язык и эллинистическая культура зачастую позволяли только внешне скрыть мир, оставшийся глубоко чуждым. Тем не менее культурные проявления — можно сказать, культурные привычки — были многочисленны, развиваясь в основном в крупных центрах, каковыми по-прежнему были города. Религиозные войны, которые долгое время потрясали византийское государство и отличались невиданной на Западе жестокостью, свидетельствуют о сближении в христианской среде эллинистического рационализма, одновременно логического и демагогического, и восточного детерминизма. Древняя восточная концепция господства божественного права должна была проникнуть в христианскую империю; как только появилась возможность допустить, что монарх имеет божественное происхождение, он стал главой церковной организации и арбитром в религиозных вопросах. Константин подал тому пример, созвав в 325 г. Никейский собор. Верховенство светской власти над духовенством было закреплено в момент иконоборческого кризиса. Константин хорошо представлял доводы, действовавшие в пользу восточной столицы, но он, конечно, не предвидел, что его политика, направленная на объединение, разрушит романское единство. Возвращение к децентрализации после смерти Феодосия I привело к окончательному разделению, которое день за днем становилось все заметнее. Отношения между восточной и западной частью империи (pars Orientis и pars Occidentis), которая формально еще провозглашалась единой, были не намного проще, чем отношения между двумя империями или разными странами. В действительности Константинополь рассматривал западную часть как зависимое пространство и использовал для ее ослабления соперничество между предводителями варваров, ставших решающим элементом как во внутренней, так и во внешней политике. Перемещение на Восток политического центра ввергло Запад в анархию, тогда как прежняя столица приняла на себя новую роль идеологического центра западного христианства. В то время как на Востоке иерархия Церкви была подчинена монархам, на Западе отсутствие действительной политической власти повысило авторитет римского епископа.

Восточный характер Византийской империи полностью проявился в результате долгого развития. Но в эпоху Юстиниана агрессивная политика, направленная на то, чтобы отвоевать территории, потерянные на Западе, приобретает вид настоящего завоевания. Речь шла не о восстановлении Римской империи, но об утверждении главенства Византии. Знаменитые памятники Равенны, не имея прямого отношения к локальной традиции, хорошо это показывают. Кроме Италии, новая «романизация» Запада затрагивала только более или менее ограниченные прибрежные регионы. Восточная империя, которая не смогла помешать падению Западной империи в 476 г., а также направила в Италию Теодориха[67] и его готов, слишком поздно осознала опасность западной ситуации. Попытка взять реванш у варваров закончилась поражением. Внутри компактной структуры империи наиболее слабые западные образования были покорены, особенно в Италии и Африке, где интеграция происходила медленнее в силу римской традиции. Варварские королевства, с другой стороны, консолидировались. С политической точки зрения история Византийской империи — это история длительной инерции. Тогда как Запад был организован на базе национальных государств, а Италия была почти полностью разорена вследствие переселений лангобардов, на Балканах продвигались славяне и болгары, так что Константинополь вынужден был уступить территории, и его европейское значение свелось к роли европейской столицы азиатского государства. Византийская империя после длинной полосы успехов и поражений просуществовала до XV в. Она до конца оставалась экономическим посредником между Европой и Азией, что объясняет ее благополучие. Что касается ее политической роли в Европе, она имела лишь второстепенное значение. Даже перед общей опасностью, которую представляло движение арабов, двум частям континента не удалось прийти к согласию. Конфликт между ними, впредь непримиримый, был связан с совокупностью причин, одновременно политических и религиозных: «великая схизма» на Западе действительно разделила на две части сразу и христианство, и Европу. Временное единство образовалось в империи, основанной Карлом Великим (768–814), который воспротивился, хотя и не явно, восточному единению с Константинополем. Первенство Востока, таким образом, оказалось довольно недолгим, пока это владычество было действительным и на Востоке, и на Западе.

67

Теодорих — король остготов (493–526), под предводительством которого они уничтожили государство Одоакра и завоевали Италию.