Страница 19 из 25
Все старались меня успокоить. Я опять повалилась на пол и стала невнятно бормотать «ля-ля-ля-ля». «Она сошла с ума!—крикнула тетя Бетти моему отцу.– О, какой это ужас!» – «Она пьяна!» – простонала тетя Милли. Она наверняка боялась, что я и о ней начну что-нибудь говорить. «Совершенно пьяна! Боже милосердный, бедный ребенок!..» – закричали все. «Ничего подобного! – сказал дядя Хальмдах. – У девочки не простое опьянение. У нее типичный приступ белой горячки. Это необычайно интересно!» – «Но ведь она не выпила ни одного глотка из своего стакана, – сказала вдруг тетя Милли сдавленным голосом. – Эта девочка – преступница по натуре, она просто симулирует».– «Но мне кажется, что она говорит правду»,– заметил господин Клейнерц, Я люблю его: он умный и всегда приходит мне на помощь.
Я думала, что отец изобьет меня, что все будут бить меня, но отец набросился на тетю Бетти, тетя Бетти – на тетю Милли, а тетя Милли – на Элизу, которая в этот момент принесла кекс. Я как пьяная лежала на полу и не могла, к сожалению, попробовать кекса.
Взрослые совсем забыли обо мне, они затоптали бы меня до смерти, если бы мама и господин Клейнерц не вытащили меня из комнаты. Я продолжала молчать и не двигаться. Мне хотелось только одного: чтобы все хорошо кончилось, хотя я уже не помнила, что именно должно было хорошо кончиться и чего я, собственно говоря, добивалась.
Мама расплакалась и решила позвонить нашему врачу Боненшмидту, потому что она думала, что я опьянела или сошла с ума. Тогда я сразу же выздоровела и поцеловала маму. Она уложила меня в постель, мы помолились, а потом пришла Элиза. Мы с ней пели песню: «Я подстрелю оленя в глухом лесу, в косулю запущу стрелу, орла собью я на лету. Я подстрелю оленя в глухом лесу». Больше всего мне нравятся слова про орла. В этом месте мы обе плачем и поем очень громко, совсем как мужчины. Наше пение напоминает мне тогда воинственные крики дикарей и звуки боевых труб.
Но тут вошла мама и спросила: «Почему ты запела такую жестокую песню? Ты ведь любишь животных, – почему ты задумала всех их убить?» Но я никого не собиралась убивать. Мне просто хотелось громко петь, а песню про гордого орла, которого сбивают на лету, я очень люблю. Потом мама сказала Элизе: «Моя золовка получила телеграмму – она вместе с дочерью должна срочно выехать лейпциг-ским поездом. И просит, чтобы вы помогли ей уложить вещи. Я тоже помогу. Вы не очень устали?» – «Что вы, я от души рада помочь им!» – весело ответила Элиза. «Ну, а теперь спи, маленький чертенок, – сказала мне мама,:– но, пожалуйста, не думай, что твой ужасный поступок будет забыт». Потом она собрала вещи жирафы и поцеловала меня на ночь для того, чтобы я успокоилась. «Теперь спи!»
Но я была слишком взволнована и не могла уснуть. Я не переставала думать о жирафе, которая скоро разляжется в спальном вагоне. Спальный вагон – это такая кровать, которая все время едет/.' Интереснее этого нет ничего на свете. Мне так хотелось бы хоть разок прокатиться, в своей кровати – быстро и без остановок, по всем улицам, в гору и под гору, по холмам и долинам. Я представила себе, как я вместе со своей кроватью вылетаю из окна и поднимаюсь все выше и выше, до самых туч. Внизу – дома, огни и поезда с кроватями, которые куда-то едут, в одном из них едет жирафа, а я в своей кровати лечу все дальше и дальше…
ТЕТЯ МИЛЛИ ХОЧЕТ ВЫЙТИ ЗАМУЖ
Все кругом говорят, что тетя Милли перезрела. Она стала невыносимой, и мы от нее никогда не избавимся, если она не найдет себе мужа. Элиза говорит, что у каждой женщины обязательно должен быть муж. У меня тоже когда-нибудь будет муж. Так уж заведено. Мой папа принадлежит моей маме. Дети тоже принадлежат своей маме. Правда, меня тетя Милли не взяла бы даже в подарок, да я и сама не позволила бы, чтобы меня ей подарили, но зато от моего маленького брата, когда он не кричит и не пачкает пеленок, она бы не отказалась. Квартира тоже принадлежит моей маме. Тете Милли здесь не принадлежит ничего, но она ругается, если я что-нибудь сломаю, все время делает мне замечания и ябедничает на меня. С ней просто мучение.
