Страница 20 из 70
Карие, тёплые, такие глубокие и выразительные, опушённые длинными изогнутыми ресницами, глаза Клюева смотрели мне прямо в душу.
-- Эдик, я...
Горло стиснул нервный спазм: Эдик, я на самом деле вампир, ага, ты только не бойся, я тебя не съем. То есть, не выпью.
-- Эдик, ты очень-очень хороший, ты просто замечательный... но... но я...
Он заметно поскучнел.
Неподалёку от нас, как раз за спиной моей мечты, каменными изваяниями стояли Вера и Фил. Ещё чуть дальше пёстрой стайкой вились перед братьями Клюевыми первые фролищенские красавицы, у которых я так изящно увела своего -- да, своего! Никому не отдам! -- Клюева-младшего.
-- Эдик, я... -- начала я шестой заход. Ну, всё. Теперь точно скажу. И будь что будет. -- Эдик, ты просто сам ещё не знаешь, какой ты изумительный парень, но я должна тебе кое-что сказать о себе, очень важное. Может быть, когда ты это узнаешь, ты не захочешь больше дружить со мной...
Фил вдруг встрепенулся и принялся что-то доказывать Вере, размахивая руками и пританцовывая. Вера скорчила страшную гримасу и вцепилась в Фила мёртвой хваткой. Длинный и нескладный вне танца Фил трепыхался в её руках, как тряпичная кукла.
Блин. Сбили весь настрой.
Я надулась и обиженно отвернулась от Эдика.
Он терпеливо ждал продолжения, даже погладил меня по руке, и от его прикосновений по телу пробежали лёгкие электрические разряды. В прямом смысле этого слова. Даже кудряшки на голове стали значительно объёмнее.
Я набрала песка в ладонь, тонкой струйкой посыпала на свои коленки. На колени Эдика.
Ну же. Давай. Решайся. Ты же решилась, Надя, ты уже ему всё сказала. Что он хороший, вкусно пахнет, что ты не настаиваешь на продолжении дружбы, если он не пожелает дружить с...
Да уж. Я даже мысленно не могла выговорить это страшное и смешное в свете солнечного жаркого дня слово -- вампир.
-- Эдик... понимаешь, я не такая, как все...
Он погладил меня по руке, осторожно, будто фарфоровую, приобнял за плечи:
-- Надя, Надя... успокойся. Я всё понимаю...
Я осторожно, чтобы не спугнуть, повернулась под рукой парня. Горячая, она гнала по моей спине волны знобких мурашек, и я ничего не могла с этим сделать.
Только помечтать, чтобы это длилось вечно.
-- Правда, ты понимаешь, Эдик? Правда?
-- Да, -- грустно вздохнул он в ответ. -- Мне очень жаль.
-- Чего тебе жаль? -- тон голоса и тоска во взгляде меня определённо настораживали.
-- Что ты считаешь, будто это может встать между нами и помешать нашей дружбе.
Я воспрянула духом:
-- Ты так не думаешь, нет?
-- Нет, конечно! Это ничему... ну, почти ничему не мешает. Может быть даже, для тебя это всего лишь мода, и со временем пройдёт...
-- Э-э...
Мы с Эдиком смотрели друг на друга очень внимательно. Недоверчиво.
-- Эдик. Ты сейчас о чём?
-- О тебе...
-- В котором смысле?
-- Но ты же сама сказала -- ты не такая, как все!
-- Ну?
-- Что -- ну? - возмутился Эдик, поднимаясь с песка и отряхивая белые шорты. К его ногам завораживающе красивыми разводами прилипли песчинки. Они повторяли узор его вен. -- Ты не такая, как все, и тебе кажется, что из-за этого невозможна наша дружба.
-- Всё верно, -- согласилась я и тоже встала.
Наши лица вновь оказались рядом, и я разглядывала несравненное, прекрасное лицо, покрытое гладкой, загорелой кожей.
Он когда-то родился для того, чтобы стать моей погибелью. Ведь сейчас не выдержу и наброшусь на него: эта бьющаяся в жилке на виске кровь, она так пахнет...
