Страница 7 из 9
— Ну все, начинается, — обреченно вздохнул Ильин.
2.
Ты меня на рассвете разбудишь?
Спящая Красавица
Да, хороша была Данюша, краше не было в селе. Или гримеры из похоронной конторы постарались? Снежно-белое, как будто свадебное, платье, на волосах и вокруг шеи что-то воздушное. На лице ни царапин, ни синяков — даже классических при черепно-мозговых травмах «очков» нет. Может, вблизи что-нибудь и разглядишь, но подходить вплотную я не стала: мрачная группа возле белого, шелково поблескивающего гроба не источала дружелюбия. Полтора десятка дам в черном, с уныло-вытянутыми лицами, напоминали стаю ворон.
Дамы были от пятидесяти и старше. Странно. Неужели у девушки не было ни одной подруги — хотя бы со своего курса?
Неподалеку от похоронного автобуса стояла бронзово-зеленая «субару». Водитель курил в приоткрытое окно и, казалось, кого-то — или чего-то? — ждал.
Обойдя «траурный митинг» под прикрытием катафалка, я узнала у его шофера, что хоронить будут в «Березовой роще». Рита, проснулся внутренний голос, тебе это надо? Две пересадки, да там еще километра два пешком. Зачем тебе? И вправду, зачем?..
…Добравшись до кладбища, я увидела, что «траурная компания» уже грузится в автобус. Ну да, две пересадки, пробки, да еще и пешком — конечно, они опередили меня на час, а то и полтора.
Ворона, расклевывавшая на кладбищенской ограде кусок булки, косилась на «компанию» неодобрительно. На меня, впрочем, тоже.
Поодаль стояла знакомая «Субару», на этот раз пустая.
Из-за кладбища наползала угрюмая туча на четверть неба. Листва, третий день висевшая тряпочками, начала слегка шевелиться.
Так. «Субару». Совпадение? Ну-ну, фыркнул здравый смысл.
Ладно. Для таких случаев у меня есть лохматое несовершеннолетнее создание по прозванью Иннокентий — невинный отрок, ага. Я как журналист, разумеется, и сама недурно «рыбачу» в информационном море, но Кешка делает это в триста двадцать восемь раз быстрее. Гений, чего уж там. Только бы он телефон не отключил.
Ура, есть!
— Кешенька, можешь машинку пробить? «Субару», госномер…
Через две минуты (да здравствуют информационные технологии!) «гений» продиктовал мне все данные владельца, включая семейное положение и адрес фирмы. В ответ на бурное изъявление благодарности дитя только фыркнуло:
— Да брось! Тебе же еще что-то надо?
— Ну… — я продиктовала номер Дашиного телефона.
— А чего конкретно-то? — хмыкнуло чадо.
— Кеш, я не знаю. На твою интуицию. Особое внимание обрати на пятнадцатое мая.
— Опять покойник, что ли? — в отличие от Ильина, Глебов относится к моим «историям» вполне добродушно. Мол, у каждого свое хобби: кто-то марки коллекционирует, кто-то убийства. Добрый мальчик.
— Покойница, — сообщила я. — Это как раз ее телефон.
— Ясно. Посмотрю. Только это не две минуты. Как чего найду — позвоню, лады?
Слегка поплутав, я отыскала свежие захоронения. У соседнего ряда — уже с оградками и даже с памятниками — стоял коротко стриженый шатен в светлом летнем костюме.
Мне вдруг вспомнилась статуя Командора. С чего бы? В мужчине не было ничего театрального, нарочитого. Он даже не смотрел на последнюю в сегодняшнем ряду могилу — он просто стоял.
На закаменевшей от жары глинистой глыбе грелась зеленая ящерка. Под моей ногой хрустнул сухой стебель бурьяна. Ящерка изумрудным ручейком соскользнула вниз и пропала среди глинистых комьев.
— Борис Викторович?
Он вздрогнул.
— Что вам нужно? — он даже не повернулся ко мне, даже не взглянул. Вздрогнул — и опять застыл.
— Расскажите мне о Даше.
— Кто вы?
— Рита. Это неважно. Пожалуйста.
— Послушайте! — «командор» наконец удостоил меня взгляда, надо сказать, довольно неласкового. — Кто бы вы ни были — неужели не понятно, что я не могу сейчас…
— Пожалуйста, расскажите.
Он неожиданно спросил:
— У вас воды какой-нибудь нету?
Я достала из рюкзака минералку.
