Царский пират

Надо думать, Ипат уже сто раз успел пожалеть о том, как вел себя по отношению к боярскому сыну. Поспешил тогда, поторопился с издевательствами. Теперь все развернулось по-другому, и сотник Василий вновь стал тем, кем и должен был. Пусть не капитаном корабля, но все же явным воинским начальником: всяко уж не чета Ипату…

Зато у канонира имелось свое удовольствие. Однажды он заметил, с какой ловкостью его чернокожий «воспитанник» кидает в деревянную переборку короткий ножик. Взмах рукой, и сверкающее лезвие, перекувырнувшись в воздухе несколько раз, точно вонзается в стенку. Такому глазомеру мог позавидовать каждый, и Ипат решил сделать из М-Твали артиллериста, себе в подмогу.

Чернокожий гигант был в восторге от своего нового положения. Он научился заряжать орудия в считаные секунды, а в том, чтобы перекатывать их по палубе, ему вообще не было равных – физической силой И-Твали превосходил всех остальных. Однажды с разрешения Степана Ипат устроил «учебные стрельбы», использовав для этого десять ядер из запаса, значительно пополнившегося после стоянки в Сан-Мало.

Из досок разломанного снарядного ящика был сооружен маленький плот, который, привязав длинной веревкой, бросили за борт. Когда расстояние между бригом и плотиком значительно увеличилось, Ипат начал стрельбу по нему.

Это было настоящей боевой практикой: корабль качало волной, цель была маленькая, и попасть в нее было крайне сложно. Вся команда, столпившись у борта, наблюдала за стрельбами. Пушки поочередно грохотали, Ипат матерился, сизый пороховой дым ел глаза всем присутствовавшим.

Четвертым выстрелом Ипат опрокинул плотик так, что он перевернулся. Шестым – разнес его в щепки. Это был очень хороший результат – ведь маленький плот куда меньше, чем вражеский корабль.

Последний, десятый выстрел гордый собой канонир позволил сделать своему новому помощнику.

– Давай, Черт, – снисходительно сказал Ипат. – Покажи себя. Чему я тебя научил…

Сверкая белозубой улыбкой, М-Твали ловко откатил тяжелый пушечный лафет и зарядил орудие. Закатив в жерло ядро, он несколько раз мягко, но сильно сунул банником, забивая заряд поглубже. Затем, перескочив к казенной части, навел пушку на оставшуюся плавать среди волн доску. Выстрел – и доска взмыла кверху, ядро угодило ей в край.

Вообще чернокожий убийца с пиратской галеры на деле оказался добродушнейшим парнем. Он поминутно улыбался, стараясь угодить всем, а в Ипате вообще души не чаял. Только при виде Степана он как-то собирался и отводил глаза в сторону: неловко было, ведь в бою он чуть не убил поморского капитана.

Кроме прочего, М-Твали оказался очень восприимчив к языку. На пиратской галере с ним никто не разговаривал: его держали в клетке, как дикого зверя, и выпускали только в бою, когда нужно было убивать неизвестно кого за миску похлебки. А оказавшись на борту русского корабля, африканец погрузился в языковую стихию, вскоре ставшую для него понятной. Никто специально не учил его, но М-Твали слушал речь, обращенную к себе и звучащую вокруг себя, так что результаты не замедлили сказаться.

Конечно, тут постарался и Ипат, ревниво следивший не только за артиллерийскими успехами, но и за общим развитием своего помощника. Однажды он даже устроил аттракцион для всей команды, когда перед всеми вдруг задал вопрос:

– Скажи нам, Черт, кто ты таков?

Видно, с Чертом уже репетировали этот номер, потому что тот с готовностью улыбнулся и с ужасным акцентом, но четко отрапортовал:

– Стрелец московского царя!

– А с кем ты должен сражаться, Черт? – задал следующий вопрос одноглазый педагог.

– С немцами, шведами и бусурманами, – последовал немедленный ответ.

– Вот вернемся в Россию, – обращаясь ко всем, сказал Ипат. – Зачислим Черта в стрелецкий полк пушкарем и на войну пойдем. От одного его вида басурмане разбегаться будут.