Только что наша Элиза сообщила мне очень важную новость – по объявлению в газете тете Милли присылают на выбор мужей. Об этом никто ничего не должен знать. Тетя Милли держит все в секрете, но Элиза узнала и очень рада. Мы обе мечтаем о том, чтобы у нас забрали тетю Милли. Она дала в газету такое объявление: «По зову сердца! Моложавая сорокалетняя брюнетка, с веселым характером и внешностью Юноны, нежная и серьезная по натуре, любящая природу и имеющая небольшой капитал, хочет внести тепло и ласку в одинокую жизнь честного и материально обеспеченного идеалиста». Элиза говорит, что она не представляет себе, как такая брюзга и скандалистка решается сказать про себя, что у нее веселый характер, но что, возможно, в присутствии мужчин она переменится и станет приветливой и ласковой. Женщины ведь на все способны.
Элиза тоже хочет, чтобы тетя Милли уехала от нас, потому что тетя контролирует ее самым подлым образом и гоняет с утра до вечера. Элиза тайком читает все письма от мужчин, которые присылают из редакции, и рассказывает мне, а я рассказываю господину Клейнерцу из квартиры напротив, а господин Клей-нерц рассказывает моей маме, а та – моему отцу. Никто не верит, что какой-нибудь мужчина польстится на тетю Милли, но весь дом в ужасном волнении и беспокойстве. Тетя Милли накупает себе кофточки и банты, воротнички и специальные стельки от плоскостопия.
Каждому было ясно, что с тетей Милли происходит что-то неладное. В конце концов она сама все рассказала моей маме, потому что господин Лотар Брозе-лиус собирался зайти к нам после обеда в заранее назначенное время для того, чтобы познакомиться с тетей Милли с глазу на глаз. Он написал тете Милли письмо. Судя по письму, он был идеальным одиноким вдовцом, совсем еще бодрым, и богато одаренной натурой.
Элизе поручили сварить настоящий кофе безо всяких примесей, а из буфета достали бутылку старого коньяка, и тут я не на шутку испугалась.
Надо сказать, что мама хранила эту бутылку коньяка для особого случая. Но этот особый случай один раз уже настал по вине дяди Хальмдаха. Он как-то пришел к нам, когда никого, кроме меня, не было дома. Когда он приходит, он всегда спрашивает: «Нет ли у вас чего-нибудь выпить?»
Мама и тетя Милли ему никогда ничего не дают. Но дядя Хальмдах пообещал пойти со мной вечером в настоящий большой цирк – он может ходить куда угодно, потому что рисует картинки для газет, и еще он обещал подарить мне футбольный мяч и надеть маску черта и напугать ею противную фрейлейн Леве-них, которая живет на нашей улице, а кроме того, мне хотелось, чтобы дядя Хальмдах поиграл со мной и не уходил. Поэтому я тайком достала из буфета бутылку старого коньяка, она была уже раскупорена и один стаканчик был выпит на пробу; коньяк в ней намного старше меня. Я вовсе не думала, что дядя Хальмдах выпьет все до дна, но он взял и выпил, и я очень испугалась.
После этого мы с ним вместе очень громко и красиво пели «Когда в лесу цветет шиповник, шиповник цветет…». А потом, чтобы никто ничего не заметил, я налила в бутылку холодного чая, у него ведь такой же цвет, как у коньяка, и спрятала ее обратно в буфет.
И вот теперь эту бутылку поставили на стол для господина Лотара Брозелиуса. Едва ли это кончится добром. А рядом с бутылкой поставили нарциссы, и тетя Милли сто раз вытерла пыль со всей мебели. Элиза тут же сказала: «Как будто мужчина обратит на это внимание! Только женщины способны заниматься такой ерундой».
Тетя Милли надела свое темно-синее шелковое платье. Мама сказала: «Да, это платье, пожалуй, больше идет ей, чем то, в цветах». После этого тетя Милли заявила, что мама хочет, чтобы она выглядела старой, сняла темно-синее и надела цветастое платье, а потом опять сняла цветастое и надела темно-синее. Так она все время меняла платья. А потом заплакала, большое зеркало в спальне моих родителей запотело сверху донизу от ее дыхания. У мамы дрожали руки, мне приказали прекратить свист, тут раздался звонок, и все закричали как безумные, а Элизе велели быстренько прогладить белый кружевной воротничок и одновременно открыть дверь. Я хотела было открыть дверь, но все закричали, чтобы я ни в коем случае ни во что не вмешивалась и что одно мое присутствие способно разбить любое зарождающееся счастье, поэтому мне пришлось подсматривать в замочную скважину. Ведь нужно же мне было узнать, чем кончится эта история со старым коньяком и избавимся ли мы от тети Милли.