Коллега

– Машет конечностями, – поправил криво сидящие на сломанном добрыми людьми носу очень непростые очки. У себя в ментовке мы о таких и не слышали.

Бросил взгляд на балкон четвертого этажа. Крепенький пожилой мужик в выцветшей майке-алкоголичке бодро выполнял упражнения с гантелями. Благодаря хитрой оптике можно было без труда разглядеть, что железки у него весьма серьезные, килограммов по десять каждая.

– Физкультурник, блин, – молвил Ильин. – А прикидывался дохлятиной.

Мужик опустил гантели на пол и принялся трясти руками и дышать по науке.

– Заканчивает.

– Отлично, жду в подъезде.

– Иду, – выскочил из машины и бодро затрусил в сторону дома, зевая на ходу. Вчера, вместо того чтобы лечь пораньше и заснуть, мы с Ильиным зацепились языками и полночи проболтали. Открыл дверь и вошел в подъезд.

– Давай быстрее, – поторопил Николай. – А то перейдет, сука, к водным процедурам, жди его потом, – и мы в темпе рванули наверх.

– Мой ход, – я встал перед дверным глазком и решительно надавил на кнопку звонка. Раз, другой, третий, еще и еще без перерыва. Как говорится, вежливо, но настойчиво. Именно так, не иначе, принято у нас вторгаться в жизнь и квартиры граждан. Николай пристроился у стены сбоку. Телескопическим глазком его куратор обзавестись не озаботился, а потому бодрого старца ждал сюрприз.

Послышались шаги, внутренняя дверь открылась, жилец приник к оптике.

– Кто там?

– Капитан милиции Луценко, убойный отдел, – представился я, достал удостоверение, развернул и расположил перед глазком. – Гражданин Пермяков?

– Да.

– Откройте, пожалуйста, – и до чего же я вежлив сегодня!

– Зачем? – после паузы строго поинтересовался Пермяков И. С. Видимо, внимательно вчитывался.

– Хочу задать несколько вопросов.

– Задавайте, – разрешил он, но дверь открывать не подумал.

– Вам принадлежит автомобиль марки «Опель Астра» серого цвета, номерной знак?..

– Мне, а что?

– Документы на машину имеются?

– Конечно.

– Предъявите.

– На каком основании?

– Объясню, но сначала я должен на них взглянуть.

– Минуту, – и зашаркал тапочками вглубь квартиры. Наверняка, старый партизан собрался звонить ко мне в управление.

На доброе здоровье. По управе сегодня дежурит Толя Вахитов, а тот на вопросы отвечать умеет. Мало не покажется.

Замок щелкнул, дверь растворилась.

– И, все равно, капитан, не понимаю, – сурово заявил стоящий на пороге. – Это ведь не ваша земля...

– Наша, Семеныч, наша, – Ильин вынырнул из-за моей спины и нарисовался прямо перед ним. – Не рад?

– А, это ты, – тускло произнес тот. И тут же выбросил вперед руку, целясь пальцами в глаза.

Глава 42. ИНСТРУКТОР ПО ПРОЗВИЩУ МАСТЕР

Маруська тут решила,

Что жисть стала хужей,

И в грудь себе вонзила

Шестнадцать столовых ножей...

Люблю, признаться, что-нибудь под настроение спеть, вживую, без всякой там фонограммы. Кое-кому, кстати, нравится, например, самому мне. Другим – как-то не очень. Слуха, говорят, у меня нет. И голоса. Можно подумать, у всех остальных есть. А ведь мелькают в ящике и даже считаются звездами.

Хозяин квартиры уныло восседал на табурете в собственной кухне с полотенцем у рта и что-то жалостно бубнил сквозь это самое полотенце. О Женевской конвенции и гуманном отношении к военнопленным. Иннокентию Семеновичу страшно не нравились издаваемые мною волшебные звуки, думаю, если бы ему предложили на выбор прослушать еще пару шлягеров в моем исполнении или подвергнуться пыткам, бодрый старик наверняка выбрал бы последнее.

– Больно? – подошел поближе и погладил ласково заросший седым волосом затылок.

– Ебдктк – очевидно, это означало «тебе бы так».

– А нечего конечностями размахивать, тоже мне, Брюсов Ли из Свиблова. Серега!

