Страница 11 из 75
Окно наверняка охранялось. Ходили слухи, что стража дворца состоит из трех десятков человек. Однако Малагирос несколько часов подряд наблюдал за происходящим с крыши соседней виллы и не заметил признаков жизни. Только прибегнув к специальному средству, он увидел чары, охраняющие дворец, и содрогнулся.
«Люди, должно быть, находятся внутри, — подумал он. — Я бы на их месте не высовывался». Он уже чувствовал сильное беспокойство и опасался, как бы вся затея не потерпела крах.
Взяв себя в руки, он вынул из кармашка на поясе склянку и снял с нее крышку. Намочив палец в масле, обвел контуры окна. Потом написал в воздухе несколько символов. Когда был дописан последний знак, его покинул страх и предчувствие обреченности. Он довольно ухмыльнулся. Чего только ни купишь за звонкую монету!
Просунув лезвие кинжала между ставнями, он приподнял задвижку и без колебаний проник в тускло освещенное помещение. Это была просторная приемная, строго обставленная в стиле Старого Города, без украшений и удобств, свойственных императорскому периоду. Из приемной можно было попасть в коридор, где спал раб, определенно попробовавший доставленного «по ошибке» вина: рядом с ним лежал опорожненный кувшин, на мозаичном полу красовалась густая красная лужица. Вино хефту непобедимо!
Малагирос медленно закрыл ставни и опустил щеколду, после чего некоторое время стоял в темноте, приглядываясь. Раб похрапывал и чмокал во сне губами. Малагирос увидел еще одну дверь, ведущую дальше в дом. Он медленно двинулся туда, ставя мягкие подошвы строго одну за другой.
Следующая комната оказалась парадной столовой, полной кушеток и низких столов, со стенами, украшенными изображениями застреленной дичи и рыбин. Кое-какой свет проникал сюда через стеклянный потолок; была видна галерея, идущая по второму этажу. В столовой царил порядок, кушетки были расставлены вдоль стен, однако сохранялся слабый винный запах — как видно, от пролитого вина, пропитавшего мраморные плиты.
«Кабинет должен примыкать к столовой, — решил Малагирос. — Так хозяину проще развлекать клиентов». Однако дверь в следующую комнату оказалась запертой. Судя по ощущению, она также охранялась заговором.
Вот и отлично! Малагирос опять вооружился баночкой с маслом и нарисовал на двери символы, которые должны были рассеять колдовство и позволить ему войти.
В следующей комнате горел огонек — видимо, на случай, если хозяину потребуется воспользоваться кабинетом среди ночи. В неверном свете Малагирос увидел помещение размером пятнадцать на двадцать шагов. Стены были увешаны полками с инкрустациями из слоновой кости, заваленными свитками. Ближе к столу лежали свежепереплетенные рукописи. Стол был так велик, что рядом с ним стояло несколько стульев. На самом столе не было свободного места от папирусов, пергаментов и нескольких тяжелых пресс-папье; на одном из пресс-папье красовался изумруд с кулак величиной, с резьбой в восточном стиле, изображающей дракона, совокупляющегося с шестирукой обезьяной. Малагирос едва поборол искушение присвоить эту вещицу.
Стена позади стола была украшена мозаикой, изображающей злобного морского зверя, поедавшего корабль и одновременно душившего многочисленными щупальцами команду. Все шесть глаз зверя горели, как раскаленные уголья.
Малагирос улыбнулся. Эврика! Он зажег еще одну лампу и начал искать рычаг, с помощью которого открывалась потайная дверца, каковую, без всякого сомнения, представляла собой мозаичная панель.
Афония пересекла слабо освещенный вестибюль, проникла в одну из комнат напротив гостиной и затворила за собой дверь. Из глубокого кармана штанов она извлекла короткую черную волшебную палочку с серебристыми письменами; палочка была подвешена на шнурке. Она поговорила с палочкой на языке, которому научил ее перед смертью, пользуясь все более редкими просветлениями сознания, ее отец; изъясняясь на этом языке, она всегда испытывала неодолимую тягу чихнуть. Палочка трижды дернулась, а потом приподнялась, грозя сорваться со шнурка, словно собака с поводка.
