Страница 26 из 42
– Ох уж эти рафинированные аристократки, – многозначительно пробормотал отец, а затем, словно устыдившись своих слов, сказал, – смерть всегда ошеломительна для нас. Когда умерла твоя мама, я неделю не мог не есть, не пить, не говорить. И прибывал в каком-то странном оцепенение.
– Да отец, я помню те дни, – а перед глазами появилась картинка – маленький мальчик, грызущий черствый хлеб и испуганно смотрящий на статую старика-отца – без движения, без вздоха – холодный, как камень и такой же чужой.
– Ты правильно сделал, что оставил её – в такие дни нужен кто-то, кто поможет, поддержит, – запнувшись, хрипло продолжил отец.
Когда мы поднялись в квартиру, то обнаружили Марию, свернувшуюся клубочком на диване в гостиной. На кофейном столике стоял недопитый чай, от которого ещё шёл густой пар, а также пепельницу, в которой лежало несколько выкуренных сигарет. Девушка спала нервно, чуть вздрагивая и еле слышно постанывая. Её лицо терялось в складках старого пледа, которым она накрылась, и лишь розовая пятка торчала наружу.
– Я отдал ей старую одежду матери, – шёпотом сказал я, когда мы на цыпочках прошли сквозь гостиную в кухню, не забыв погасить верхний свет.
– Хорошо, что не выкинули. Ты правильно поступил, – но по его лицу было видно, что он недоволен.
– Мария вся промокла, ей нужна была сухая одежда, – оправдываясь, ответил я, – а наша с тобой не подходит, вот я и решил…
– Я же сказал, ты всё правильно сделал, – чуть раздражённо воскликнул он, ставя на плиту чайник, – нет нужды в оправданиях.
Негромко кашлянув, я расположился за нашим маленьким обеденным столиком и поджал ноги под себя, откинувшись на спинку стула.
– Ты что-то ещё хочешь сказать? – недовольно спросил он, даже не посмотрев в мою сторону.
– Да, я хотел спросить тебя, что вчера было?
– Что-что… ты довёл своего старика, – зло проворчал он, – своими поступками ты загоняешь меня в могилу. Вот признайся, позапрошлую ночь ты провёл с ней! И весь вчерашний день тоже!
На это мне нечего было ему сказать, поэтому я лишь устало прикрыл глаза.
– Но ведь это не повод так пить.
– Не твоё дело, самостоятельный ты мой, – грубо оборвал меня отец, негромко ударив кулаком по столу, а затем, повернувшись ко мне лицом, продолжил.
– Вчера звонил этот аристократ и обозначил срок, после которого он отзывает своё предложение.
– Да, я знаю, ты говорил – до конца недели.
– На мои слова о твоей молодости, он ответил, что ты не так уж и молод, чтобы не понимать, что он предлагает. Смотря на тебя, я вижу отказ в твоих глазах, и я знаю, что причина твоего отказа спит в соседней комнате.
– Отец…
– Помолчи, сын, и послушай меня, – он упрямо сжал свои губы и отвёл взгляд, уставившись в стенку. Его голос был холоден и твёрд, похоже, он что-то задумал. – Я долго думал, как донести до тебя истину этого мира, чтобы ты принял предложение Логана, но так и не смог придумать способа, который разрушит юношескую влюблённость. Я нашёл лишь один способ заставить тебя действовать правильно.
– О чём ты говоришь? – шёпотом спросил я, чувствуя, как немеет всё внутри.
– Если ты не примешь предложение Логана до пятницы, я всё расскажу Роберту Милтону.
– Ты это не сделаешь! – вскочив на ноги, воскликнул я, – ты не посмеешь, отец! Что ты такое говоришь?
– Я понимаю, что это гарантированно уничтожит твоё будущее в этом городе, но на свете есть много стран без аристократии, где ты смог бы реализоваться. Без неё, разумеется.
– За что ты так со мной? – глухо спросил я, опускаясь обратно на стул. Мои руки сами потянулись к деревянной шкатулке, в которой отец хранил свои сигареты. Во рту пересохло от горечи и предательства самого близкого мне человека. – Почему ты так рьяно ограждаешь меня от неё?