Сейчас, вернувшись с острова на корабль и увидев знакомые лица в знакомой обстановке, Степан испытал облегчение. Только сейчас он понял, что имел в виду Лаврентий, говоря о «месте силы». Действительно, на острове он ощущал угнетенность, словно в присутствии какой-то незримой, но грозной силы. Будто десятки глаз наблюдали за тобой, раздумывая, оставить тебя в живых или уничтожить одним могучим ударом.

Во второй половине дня настало время обеда. Готовить еду для команды Ингрид решительно отказалась с самого начала.

– Никогда не любила этого, – заявила она Степану. – Только для мужа стану готовить. А поварихой на собственном бриге не буду. Давай, лучше я тебя научу обращаться с астролябией – это куда интереснее.

Поваром пришлось сделаться Лембиту, которого это вполне устроило. На корабле он оказался самым старшим по возрасту – ему было под сорок лет, и голова с бородой давно сделались седыми. Лембит в юности надорвался и заработал себе грыжу, так что участвовать в полевых работах не мог. Ходить в море на шхуне – другое дело, а надсаживаться в поле с бороной он не мог. Но ведь не сидеть же сложа руки. Вот хозяин хутора и приноровился помогать своей жене готовить обед для большой семьи и работников. Кстати, как доверительно пояснил Лембит Степану, так выходило даже экономнее: жена вечно жалела людей и старалась положить в котел побольше продуктов, а он, будучи хорошим хозяином, положил конец такому расточительному безобразию…

Правда, кулинарные способности хозяина хутора Хявисте были незатейливы. Точнее, они полностью соответствовали тому, чем и привыкли питаться на эстонских хуторах: это была жидкая овсяная или ржаная каша с плавающими в ней кусками сала. Привыкшие к русским калачам и кулебякам стрельцы негодовали и давились, но Ингрид была хозяйкой корабля и обучала капитана морским наукам, а больше никто на борту готовить не умел.

Но обед на острове Готланд оказался праздничным. Воспользовавшись стоянкой в бухте, с борта корабля забросили сеть и в несколько приемов выловили довольно большое количество трески. На каждого члена команды пришлось по три рыбины. Лембит сварил рыбу с солью в огромном котле, где привык варить кашу. К рыбинам он выдал по две галеты из партии, которую закупили в Сан-Мало. Перед тем, как есть, этими галетами, согласно старинной морской традиции, следовало долго изо всех сил стучать по столу или по лавке. Заслышав на корабле мерный и сильный стук, каждый мог безошибочно догадаться – наступило время обеда и матросы стучат галетами, выбивая из них черных мучных червей…

Обрадованные рыбой на обед, стрельцы потребовали принести бочонок с крепким пивом или вином, также закупленными в изобилии, но тут Степан воспротивился.

– Завтра с утра выходим опять в море, – объявил он. – Нечего напиваться. Скоро начнем войну, тогда и будем пировать хоть каждый день. Счет будет такой: один потопленный вражеский корабль – один бочонок пива или вина, на ваш выбор. Как ты – согласен, боярский сын?

Василий солидно кивнул и довольно усмехнулся. Степан и сам понимал: раз уж они возвращаются на войну и будут взаимодействовать с русским войском, боярский сын снова станет важной фигурой. Раз так – с ним нужно держаться почтительно. Хотя отношения у них между собой были хорошие, все же двум независимым людям трудно сохранять паритет…

Степан сидел в трюме за столом вместе со всеми, шутил и смеялся, а затем поднялся в капитанскую каюту вместе с Василием и Марко Фоскарино, где уже сидела Ингрид с книгой в руках. Находясь в Сан-Мало, она вдруг в одной лавке присмотрела и купила себе книгу в кожаном телячьем переплете – ужасно толстую и дорогую. Книга была печатная, что делало ее гораздо дешевле прежних – рукописных, но все равно стоила одну золотую монету. Это были деньги, за которые можно было купить корову. Называлась книга «Рассуждения о небесной сфере».

В книге было много рисунков – схемы движения небесных светил, таблицы, с помощью которых исчислялись расстояния до них от Земли, а также рассказывалось о параболах, эллипсах и магнитных силах морей.

– Ты сможешь это понять? – поинтересовался Степан у девушки, пораженный тем, что она купила себе вот эту книгу, а не новое платье или золотые украшения, столь обильно продающиеся в лавках пиратского Сан-Мало…