Название игры

—Я все время говорила тебе, что это ни к чему не приведет. И сейчас объясняю почему. Но это только одна часть всего. Моя часть.

—И что же еще? — Он запустил большие пальцы рук в карманы и покачался на каблуках. — Хорошо, выкладывай остальное!

—Ты — актер.

—Это верно, но ты же не собираешься проводить никаких аналогий с тем ответом.

—Меня всю жизнь окружали актеры, — продолжала она, стараясь быть терпеливой. — Я понимаю всю напряженность и требовательность профессии, невозможность, особенно для талантливого актера, держать в тайне свою личную жизнь, чтобы она действительно оставалась личной. И я знаю, что так случается даже с лучшими людьми, несмотря на все их намерения и усилия. Если бы я верила в счастливые браки (а я в них не верю), то все равно не стала бы верить в счастливый брак с актером!

—Я понимаю. — Не сердиться на нее было трудно, но совсем невозможно было не сердиться на тех, кто главным образом приложил руку к формированию ее убеждений. — И этим ты хочешь сказать, что, раз я актер, и, хуже того, хороший актер, отношения со мной — слишком большой риск?

—Я просто говорю о том, что делает будущее наших отношений невозможным. — Она помолчала, собираясь с силами. — И если ты больше не захочешь меня видеть, я пойму.

—Неужели?

Он некоторое время пристально разглядывал ее, как будто прислушавшись к ее словам. Джоанна заранее приготовилась ко всему. Она знала, что закончить отношения будет больно, но это не могло сравниться даже с самыми сильными страхами. Она взглянула ему в глаза, когда он приблизился. В них не было ничего.

—Ты идиотка, Джоанна! — Он рывком притянул ее к себе, так резко, что она вскрикнула от удивления. — Ты что, думаешь, мои чувства к тебе можно включить или выключить? Ты, черт побери, так и думаешь, верно? Я по лицу вижу. Ну что же, я не собираюсь по-тихому уходить из твоей жизни, а если ты полагаешь, что тебе удастся вышвырнуть меня, то будешь разочарована!

—Я не хочу, чтобы ты уходил. — Слезы заволокли ей глаза, хотя она и думала, что со слезами покончено. — Я просто не думаю...

—Вот и не думай! — Он подхватил ее на руки. — Ты слишком много думаешь.

Джоанна не сопротивлялась, когда он отнес ее наверх. Она покончила со спорами, извинениями, объяснениями. Может быть, желание, чтобы о ней позаботились, и было слабостью, но у нее не было никаких сил пережить эту ночь одной. Ей не хотелось думать. Сэм был прав, посоветовав ей не делать этого. Ей совсем не хотелось думать, сколько часов осталось от этой ночи. В одночасье исчезли преграды для чувств, и она позволила им взять верх. Сэм был нужен ей. И не будь она такой измотанной, это бы ее испугало.

В спальне было темно, но он не стал зажигать свет. Ароматы сада струились в окна, переносимые ночным ветерком. Он молча уложил ее на кровать и сел рядом.

В то мгновение им нужно было так много сказать, что они не могли говорить вовсе. Когда-то Сэм считал ее холодной, сильной и самодостаточной. Эта женщина интриговала и завораживала его. Заинтриговала настолько, подумал Сэм, что он благодаря этому копнул глубже. И чем больше он узнавал о ней, тем глубже открывался перед ним ее внутренний мир.

Она была сильной в лучшем смысле этого слова. Она умела принимать удары и разочарования и справляться с ними. Некоторые люди, которых он знал, на ее месте признали бы себя виноватыми, стали бы искать опору или бы вовсе сдались. Но Джоанна, его Джоанна, находила свое место и поступала так, чтобы ее дело приносило плоды.

За оболочкой сильной женщины он нашел страсть. Он и раньше чувствовал, а теперь убедился, что она была нерастраченной. Была ли это судьба, игра слепой фортуны или совпадение, но он нашел ключ, освободивший эту страсть. И он не позволит, чтобы она снова была заперта или ее отпер кто-нибудь еще, кроме него самого.

За страстью скрывалась трогательная застенчивость. Нежность, которая сама по себе была чудом, принимая во внимание детство Джоанны и разочарования, которые жизнь преподнесла ей в столь раннем возрасте.

