Страница 11 из 40
Бенедикт высунул из убежища нос — если только у тараканов есть нос, конечно.
— Тьфу, гангрена, совсем из головы вон! — Иннокентий извлек из внутреннего кармана джинсовки сверточек размером с первый том «Войны и мiра». В сверточке оказался пакетик, в пакетике — плоская запотевшая пластиковая коробочка с куском еще теплого мясного рулета и пригоршней салатных листьев и укропа плюс две веточки петрушки. Ах, Амалия Карловна, Амалия Карловна! Даже помнит, что я укроп предпочитаю петрушке. А уж ее версия мясного рулета способна соблазнить даже ярого вегетарианца.
— Глебов, мне стыдно, — подытожила я, обозрев все это великолепие. — Как будто я совсем никчемная, сама себя прокормить не могу.
— Вот и корми, — скомандовал гость. — Амалия как увидела, что я с утра пораньше по шнуру ныряю, сразу догадалась, что у тебя опять «сложные обстоятельства». Значит, говорит, опять будет забывать поесть. Вот.
— Сущее неприличие, — фыркнула я, — она же твоя тетушка, а не моя. И вообще, ты же знаешь, с утра не ем, желудок еще не включился.
— Ничего, ты начни, а он включится. Ну вот, опять без хлеба трескаешь…
Под бдительным кешкиным оком я слопала все, что было в коробочке. И ничего страшного со мной не случилось — все-таки человеческий организм обладает невероятными резервами! Глебов в награду налил мне свежего кофе, но потребовал компенсации в виде встречного доклада.
Про Ланкин роман я умолчала — не мой секрет, и вообще, в этом направлении гениальный Глебов все равно ничего сделать не сможет, тут мне придется. Прочее вывалила от и до. Правда, на мою версию обнаружения трупа Кешка фыркнул:
— Ладно-ладно, это ты Ильину рассказывай, а то я тебя не знаю. Да не прыгай ты, это неважно. Если ты убеждена, что твоя подруга ни при чем, так тому и быть. Хотя ты у нас девушка доверчивая…
Но по-настоящему Иннокентия заинтересовало лишь сообщение о Лидусином муже, давным-давно сопровождавшем жертву при известном визите. Кешка тут же пожелал подробностей.
— Да где ж я тебе их возьму? Витьку я и видела-то в общей сложности раз пять в жизни, когда он за женой в редакцию заезжал. Кажется, у него свой автосервис, или гараж, или еще что-то в этом духе. Вроде бы он не то шофер, не то автослесарь, но выбился в люди. Да ты меня не слушай, я сама толком не знаю.
— А Лидуся, значит, у вас в «Городской Газете» работает?
— Работала. По-моему, Витька ее ревновал ко всяким посетителям и заставил уволиться — сиди дома, воспитывай детишек. Как же! Накормить-обстирать — это да, тут Лидуся мастер, а вот чтобы воспитывать — это вряд ли.
— Детишки? Их что, много?
— Три оболтуса, от шести до четырнадцати лет, все мужеска пола, и все очень даже самостоятельные — впрочем, с такой мамой не диво.
Кешка потребовал уточнений:
— С такой — это с какой?
Я погрузилась в размышления, но через пару минут махнула рукой:
— Это безнадежно. Она неописуема.
— В каком смысле?
— В прямом. Ее описать невозможно, надо лично общаться, и то трудно поверить, что такое бывает, — Глебов явно ждал продолжения, а я лихорадочно искала формулировку поприличнее, — знаешь, она такое дитя природы. Хоть дурное, но дитя, — своих слов мне не хватило, пришлось цитировать Филатова.
— Ничего не понимаю, — честно признался Иннокентий.
— Не ты один. Только не усложняй, тут лучше упрощать. На самом деле Лидуся — прелесть. Пуп земли. Вот ты можешь себе представить, чтобы меня в ком-то не раздражал ярко выраженный хватательный рефлекс? А в ней не раздражает. Она по-другому не умеет, природой не заложено. Это не от жадности, отнюдь, она скорее щедрая, случайных гостей принимает, как самых желанных людей, но если где-то можно чем-то поживиться, ручки к добыче тянутся автоматически. Мозгов, по-моему, у нее в принципе нет, зато инстинкты развиты сверх всякого вероятия. Рядом с таким чутьем интеллект отдыхает. Лидуся плывет по течению, вечно во что-то влипает, но всегда выходит сухой из любой лужи, потому что абсолютно точно знает, когда и как себя вести, чтобы все получилось по ее хотению. Нормальный человек линию поведения обдумывает — и нередко ошибается, выбирает не лучший вариант. А Лидуся просто знает — ну вот, как дыхание — и все, безо всяких размышлений. Никаких комплексов и еще меньше моральных принципов. За полной ненадобностью. Ну знаешь, Эверест ведь никому не доказывает, что он Эверест, просто возвышается, и все. Кстати, с ней очень приятно общаться, очень. Даже скандалы какие-то натуральные и потому не раздражают. Налетела гроза, потом снова солнышко засияло. Невероятно легкий человек. Да, ты не поверишь, читать очень любит и кроссворды отгадывать.