– Что? – раздалось из глубины квартиры.

– Иди кофе пить.

– А орать не будешь?

– Я тихонько.

Маруську окружают

Шестнадцать штук врачей

И каждый врач вынает

Свой ножик из пышных грудей...

Семеныч затряс головой и принялся стонать.

– Ты, кажется, обещал потише, – Серега появился на кухне, пристроился у окошка и принялся пить кофе из большой синей кружки.

– Ну, извини, – забросил в красную в белый горошек чашку пару ложек порошка, залил кипятком, добавил сахару. Сделал пару глотков и аж замычал от наслаждения. Достал сигареты и зажигалку. Куратор что-то возмущенно забубнил: – А тебя, сволочь старая, вообще не спрашивают, – с удовольствием закурил. Сергей – тоже. Из принципа.

– Я так понимаю, – выпустил струю дыма в сторону пострадавшего, тот брезгливо отвернулся. – Товарищ решил поизображать умирающего лебедя. Плоскогубцы, что ли, поискать? – повернулся к хозяину квартиры: – Не подскажите, уважаемый, где у вас тут инструменты?

– Не стоит, – я допил кофе и решительно отставил чашку в сторону. – Закрой лучше уши.

– Может, не надо?

– Надо, брат.

Маруську в крематорий

И в печь ее сують.

В тоске и страшном горе

Миленок ее тут как тут.

Я сам ей жисть испортил

Подлюга я и хам.

Насыпьте пеплу в портфель

На память четыреста грамм.

– Хватит, Ильин, – несколько с натугой проговорил Семеныч. – Довольно, – отбросил в сторону полотенце, встал на ноги и по мере возможностей, изобразил праведный гнев.

– Ты еще, гнида старая, скажи, что не понимаешь причины столь наглого вторжения, – молвил я и опять полез за табачком. – И лучше сядь, а то я что-то немного нервный сегодня, – тот послушно опустился на табурет.

– А неплохо ты его приложил, – отметил Сергей. Посмотреть, действительно было на что. Губы у куратора распухли и стали прямо как у той светской львицы, и по совместительству писательницы, под правым глазом набух хороший синяк: это я ему, уже падающему, добавил с левой. – Зверь, вы, сударь.

– А что прикажешь делать, когда хулиганы зрения лишают? – скорбно спросил я и стряхнул пепел в чайное блюдце. – Ладно, друг любезный, пошутили и хватит. Давай-ка общаться.

– Что тебе надо? – зыркнул исподлобья. Если бы такие взгляды могли жечь, прямо сейчас на кухне вспыхнул пожар.

– А сам не понимаешь? – вступил в разговор Сергей.

– Для особо тупых, – ласково проговорил я. – Сейчас мы зададим тебе несколько вопросов, ты правдиво на них ответишь, после этого расстанемся.

– Скажи ему, чтобы вышел и дай мне телефон.

– Зачем?

– Я должен поставить в известность руководство.

– Ну, ешкин по дрова, – пригорюнился я. – О том, что ты хотел сдать меня мальчикам Климова?

– Это еще надо доказать.

– По-моему, – не выдержал Луценко. – Ты его все-таки слабовато ударил. Дай-ка я попробую, – и начал вставать.

– Мы пойдем другим путем, – возразил я и, обращаясь к Семенычу, продолжил: – Слушай сюда, убогий, – обворожительно улыбнулся. – Пытать тебя никто не собирается. Просто мы тебя как следует зафиксируем, потом обмотаем чем-нибудь липким как мумию и отправимся искать Климова. Когда управимся, придем и распакуем.

– А не управимся, – продолжил Сергей. – Так и не придем. А ты будешь лежать здесь и помирать.

– Долго и мучительно, – я встал и поставил чайник на плиту. – Короче, сам решай.

– Ты этого не сделаешь, – по-моему, и сам не поверил в сказанное.

– Неужели, – удивился я. – И почему?

Он открыл было рот и так и остался сидеть с ним, раскрытым. Действительно, почему?

– Мой звонок в милицию зафиксирован, – родил, наконец, куратор.

– Щас, – от души рассмеялся Сергей. – Записано и доложено. Херня все это, дедуля, уж ты мне поверь.

И тот поверил, потому что загрустил не по-детски.