Цивилизации древней Европы

В Северной Италии, напомним, ситуация была совершенно иной; заселение долины реки По галлами способствовало усилению многих кельтских племен, например сенонов и бойев, и придало итальянскому северу некоторое единство, по крайней мере лингвистическое. Цизальпинские территории были связаны с внутренними районами континента, так же как Великая Греция на юге была связана с торговлей и влияниями Средиземноморья. Из рассказа Тита Ливия мы знаем, что галлы представляли в глазах римлян страшную силу, но неизвестно, что произошло с народами Италии в период их господства. Только в начальный период империи можно увидеть, как северные города отстаивают свои докельтские истоки, но римляне в эпоху, когда они завоевали долину реки По, отнюдь не выглядели как освободители. Таким образом, можно предположить, что эти меньшинства были малозначительны или что римляне не признавали их италийский характер, подобно подчиненному югу. Венеты, которые оставались независимыми от этрусков и кельтов, вступили в союз с сенонами, настолько тесный, что, согласно Полибию, две цивилизации отличались лишь языком. Важность роли, играемой венетами, возможно, была преувеличена в I в. до н. э. легендой, которая объясняла набегом их племен уход сенонов из Рима. Как бы там ни было, их военное могущество и организованность раскрылись в поражении, нанесенном ими напавшему на них Клеониму Лакедемонскому.

Галльское владычество, основанное на доисторической роли племени, развивается в ущерб этрускам, умбрам и грекам морских факторий, как свидетельствует рассказ Дионисия Галикарнасского, связанный со Спиной. Однако Спина существовала еще в III в. до н. э„в эпоху, когда римляне основали колонию Аримин. Фельсина, ключевой пункт северных этрусков, пала под ударами бойев в середине IV в. до н. э. Историки Античности относят к началу того же века падение Вей, разрушенных римлянами, и Мельпа — укрепленного города или фактории этрусков в Ломбардии, — разрушенного галлами. Это совпадение иллюстрирует упадок прежнего этрусского господства перед лицом сил, осуществлявших экспансию. Но эти силы вовсе не были сплоченными. Это хорошо стало видно, когда наконец кельты столкнулись с римлянами. Кельтская цивилизация Цизальпинии была достаточно разнородна: сеноны, осевшие в Пицене, очень рано начали торговать с италиками, их некрополи крайне богаты этрусскими и италийскими бронзовыми предметами, оружием, посудой, италийской, этрусской и греческой расписной керамикой, не считая золотых украшений латенского типа. Но бойи долгое время сохраняли свой национальный облик; они отказались только от первоначальной строгости: в III в. до н. э. в их болонских некрополях появились италийские и этрусские заимствования. Среди предметов, найденных в захоронениях, не только военные трофеи, некоторые свидетельствовали о связи бойев с этрусками. В целом формы и типы италийских заимствований и привозной продукции не унаследовали культуру Ла Тен II. Кажется, что эти кельты были практически изолированы от своих сородичей из других частей Европы: редкие образцы типичного галльского искусства — торквесы из Пицена и фалеры из Манербио, — возможно, были привезены.

Италия IV в. до н. э. находилась, таким образом, в противоречивой ситуации: римляне, самниты, бруттии, кельты расширяли сферы своего влияния, а греки и этруски оборонялись. Однако никто не мог добиться более или менее устойчивой гегемонии в Италии. Борьба, в которой римляне столкнулись с Вейями, в 394 г. до н. э. завершилась поражением Вей, ставшим моментом чрезвычайной важности в развитии римской политики. Некоторые историки считают эту дату началом римской экспансии. Ожесточенная борьба, которая разворачивается внутри Рима, показывает, что эволюция отношений между различными элементами, составлявшими римское сообщество, соответствовала политике экспансии. Кризис, который переживался Римом, был болезнью роста. Захват города сенонами стал лишь случайным эпизодом в веренице событий, где успех чередовался с трудностями и опасностями. После взятия Вей Рим стал для других народов Италии врагом, которого нужно сломить. В течение века римлянам, благодаря невероятным военным усилиям, удалось 'наконец укрепить свое господство. Этруски не сумели создать необходимого единства, а италики, несомненно более сильные с военной точки зрения, не были уверены ни в их симпатиях, ни в роли, на которую они претендовали. То же самое наблюдалось у галлов. После разгрома при Сентине (295 г. до н. э.) коалиции самнитов, этрусков, сенонов и умбров римляне добились господства в Центральной Италии: впредь для них был открыт путь либо на юг, либо в долину реки По. Таким образом, предпринятая этрусской дипломатией попытка объединить все силы, заинтересованные в отражении римской экспансии и поражении Рима, провалилась. Только Сиракузы и Карфаген могли контролировать события в Италии — и были в этом заинтересованы, — но они вступили в войну с целью завоевать Сицилию. После взятия Вей битва при Сентине стала второй из наиболее значимых дат в истории Италии и Рима.