— И кем это сокровище в редакции трудилось? Ведь на ваши заработки троих детей содержать… — Глебов с сомнением покачал головой.
— Трудилось оно завхозом, а что касаемо заработков — так это неважно. Их Витька кормит, и судя по всему, очень неплохо кормит, а Лидуся работала только чтобы дома не киснуть.
— Интересно…
Ход глебовской мысли был абсолютно ясен: при таком раскладе какая-нибудь «модельная штучка» могла представлять серьезную угрозу семейному очагу и материальному благосостоянию. А от угроз Лидуся избавлялась виртуозно, ускользая от них, как мокрый обмылок из пальцев. Если бы у Витьки появилась вдруг пассия, а Лидусе пришло в голову нахалку ликвидировать — никакие моральные угрызения ее бы не остановили. И проделала бы она все просто и без затей: зазвала бы в гости, накормила крысиным ядом или еще чем столь же полезным, да еще и ужасалась бы потом — ах, такая молодая, и вдруг померла!
И ведь сошло бы с рук, как дважды два, сошло бы, списали бы на несчастный случай или на самоубийство, но Лидусе бы поверили, как всем святым пророкам вместе взятым.
А что у нас? Закрытая студия, от которой ключей раз-два и обчелся, непонятно как попавший туда труп. И это — Лидуся? Накормила соперницу отравой и через полгорода — ну пусть не через полгорода, от ее дома до Дворца минут сорок, но все-таки не ближний свет — отвезла к Ланке в студию? Да не морочьте мне голову! Не говоря уж о том, что откуда бы у Лидуси ключу взяться, — да ей мысль о какой-то студии просто в голову бы не пришла. Максимум, чего от Лидуси можно ожидать — что она жертву из квартиры выведет. Да и то поленилась бы, у нее основной жизненный принцип — не напрягаться.
Но это, знаете ли, мои личные соображения, Глебов Лидусю в глаза никогда не видел, а представить такой персонаж, тем более его поведение в экстремальной ситуации, никакой фантазии не хватит. И объяснять бессмысленно. Да и зачем? Пусть дитя поразвлекается. Глазки вон заблестели, наверняка решил самостийно в сыщика поиграть. Дабы после преподнести Маргарите Львовне драгоценную информацию на блюдечке с голубой каемочкой.
Опасно, говорите? Грешно позволять ребенку такой риск? Ну-ну. Не знаете вы этого ребеночка. Ежели он станет действовать даже против целой команды вредоносных злоумышленников — я-то знаю, на кого в такой ситуации ставить. А злоумышленникам лучше уж сразу поднять белы рученьки и строем маршировать в ближайшее отделение милиции — сдаваться. Оно дешевле обойдется. Право слово.
Пусть действует. Нехорошей Маргарите Львовне — если честно признаться — почти того и надо было. Ведь одно дело, если нездоровый интерес к неудобным обстоятельствам буду проявлять я, и совсем другое — если несерьезного вида подросток. А осторожности у этого младенца на трех меня хватит.
— И что ты собираешься делать? — поинтересовался младенец.
— Тебе честно или вежливо? Если честно, то намереваюсь засесть за ваяние очередной нетленки. У меня, Кешенька, знаешь ли, еще и работа есть, не забыл? Тексты надобно сдавать вовремя, иначе в зеркало на свою физиономию смотреть противно.
На самом деле материалы были вовсе не такие уж срочные, сдаваться надо было не позднее утра среды, я планировала сделать это во вторник после обеда. Казалось бы, времени для писанины — вагон и маленькая тележка. Но кто же знал, что у меня под боком убийство случится? И уж тем более никто не знает, как ситуация будет дальше развиваться: вдруг — стремительно? Кто тогда за меня работу вовремя сделает? Надо пользоваться временем, пока оно есть.