Приемные родители

— Джинни, — глухо, спросонья прогудел "Элмер", потягиваясь и сбрасывая одеяло. — Джинни, прекрати! Ты же всё равно его Вахитом назовёшь, но спишешь всё на своё иностранство!

— Эл, надо же,  проснуться изволили!

Ехидство собрата по несчастью, пропущенное через женское тело и многократно им усиленное, подействовало на Лаврова как ведро ледяной воды.

— Да, изволили! — подскочил он на кровати, даже забыв на миг, что ему только что снилось. — Изволили! Не всем же старческой бессонницей страдать! Должен же кто-то быть молодым и полным сил!

— Молодые и полные сил, — обворожительно улыбнулась "Джинни", — по ночам не спят! Молодые считают, что ночи даны им, чтобы тратить силы! Я вот, кстати, тратила! С пользой! И с удовольствием! А ты дрых, как медведь в берлоге!

Серёга задумался.

— Это с каким это удовольствием и пользой ты силы тратил?!

— Трати — ла! Не забывай, муженёк! Я — женщина, я же-э-энщина-а-а!..

— Хорошо-хорошо. И как же ты свои силы трати-ла?

Изображать из себя Джоконду у "Вирджинии" получалось лучше всего:

— Правильнее было бы спросить, с кем.

— Ну, с кем, — на автомате переспросил Серёга и тут же взвился, хватая "Джинни" за горло.

…Вчерашним вечером "Вирджиния", "Элмер", Аяз Вахитович и Алекс Фрост решили отметить знакомство предусмотрительно захваченными Артуром из Москвы парой бутылочек "Remy Martin" и "Henessy". Скорейшему установлению отношений немало способствовало почти полное отсутствие закуски. Оно, конечно, потом бутерброды с колбасой тоже пошли в ход, но поначалу-то все умничали и пытались закусывать коньяк по правилу "трёх С" — "chocolat, cafe, cigare". Шоколада под рукой не оказалось, кофе, который наварила Леночка, всем своим видом показывал, что опасен для пищеварения… а может, и для жизни тоже. Сигар, кстати, тоже не нашлось, их заменяли помятые "уинстоны" Аяза Вахитовича. К моменту, когда фирменные чёрно-красные упаковки и янтарные бутылки размножились и завели хоровод на столе, Серёга-Элмер и Сейфулин стали если не родными братьями, то, по меньшей мере, лучшими друзьями. Мужчины вели умные беседы за столом (изобретая всё новые ответы на вопрос "ты меня уважаешь?"), "Джинни" и Алекс уселись вдвоём в большое кожаное кресло и ворковали в нём нежными пьяненькими голосочками. Потом Сейфулин предложил Лаврову показать "пэ-гэ-тэ" Ухтомск и рассказать, почему ему тут всё обрыдло.

Потом… да-да. Они с Аязом ушли, прихватив с собой всё, что осталось от "Remy Martin" (оставалось где-то с полбутылки). Почти до донышка допитый "Henessy" благодушно оставили дамам. Дамы помахали вслед мужчинам из распахнутого окошка… а потом… это что же получается?! Серёге не померещилось, когда он оглядывался, что "Вирджиния" и Алекс пошатываются в окошке, обнимаются и целуются совершенно не по-детски?!

…— Ах, значит, "с кем"! Так вот ты чего удумал, поганец!

Превосходство плескало через край из взгляда Артура-Вирджинии. Серёга выпустил его… её шею на свободу и принялся отплёвываться и вытирать руки об шторы, приговаривая:

— Ну, пидарас, ну, пидарас, это ж надо ж, с бабой — в бабском теле!..

"Джинни" щурила аккуратно подведённые — и когда только навырял? — глазки и мерзко хихикала:

— А ты думал, Алекс растает в твоих объятьях? Помечтай! Ха-ха-ха! А ты знаешь, какая она… горячая? Ты знаешь, как она кричит, когда ей хорошо?

Серёгу внезапно осенило:

— Ничего! Мы ещё посмотрим, кого она выберет в следующий раз!

— А следующего раза не будет! — самодовольно выпятил грудь Артур.

Взгляд Лаврова непроизвольно сконцентрировался на бюсте "Вирджинии".

— Это почему это?

— Коньяка больше нет!

— Ах ты с-с-с… — зашипел Серёга.

— Да, да, я, — сквозь хохот согласился Артур. — И это ты же ещё не знаешь, что и как ощущают возбуждённые женщины!