История Рима не может быть на самом деле отделена от истории Италии, касается ли это гражданских столкновений и войн или италийского единства, которое постепенно реализовывал Рим. На территории Италии римляне осуществили первый опыт пространственной организации — той организации, которая стала источником их господства и базой для дальнейших предприятий в рамках мировой экспансии. Однако до эпохи Октавия римляне не занимались итальянской политикой, в том смысле, что они не стремились вызвать у италиков осознание связей, которые их объединяли. Напротив, их политика всегда основывалась на противопоставлении одних другим — для того чтобы италики столкнулись с Римом один на один, для того чтобы сломить опасные объединения и устранить всякую возможность образования новых союзов. Когда в этом отношении упоминают об италийском единстве, имеют в виду только результаты, а не намерения или средства. Сами римляне считали залогом своих успехов главным образом военную силу. Только Полибий впервые дал иное объяснение их достижениям, связав их с особой, созданной римлянами политической структурой. К этому добавляется способность к организации в самом широком смысле слова. Именно этим обусловлена медлительность, часто подчеркнутая, процесса римской экспансии: здание римского господства возводилось терпеливо, камень за камнем, по крайне мере пока они не соединились последовательно друг с другом, и не было здесь ни блеска выдающихся операций, ни личности вне общества. Часто упоминают, без какой бы то ни было риторики, этот народ крестьян-солдат, который владел и мечом и плугом и которому война была необходима в той же степени, что и жатва.

У римлян обращение к оружию восходит к взаимным набегам и грабежам, которые характеризуют любое доисторическое общество. Было бы, однако, интересно проследить, как спорадическая война за выживание переросла в планомерную экспансию. Римляне всегда беспокоились о том, чтобы представлять каждую из своих войн как оборонительную: они противопоставили духу мести юридическую концепцию возмещения ущерба. Хотя часто предлог создавался в целях оправдания перед общественным мнением, внутренним и иноземным, явной агрессии, это юридическое сознание стало одним из знаковых моментов римской цивилизации. Битва за битвой, война за войной — экспансия могла интерпретироваться как наиболее подходящее средство для устранения любой возможной угрозы вторжения. Занятая территория образовывала полосу безопасности, которую римляне, естественно, стремились расширить. Колонии на долгое время стали аванпостами, сдерживавшими наступление врагов. Эта стратегия активной обороны в конечном итоге позволила римлянам выйти за пределы латинской среды и осуществить завоевание Италии.

Со временем появились новые мотивы: необходимость использования новых земель, поиск ресурсов для обеспечения потребностей возрастающего населения, — ресурсов, которых не могло предоставить нестабильное распределение добычи. Чтобы решить важные экономические и социальные проблемы, римляне стремились захватить районы с минеральными богатствами, дорожные узлы и плодородные земли. Но поскольку невозможно было организовать новые территории, где вместо римлян и латинян были местные элементы, новую проблему породила интеграция последних, их использование в экономических интересах господствующей власти. Древние квириты, подпоясанные цетеги — cinctuti Cethegi,[27] — скорее всего не питали мысли о мировом господстве; лишь в результате более поздней интерпретации римского «мира» римлянам давно минувшей эпохи приписали эти амбиции, которых у них еще не было. Вначале их экспансия имеет, напротив, как мы часто наблюдаем, методический и педантичный характер, который ведет происхождение от привычки крестьянина организовать свой труд и образ жизни в соответствии со временем года.

27

От лат. cinctutus — опоясанный одним лишь набедренником; cinctuti Cethegi — древние римляне, еще не знавшие туники, т. е. римляне, придерживавшиеся старых принципов, римляне Старого закала.