Пил он, тяжело двигая кадыком и расплескивая воду. Капли мгновенно впитывались в бледную ткань, и мне некстати подумалось, что костюм «командора» не из дешевых.
— Даша чудесная… была. Я… я не знаю, как про нее словами рассказывать… — он произносил слово-два, делал очередной глоток, потом еще два-три слова — и опять глоток. Точно без воды слова застревали.
— Вы знали, что она беременна?
Мой вопрос Бориса Викторовича не шокировал, даже не удивил. Он только плечом слегка повел.
— Я просил, чтобы она сделала аборт, а она… Ну не могу я сейчас разводиться!
— Бизнес? — самым понимающим тоном уточнила я.
И промазала.
— Какой еще бизнес, — он горько усмехнулся. — Моя жена… она… она сейчас лечится. В Германии. И… в общем, это надолго. Если я сейчас подам на развод, я же сам себе в глаза посмотреть не смогу. А Дашка… Дашка все понимала. Но сказала, что рисковать не собирается — первая беременность, потом может вообще детей не быть. Сказала, что родит и подождет. Пока у меня… ну… пока ситуация не изменится.
Борис Викторович нахмурился и неожиданно спросил:
— Вы на машине?
— Нет.
Он отодвинулся от чужой оградки. Вздохнул, выпрямился.
— Давайте я вас подвезу, куда скажете? Чего уж теперь тут стоять, — казалось, он говорит не мне, а куда-то в пространство. Бесцельно, механически, монотонно.
В машине монолог продолжался:
— Это я, конечно, виноват. Я ведь сто раз предлагал ей снять квартиру — да хоть купить, пожалуйста. А Даша не хотела тетку бросать: та ее после гибели родителей вырастила, нехорошо. Надо было настоять, конечно. И чего ее на ночь глядя понесло этот чертов мусор выносить?! Ксения Федоровна, конечно, та еще аккуратистка и чистюля, недаром химию преподает, но ведь можно было до утра подождать? Наверное, поругались в очередной раз, вот и…
— Борис Викторович, извините, а откуда вы узнали про… про то, что случилось?
Он сглотнул, пальцы на руле сжались чуть сильнее. Но голос звучал спокойно, почти безразлично:
— Света мне позвонила, подружка Дашина. Ну не то что подружка, однокурсница. Они и в школе вместе учились, Света в соседнем доме живет. А ей, кажется, бабушка сказала. Света Ксении-то Федоровне попыталась позвонить — может, помощь нужна, когда похороны и так далее. А та ее послала: чтоб духу никого из ваших возле гроба не было! Ну и всякого еще добавила. Света с приятелями и решили: нет так нет, у человека горе, что ж ему переживаний добавлять.
3.
Грязь — это вещество не на своем месте.
Золушка
Как и следовало ожидать, Ксения Федоровна даже дверь мне не открыла. Только рявкнула через цепочку:
— Мне с тобой разговаривать не о чем!
Ну кто бы сомневался!
— Вы знали, что Даша беременна? — не слишком громко, но внятно поинтересовалась безжалостная я.
Дверь распахнулась, Ксения Федоровна втащила меня в прихожую и зашипела:
— Ты что несешь, дрянь такая! Да еще и на площадке! Ты ляпнула — и наплевать, а я как людям в глаза посмотрю? Так и пойдут шушукаться — Дашенька-то уже себя защитить не может.
— Ну, ей-то уже все равно, а… — я хотела добавить, что должен же кто-то за смерть девушки ответить, но не успела.
— Зато мне не все равно! — она щурилась, как снайпер, — одним глазом.
— Разве вы не хотите, чтобы убийца получил по заслугам? — спросила я с самым невинным изумлением.
— Какой убийца, что ты несешь? Вам, журналюгам, лишь бы грязь раскопать! — Ксения Федоровна не повышала голоса, скорее даже шептала, но шепот ее оглушал сильнее крика. — Чтобы всякие следователи и судьи ковырялись — кто, да за что? Она же и будет виновата — потом не отмоешься! А газеткам всяким на радость!
— Но ведь патологоанатом… — начала я…
— Ты уже и до них добралась, мерзавка? Чего прицепилась? Будешь про Дашеньку гадости распускать — зубы в глотку вколочу, так и знай! Вали отсюда, тварь продажная!
Ксения Федоровна вытолкала меня из прихожей и захлопнула дверь, обтянутую порыжевшим от старости дерматином.