— Че-го?!

— Того! — "Вирджиния" пошла на "Элмера", зазывно раскачивая бёдрами, прикрывая глаза. — Знаешь ли ты, что мы чувствуем, когда к нам прикасаются любящие руки? Знаешь ли ты, насколько сильно это отличается от того, что ощущаете вы, мужичьё?! Нет, ты не можешь этого знать!

Серёга подобрал с полу отпавшую челюсть и скривился:

— Ага, я прямо так тебе и поверил, блин, фонтан восторга, пучина этого, как его, в общем, я тебя знаю! Ты хочешь, чтоб я в следующий раз не перехватил у тебя мужского тела!

— Нет, это скорее я перехвачу у тебя женское, если успею! Потому что… — что-то неуловимо изменилось в тоне Артура. — Потому что, серьёзно, это стоит попробовать.

И Серёга поверил.

— Ладно, всё, хорош лирики, давай, приводи себя в порядок!

— Кстати, — Лавров добрался до зеркала, и теперь недоверчиво разглядывал своё совершенно нормальное, ничуть не припухшее лицо. — Кстати, о порядке. Мы ж вчера столько выжрали! Нас же должно сегодня ещё целый день крутить-мутить!

"Джинни" пожала плечами. Вздохнула:

— Похоже, на этот раз Светлый, предвидя подобную ситуацию, снабдил нас телами, не страдающими похмельем.

— Эх, вот если б так всегда при жизни было…

— Ага, помечтай!

В этот раз Артур на переговоры шёл без коньяка, но с полным пакетом документов. Его надежды на то, что Светлый предоставит всю необходимую для усыновления документацию, оправдались на все сто процентов.

Сначала он сложил документы в целлофановый пакет. Подумал и переложил в объёмистую сумку от Prada. Перебрал весь гардероб, заставил Серёгу ещё раз побриться и от души полил мужским "Clive Christian No. 1"

Лавров брыкался, но Артур пребывал в хорошем настроении, и, не обращая внимания на его рывки, напевал:

— Нюхай, нюхай ноты бергамота, ноты лайма и сицилийского мандарина…

— Какого ещё, блин, мандарина?

— …а также кардамона, ландыша, розы, жасмина…

— Блин, зачем это всё мне?!

— …иланг-иланга, кедра, сандала, ветивера и амбры!

— Сам ты ретривер и ещё лабрадор!

— Элмер! — Артур нацелил прямой палец, благоухающий всеми этими "нотами" лайма, жасмина, кардамона и далее по списку в нос товарища. Тот скосил на него глаза.

— Элмер. Мы входим в ответственную фазу. Мы должны сегодня произвести впечатление. Моя задница ещё ни разу меня не подводила, и сегодня она чует грандиозную схватку за право обладания мальчиком!

— И чо? — Серёга вроде бы продолжал возмущаться, но обороты сбавил. — Чо теперь, надо знать наперечёт, какого дерьма напихали в одеколон, без этого ребёнка взять не дадут?

 — Дадут, дадут… потому что это не просто одеколон! Это — "Клайв Кристиан Номер Один"!

— И чо? — привычно уже буркнул Серёга — и тут же клацнул зубами от "нежного" шлепка по подбородку. — Ты чо, сдурел?! Я чуть язык не прикусил!

— Так не прикусил же. Каким одеколоном ты пользуешься?

— "Дипломат"!

Артур вскинул руки и воззвал к небесам:

— Санта-Мария, сжалься надо мной! Пошли ему хотя бы пятьдесят граммов мозга! Ну или хотя бы тридцать… чтобы хватило на запоминание марки одеколона, не того, каким при жизни пшикался, а того, которым сейчас, как Элмер Миллер, пользуется!

 — Да запомнил я!

Кривошапкин упёр руки в боки и внимательно ждал ответа:

— Ну?

Лавров наморщил лоб, силясь вспомнить название.

— "Ретривер"? — неуверенно предположил он.

Артур молча покачал головой.

— А! Вспомнил! "Криштиану Роналдо"!

Артур зарычал от негодования:

— Сам ты Криштиану!!! Ты б ещё Роналдиньо вспомнил!

— Ну блин! У тебя сколько времени пузырь в руках был, название перед глазами, а мне ты память изгадил этими нотами всяких там калифорнийских мандаринов!

— Сицилийских!

— Да кой хрен разница! Цитрусы — они и есть цитрусы!