Двигаясь в указываемом палочкой направлении, Афония выскользнула из комнаты и беззвучно двинулась по коридору. Палочка вела ее по коридорам, пока не ударилась о стену из того же черного мрамора, из которого были сложены внешние стены дома, в том месте, где было вырезано нечто вроде кальмара.
Убрав палочку, Афония встала у стены, подняла обе руки и принялась вычерчивать в воздухе символы. Постепенно глаза кальмара загорелись оранжевым светом. Тогда Афония надавила на них пальцами. Стена разверзлась. В провале показались каменные ступеньки, ведущие в темноту.
Малагирос спустился по лестнице и огляделся. Он стоял на полу из темной плитки, напоминавшей блеском водную пленку. Лампа, с которой он явился сюда, оказалась лишней: вдоль всего прохода через равные промежутки были выставлены волшебные светильники. Малагирос счел это освещение лишним: все стены оказались испещрены неприятными мозаиками на сюжеты культа Ногры. Доминирующим цветом был красный…
Задув лампу, он поставил ее в темный угол под лестницей, после чего упер руки в бока, раздумывая, в какую сторону направиться. При этом он руководствовался тем, где бы сам предпочел разместить потайной храм зловещего божества. Только не под столовой: мало ли что взбредет в голову божеству! Но и не слишком далеко, чтобы его не обидеть.
Он мысленно наложил план, продемонстрированный Бертросом, на то, что увидел сам, и отправился в сторону от жилых помещений.
Наконец коридор уперся в стену. В этом месте можно было свернуть направо или налево. Малагирос избрал левый поворот, полагая, что последователи демонических культов обычно наделены воображением: для того, чтобы посвятить себя такому безумному занятию, надо обладать развитым чувством абсурда.
Коридор закончился дверным проемом, поперек которого были натянуты ожерелья из фаланг человеческих пальцев в оправах из червленого золота. Проем был окружен сплошной резьбой на непристойные темы.
«Непонятно, почему никто не снял этого до меня», — думал он, мысленно грызя ногти. Аккуратно приподняв зловещие ожерелья кончиком ножа, он напряг зрение. Перед ним лежал зал с каменными стенами и блестящим полом из черного мрамора. Посреди базальтового алтаря горел сине-белый огонь, имевший, несомненно, магическое назначение. Над алтарем возвышалась грубо вырезанная статуя с множеством рук и красными фасеточными глазами, отражавшими пламя.
«Ногра!» подумал Малагирос. У него учащенно забилось сердце, во рту пересохло, на лбу выступил пот.
Никакой охраны — ни человеческой, ни волшебной — заметно не было. Он отважно вошел в пустующий храм, позволив опуститься занавесу в двери за его спиной.
Он немедленно понял свою ошибку, но было уже поздно. Зал завертелся вокруг него, и он оказался с противоположной стороны дверного проема. Он шагнул было обратно, но дверь заколебалась и пропала.
Малагирос посмотрел влево и увидел тот же проем, только в другой стене.
Так он ходил взад-вперед долгими часами. Смятение начинало овладевать им. Только расположение идола Ногры оставалось неизменным. Во всяком случае, так казалось Малагиросу. Но он еще не потерял самообладания, чтобы направиться прямиком к нему.
Он попробовал зажмуриться и продвигаться вперед короткими шажками. Когда он открыл глаза, оказалось, что он едва ли не упирается руками в алтарь. Он испуганно отпрыгнул назад.
Теперь Малагирос попытался дойти до стены напротив двери, казавшейся самой близкой. Однако не смог до нее добраться. Он пробовал бежать, идти задом наперед, сосредоточиться на чем-нибудь другом, лежать на спине и отталкиваться ногами — не помогало ничего.
Дважды он едва не дотрагивался до алтаря, но так и не достигал намеченной цели. Чем больше времени он проводил в храме, тем больше затуманивался его рассудок.
«Зачем я здесь? — спросил он себя, напряженно хмурясь. — Я понапрасну трачу время». Чтобы не отвлекаться на Ногру, он отвел взгляд, зажмурился и закрыл лицо ладонями. Кольца на пальцах впились в кожу лица.