И наконец, миновав все остальное, он обнаружил ядро хрупкости. Он был полон решимости оберегать эту ранимую натуру. Именно хрупкую Джоанну он сегодня ночью будет любить!

Между ними, помимо любви, будет доброта. И помимо влечения — сострадание.

Легким, еле уловимым, словно шепот, движением он откинул волосы с ее лица. На щеках Джоанны еще не высохли слезы, и он бережно стер их кончиками пальцев. Он не сможет сделать так, чтобы их больше никогда не было, но сделает все возможное, чтобы она не плакала в одиночестве.

Он поцеловал ее один раз, потом другой туда, где слезы оставили свои следы. Затем снова нежно поцеловал ее. Ночные тени то и дело пробегали по ее лицу, но он видел ее полузакрытые усталые глаза. Сквозь дремоту она наблюдала за ним.

—Ты хочешь спать? — спросил ее Сэм.

—Нет. — Она прикрыла рукой его руку. — Я не хочу спать. И не хочу, чтобы ты уходил.

—Тогда расслабься. — Он прижал ее руку к губам. Его глаза, такие насыщенно-темные, казалось, поглощали ее всю без остатка. — И позволь мне любить тебя.

Это было так просто.

Она прежде не знала, что любовь может даровать утешение. Он раньше не показывал ей этого. Но сейчас, когда ее чувства были обнажены, а чувство собственного достоинства, казалось, было совершенно разрушено, Сэм показал ей другую сторону желания. Желание утешать и желание заботиться. Желание обладать и желание исцелить. Его прикосновения были такими, будто в этом мире лишь она имела значение.

Он стянул с нее рубашку, и материя заструилась по коже, прежде чем ее обнажить. Однако Сэм не спешил взять то, что она готова была ему подарить. Глядя ей в глаза, он разделся сам. Когда Джоанна потянулась к нему, он взял ее руки, прижав их к губам.

Он раздевал ее медленно, осторожно, как будто она спала, а он не хотел ее будить. Такая нежность вызывала особую, странную боль. Хотя она была раздета и полностью открыта перед ним, Сэм дарил себе удовольствие долгими, неторопливыми поцелуями и ощущением ее волос в своих ладонях.

Ее кожа казалось такой белой в ночной тьме. Он провел ладонью по ее руке, не сводя с нее глаз. Убывающая луна за окном растаяла до тонкого серпа и почти не давала света, но Сэм уже очень хорошо знал Джоанну. И все же он для собственного удовольствия обводил черты ее лица кончиком пальца. Он никогда прежде так не обходился с нею. Джоанна закрыла глаза и почувствовала, как отплывает в мир удовольствия. Сэм и раньше, несмотря на страсть и сексуальный голод, дарил ей ласку, которую она не ожидала. Но сейчас... это было то, что чувствуешь, когда тебя лелеют. Именно так даются обещания, когда не сомневаешься, что они будут исполнены. Перед глазами Джоанны все поплыло, а сердце едва ощутимо заныло от того, как все было прекрасно.

Будучи нежным, Сэм непостижимым образом чувствовал себя сильнее. Никогда прежде его желание не было столь сильным, но ему впервые не хотелось спешить. Страсть нарастала, но в этот раз она была наполнена стремлением дарить радость.

Они не замечали времени. В самые ранние часы народившегося утра он осторожно приближал ее к вершине блаженства. Он чувствовал губами ее сердцебиение, быстрое, неравномерное, но еще пока не отчаянное. Она прижалась к нему, обвив его руками, но не сдавливала от нетерпения. Она двигалась вместе с ним, желая дать ему возможность задать темп, ощущая благодарность за то, что он даже раньше ее осознал, насколько ей нужна забота.

Замечала ли она когда-нибудь, какой он сильный? Как растягивались и слегка подрагивали мускулы на его спине и плечах? Она и раньше прикасалась к нему и обнимала его так же, но прежде она каждый раз быстро оказывалась очень близко к развязке. На этот раз ее путь был спокойным и неспешным, подобно путешествию по тихому озеру на плоту.

Вдохновленная любовью, она стремилась дать ему такую же нежность, которую он продемонстрировал ей. Ее прикосновения были легкими, нетребовательными. По тому, как он пробормотал ее имя, Джоанна поняла, что он испытывает такие же чувства. Возможно, никогда больше не повторится это безупречное, лишенное всякого эгоизма слияние.