Посох для чародея

Патрик перехватил мой взгляд, ухмыльнулся.

— Каков молодец, а! — подмигнул начальник стражи. — Нгарский рыцарь Шед. Прибыл вчера с дипломатической миссией от своего рыцарского Ордена.

Я с новым интересом посмотрел на парня. Надо же, настоящий рыцарь. Про королевство Нгар не знаю почти ничего, только то, что оно далеко на западе за Окраном. Но если у них все воины такие, то понятно, что это суровый край.

— Да, молодец — это точно, — согласился я. — Хищный, как волк.

— Волк в свинарнике, — хмыкнул Патрик. — Лишь бы не испортили парня. Жалко, если пропадет такой воин. Я посмотрел вопросительно.

— Там другой мир, — стал объяснять Патрик. — Более жесткий и даже жестокий, но одновременно с этим более чистый и светлый. Мы в своих Свободных Земля уже зажрались. Люди ради наживы способны на многое, предают всех и вся, покупают и продают себя и себе подобных. Все обусловлено целесообразностью, выгодой, полезностью. А они живут по рыцарскому кодексу. К врагам лучше относятся, чем у нас к друзьям.

— Благословенная земля, — прошептал я, пораженный.

Офицер внимательно посмотрел на меня, покачал головой.

— А ты не безнадежен, Эскер. Большинство гентцев пришли бы в ужас при описании тех земель.

— Но почему? — не понял я. — Разве плохо жить но законам чести, благородства?

— Кому-то плохо, — медленно ответил Патрик. — Понимаешь… большинству жителей Свободных Земель плевать на все. Ведь им живется хорошо и сытно, им тепло, пиво дешевое, женщины доступные, королей, которые что-то заставляют делать и тянут в светлое будущее, — нет. Что еще нужно для счастья?

— Но ведь так живут лишь животные! — возразил я.

— А мы и есть животные, — мрачно ответил офицер. — Вот Шед — человек. Потому что стремится им быть, по тому что для него холодное пиво, мягкая постель и грудастая девица — не цель жизни. Он служит Идее. А все мы животные. Ну или полуживотные… Свобода — возможность делать выбор. А какой выбор могут сделать, убогие умом и духом люди? Поэтому Свободные Земли для Шеда — Земли Зла!

Он прав, подумал я с грустью, абсолютно прав. Демократия — власть быдла! А что для быдла важно? Хлеб да зрелища. Точнее, много вкусного и море развлечений. Остальное вторично. У нас даже религии как таковой нет, потому что религия, какая бы она плохонькая ни была, все-таки тяготеет к духовному, накладывает ограничения. Несколько обветшалых храмов Алара не в счет. Единственную верховную власть, Серый Орден подавили триста лет назад. И с тех пор чародеи стали слугами, а не повелителями. И я тоже слуга, в школе и университете вдалбливали — маг служит остальным, делает жизнь более комфортной и спокойной, защищает, лечит. Но не повелевает. Ибо личиком не вышел. Идеи Ордена извратили, уничтожили. Ведь чародеи тех времен мечтали создать государство, свободное от власти сеньоров, священнослужителей и даже богов, государство гордых и сильных людей. А в итоге сами стали лакеями.

— Ты прав, Патрик, — тихо сказал я, — ты прав… Но если попробовать все изменить…

— Не дадут, — грустно сказал офицер. — По доброй воле на это не пойдут. Только прекраснодушные идиотики ринутся строить светлое будущее, но сам понимаешь, какой с них спрос. А если силой, то зальем кровью все Свободные Земли.

— Так ты предлагаешь оставить все как есть?

— Не знаю, — с мукой в голосе сказал Патрик. — Просто не знаю. Да и не в наших это силах. А Шеду я завидую. Черной завистью…

Бал все-таки начался. В середине зала освободили место, музыканты поднатужились, стали играть громче, веселее. Но танцевали мало, в основном молодые девушки и юноши. Богатеи столпились рядом, морды скучные. Смотрят на кружащихся в танце со снисхождением, кривят толстые губы в вялых улыбках. Я присмотрелся к толпе разряженных болванов и передернулся от омерзения. Нет, это не люди. Куклы. Равнодушные, злые, испорченные. Ходят, говорят, даже едят и пьют, но на лицах не отражается чувств. Лишь слабые отблески нормальных людских эмоций.