До боли стиснув кулаки, я упрямо повторила свой вопрос:
-- Что ты имел в виду, говоря, что это не помешает нашей дружбе?
Он взял меня за плечи обеими руками и выдал, постепенно сводя тихий шёпот на нет:
-- Наденька, нашей дружбе не может помешать то, что ты... розовая.
-- Кха-кха-ка-ка-я?!
Я даже за горло руками схватилась. Показалось вдруг, что разучилась дышать.
Эдик мягко улыбнулся и объяснил:
-- Что ты любишь женщин... Что с тобой, Наденька?!
Я догадывалась, что похожа на анимешную девочку, у которой глазки съехались в кучку, а челюсть отпала до колен. Когда заговорила, не узнала собственный голос, не смотря на то, что мне пришлось откашляться:
-- Эдик... Эдик... я... я не говорила, что я... я имела в виду, что... нет, ты всё не так понял, Эдик! Я не люблю женщин! Я их ненавижу! Особенно тех, что рядом с тобой...
Ой. Кажется, сказала что-то лишнее.
Клюев-младший улыбнулся. Божественно. Ослепительно. Крепко обнял меня.
Ну. Давай, Надя. Говори. Говори же!
Но понукать себя было бесполезно.
Я раскачивалась на волнах своих титанических усилий -- сдержаться, не загрызть его, не впиться клыками в такую близкую шею, не порвать артерию, не выпить досуха всю-превсю его кровь -- и возбуждения от его прикосновений.
Я так и не сказала ему, что я -- вампир.
Глава восьмая. Дзержинск.
Хоть я и была знакома с Эдиком всего ничего, но у меня уже сложилось впечатление, что он постоянно занят какими-то таинственными делами.
Вот и вчера, мы просидели на речке час, два, три... я готова была сутки сидеть так. Болтать о пустяках, дурачиться то на воде, то на суше, дышать его запахом и млеть от не всегда случайных прикосновений... а потом он посмотрел на часы, грустно улыбнулся и быстро-быстро ушёл, почти сбежал, объяснив, что вернётся чуть позже. Через два-три часа.
Всё это время Вера и Фил уходили, приходили, появлялись то на нашем берегу реки, то на противоположном, при этом Захарченко не менялась, а вот Широков с каждым появлением становился всё более убитым и взмыленным. Наверное, Вера снова взялась гонять "своего зайчика", обучать его хорошему бегу и прыжкам.
Как только ушёл Клюев, сладкая парочка подсела ко мне с двух сторон.
-- Ну так вот! Не вышло у нас сегодня поехать на озеро, но мы подготовили тебе сюрприз! -- как ни в чём не бывало заговорила Вера.
-- Уф, уф, уф, -- никак не мог отдышаться мокрый как мышь Фил. -- Сюрприз!
-- Посмотри на реку!
Я и так на неё смотрела.
-- А теперь представь... плот!
Я повернулась к Вере:
-- В смысле?
-- В прямом. Плот. Ну, такая, знаешь, конструкция из брёвен, которая плавает...
-- Да я знаю, что это... не понимаю просто, при чём тут... сюрприз.
-- Так плот и есть сюрприз, Надь!
-- А-га... -- стоило бы, может, промолчать, но я всё-таки спросила:
-- И где же он?
-- В стадии строительства, -- туманно-загадочно ответила Вера.
-- И, если ты не против и представляешь себе праздник, часть которого проходит на плоту, плывущем по Луху, то будет плот! -- торжественно проговорил уже почти восстановивший дыхание Филипп.
Я вздохнула.
Перед глазами встала шикарная картинка: по реке Лух плывёт белый кораблик, сверкающий праздничной иллюминацией как новогодняя ёлка, и с него по всей округе разносится песенка -- "на теплоходе музыка играет"... а мы трое болтаемся в волнах, поднятых корабликом-ёлкой, на трёх брёвнышках. У нас в руках по веточке пижмы и по свечке.
Хоть картинка эта могла рассмешить любого, мне совершенно не хотелось даже улыбаться. Во-первых, только что ушёл мой допинг, мой воздух, моя жизнь -- Эдуард Клюев, оставив взамен себя мрачное настроение. Да, он обещал вернуться. Как тот Карлсон.