– Потому что вы не должны быть вместе, – просто ответил он, – ты никогда не станешь ровней этой девушке. Вы слишком разные, и если сейчас вам кажется, что ваши чувства крепки, то когда пройдут годы, вы останетесь ни с чем. У вас нет ничего общего, кроме юности, вы из разных сословий. У вас различаются взгляды на жизнь, разные интересы, разная судьба. Мария выйдет замуж за человека своего круга, она станет женщиной без особой глубины, превратиться в холёную пустышку, суть которой – рожать будущих властителей мира. Ты же сам видишь это! Её интересы вертятся вокруг сплетен и платьев, её заботит внешность, а не внутренний мир и ты это не в силах изменить! – горячо говорил мой отец, наблюдая, как я делаю судорожные затяжки.
– Ты не прав, отец, Мария… она другая, особенная, – хрипло проговорил я. В голове пронеслись воспоминания о наших совместных походах в театр, о посещении кинозалов, каких-то выставок и музеев. Мне вспомнилось, с каким живым интересом она всё рассматривала, как не стеснялась задавать элементарные вопросы о живописи, скульптурах, о классической музыке, о философах прошлого и настоящего. Ей была интересна культура, она старалась понять мой мир и со временем уверенно стала разбираться в азах искусства. А затем девушка стала совершенствоваться самостоятельно, временами открывая уже для меня новые грани культуры.
Боже, как бы я хотел всё это объяснить отцу! Но почему-то всякий раз, когда я начинал говорить о наших с Марией походах, он уводил тему разговора в сторону, не желая слышать о моей подруге.
– Тебе так только кажется, – горько проворчал он, – ты думаешь, если Мария знает, кто такой Рубенс, Кафка или Верди, то она уже духовно развитая личность? Человек-творчество, который с легкостью отбросит материальное ради духовной близости? Думаешь, что она носительница высокой любви – агапэ? Очнись, мой мальчик, Мария может прочитать сотню книг и прослушать все великие композиции мира, но не приблизиться к истине…
– Отец, вот ты сейчас стал говорить о возвышенных чувствах, о великой бескорыстной любви, но ты же противоречишь себе! Ты говорил, чтобы я перестал витать в облаках и принял предложение Логана, но разве это не является материальным? Разве это не банальное стремление к богатству и положению в обществе? И если я приму его предложение, разве я не стану тем, кого ты презираешь? – ядовито воскликнул я, после чего сделал глубокую затяжку сигареты и стряхнул пепел в импровизированную пепельницу – кружку с холодным чаем.
– Если ты при этом будешь счастлив – то я не буду иметь ничего против. Сын мой, ты не понял самого главного из моих слов. Я говорю о культуре, которая царит в определенных слоях общества. Ты же понимаешь, что Мария обязана разбираться в искусстве – это часть образа светской львицы, истинной рафинированной аристократки! И это та причина, по которой её родители позволяют вам общаться – девушка стала развиваться в нужном им направлении. Постепенно её покидают резкие, дерганые манеры, которые были у неё в юности, она становится леди и всё благодаря тебе. А когда она окончит высшее учебное заведение, превращение в бабочку будет завершено, и она станет истинной аристократкой. Ты не видишь смысла в моих словах, да сын мой?
– Ты пытаешься меня убедить в том, что скоро Марию будет интересовать только длина родословного древа и состояние банковского счёта. Но я знаю, что ты ошибаешься. – Я затушил сигарету и поднялся на ноги.
Пока мы разговаривали, успела закипеть вода, и отец уже доставал заварочный чайник, чтобы сделать себе чай.
– Ты не будешь ужинать? – спросил я, когда возникло напряжённое молчание.
– Я на работе поел, – спокойно ответил он, – спасибо, что спросил.
Я лишь кивнул в ответ, собираясь с силами, чтобы задать итоговый вопрос нашего вечера.
– Так ты действительно собираешь всё рассказать отцу Марии?
Прошло, наверное, не меньше минуты, во время которой отец размешивал чай ложкой и что-то задумчиво рассматривал в воде, прежде чем ответить.
– Да, я всё ещё собираюсь это сделать.
Мне оставалось лишь в сердцах ударить кулаком по столу и выйти из кухни, даже не попрощавшись.
Мой мир рушился на глазах, а я ничего не мог с этим сделать.