— Ты танцуешь? — спросил Патрик.

— Не умею, — признался я.

— Правильно, настоящие мужчины не танцуют.

— А что они делают? — заинтересовался я.- Fly эти, настоящие…

— Воюют, — твердо сказал начальник стражи. — А еще рушат, строят. Занимаются любым мужским делом. Танцуют лишь бездельники, придурки и неумехи.

— Тогда этих тоже можно причислить к настоящим? — кивнул я на толпу позолоченных толстяков.

Патрик проследил за моим взглядом, скривился, словно съел что-то горькое.

— Эти были настоящими, — тихо сказал он. — Если бы не были, не достигли бы того, что имеют сейчас. Многие, конечно, получили богатство по наследству, но большая часть добилась всего сама.

— Но что тогда случилось с ними? — спросил я.

— А ничего, — Патрик пожал плечами, посмотрел на богачей с презрением. — Пресытились, решили, что всего достигли. И остановились. А остановившись, утратили все то, что делало их людьми и мужчинами. Настоящий мужчина должен иметь цель в жизни. Маленькую, большую — неважно. Но цель должна быть. Ты продираешься вперед, на своем пути чему-то учишься, что-то приобретаешь. Но если, упаси боги, останавливаешься хоть на миг, теряешь все.

— Они богаты, — пробормотал я.

Патрик остро глянул на меня, цокнул языком.

— Богаты, — согласился он. — Но им это уже не нужно. Чахнут над своим золотом, по привычке гребут еще больше, но деньги не дают им счастья.

— По-твоему, лучше быть бедным, но счастливым? — удивился я.

— Не знаю, — отмахнулся офицер. — Мне кажется, лучше всего искать золотую середину. Деньги — не цель жизни, а всего лишь средство сделать ее комфортней.

— Странные мысли для жителя Свободных Земель, — удивился я.

— Мой отец был скифрским рыцарем, — сказал Патрик, помрачнев. — Безземельным. Тут надеялся найти себе дело, заработать на жизнь.

— И? — поинтересовался я.

— Умер в нищете, — сдавленно произнес офицер. Лицо равнодушное, но видно было, что воспоминание причиняет ему боль. — Был слишком гордым. В торговле нужно обманывать, а он так и не смог научиться. Заниматься земледелием было бы позором. Наемником бытьь не хотел. Мне исполнилось семь, когда он умер от какой-то болезни. Излечимой. Но денег не было даже на еду, не то что на лекарства.

— Прости, — тихо сказал я. — Не хотел бередить душу.

— Ничего, — махнул рукой Патрик. — Ты неплохой парень, Эскер. Но не прогибайся, как я. А если прогнешься, то постарайся… несильно. Если видишь цель, иди к ней, несмотря ни на что.

Я хотел спросить, в чем же он все-таки прогнулся, но сдержался, промолчал. Зачем доставлять хорошему, в сущности, человеку лишнюю боль?

Мы побродили еще, смотрели на женщин, пили вино. Бал был в разгаре, музыканты вспотели, но старались, играли изо всех сил. Пару раз на глаза попадался мэр Гейта — низенький плотный человек с красным пропитым лицом. Вокруг крутились самые богатые и маститые, заглядывали в рот, что-то выпрашивали, словно шакалы у льва. Мэр не слушал, масляно смотрел на проходящих мимо женщин, пил вино из большого кубка, закусывал копченой гусиной ножкой. Я поймал себя на мысли, что даже имени его не знаю. Да и какая разница, в общем-то. Через полгода выберут другого. Но рожа будет такая же красная, а рот такой же слюнявый. И новый мэр точно так же будет говорить на городских собраниях о великом и прекрасном, о благе для жителей Гента, о деньгах и прибыли… А на таких вот вечерах будут точно так же с похотью поглядывать на филейные части пробегающих девушек и лопать мясо.

— Патрик, негодник, куда ты запропастился?

К нам подошла худенькая миловидная женщина. Лицо нежное, детское. Серые глаза сияют теплым внутренним светом. Платье строгое, закрытое, но так очерчивает прекрасную фигуру, что я затаил дыхание. На меня посмотрела с мимолетным интересом, погрозила офицеру пальчиком.

— Я его ищу по всему залу, а он тут напивается, — надула она губки. — Смотри, а то сбегу к этому молодому человеку. Будешь знать.