Страница 55 из 93
— Во-во, — поддакнула я. — Знаешь фирменный анекдот от стоматолога?..
— Сашка твой, что ли, рассказал?
— Ага. В шикарном зубоврачебном кабинете человек садится в кресло, раскрывает рот, и врач ему говорит: «У вас все в порядке: мы вам на прошлой неделе поставили золотые коронки, бриллиантовые пломбы, протезы фарфоровые на платиновых штифтах». Человек отвечает: «Я знаю. Мне бы сигнализацию поставить».
Задов улыбнулся, уставясь в синий камень на кресте.
— Чего ж делать? — задумалась я.
— Может, кусачками цепь перекусить? — предложил Задов.
— Очень остроумно. Ты прикинь приблизительно, сколько это изделие может стоить на аукционе Сотби, а потом перекусывай. Мне зарплату не платят, ущерб будет не с чего возмещать. Слушай, давай у жены спросим, может, это просто замок с секретом.
Мы пошли к жене выяснять про цепочку.
Жена с ходу обвинила нас в том, что мы считаем Романа Артемьевича бандитом.
— С чего вы взяли? — удивилась я, потому что мы оба не успели еще и рта раскрыть.
— Конечно, — кричала жена, вернее уже вдова. — Вы всегда говорили, что он бандит! Теперь успокоитесь?! В газетах писали, что он мафиози, так конечно, сдох и хорошо! Вон РУОПа полный коридор! Что вам тут надо?! Дайте человеку умереть спокойно!..
Мы с Задовым терпеливо пережидали поток упреков. Наконец вдова выдохлась.
— Наталья Леонидовна, — мягко спросила я, — мне бы хотелось вернуть вам ценные вещи, мало ли что…
Вдова насторожилась.
— Вы не знаете, как расстегивается замок на цепочке вашего мужа?
— Что, спереть не удалось? — прищурилась вдова.
— О чем вы?
— Этот замок не расстегивается.
— Если бы мы хотели ее спереть, — я уже обиделась, — мы бы у вас совета не спрашивали, перекусили бы ее, и все.
— Замок не расстегивается. — Похоже, вдова уже пожалела о своих резких словах и стала помягче. — Когда Роману этот крест подарили, у него почти сразу замок расстегнулся, и крест упал, Рома чудом успел его подхватить. После этого кто-то ему посоветовал, и Рома замок заплавил. Расстегнуть замок невозможно.
— А как же снять? Я беспокоюсь, как бы эта ценная вещь не пропала.
— Не знаю. — Вдова задумалась. — Это старинная вещь, баснословных денег стоит, и цепочка тоже очень дорогая, антиквариат, изделие какого-то известного ювелира, вещь из царских сокровищниц. Если хотя бы одно звено цепочки повредить, она потеряет половину цены.
Я охотно в это поверила.
— А нельзя подождать? — спросила вдова. — Я в понедельник привезу ювелира, он раскроет замок.
Я пожала плечами. А что остается делать? Выйдя в коридор, я подозвала Василия Кузьмича.
— Я понимаю, что это борзость, только крест у него действительно безумно дорогой. Мне лишних неприятностей не надо. Василий Кузьмич, миленький, а можно поставить охранника к трупу: чтобы он здесь его посторожил, проехался с ним до морга и там побыл до того момента, как вдова привезет ювелира?
Василий Кузьмич долго шевелил усами, потом вошел в положение:
— Ну ладно, поставлю бойца, только это и впрямь борзость, цацки охранять.
— Василий Кузьмич, посмотрите на проблему с другой стороны, — вкрадчиво стала объяснять я ему, — эту цацку ему якобы подарили. По словам жены, стоит она баснословно. Антиквариат, из царских сокровищниц, что-то я не слышала, чтобы у нас легально торговали царскими сокровищами. Может, крест краденый? Вы бы по картотеке похищенных вещей проверили или с экспертами проконсультировались. А? Так что есть смысл поохранять.
— Подвела базу, — пробормотал Василий Кузьмич. — Так и будет лидер преступного сообщества цеплять на себя краденые вещи, да еще и замок запаивать, чтобы ее не снять было…
Но человека выделил. И мы с Левой пошли осматривать труп.
Я полагала, что справимся в рекордные сроки: труп обнаженный, так что долго описывать вид и положение предметов одежды не придется, повреждений на нем нету, делать привязку больничной койки к местности тоже необходимости нет, так что работы на сорок минут от силы. «Правильное телосложение, повышенное питание, кожные покровы» мы описали в протоколе в считанные минуты, Левка проверил ребра, кости конечностей, все было на ощупь цело.
— А это что? — Он склонился к трупу и чуть не носом стал водить по груди покойника. — Видишь? Такие рассыпчатые точки. Пиши: на коже передней поверхности грудной клетки мелкоточечные кровоизлияния на участке площадью около пяти на восемь сантиметров. — Он руками раздвинул челюсти покойнику и тщательно обследовал рот. — Подслизистые кровоизлияния в деснах…
— И что это значит, Лева?
— И лимфатические узлы увеличены. Или он от СПИДа умер, или…
— Или?
— Или подушкой задушили…
— Ты так шутишь, что ли?
— Уж какие шутки. Такие кабаны уж точно не от тоски умирают. И не от простуды. — Он отодрал с внутренней стороны локтей трупа пластыри. — Вот смотри, следы инъекций. Поставили капельницу с ВИЧ-инфицированным физраствором, и привет.
— Подожди, Лева, но от СПИДа же так быстро не умирают. Он всего несколько дней в больнице. Насколько я знаю, у СПИДа какой-то инкубационный период, но уж никак не несколько дней.
— Ну, не знаю, не знаю. Я бы у этой пышнотелой Натальи Леонидовны анализ бы на ВИЧ взял. Слушай, а чего она такая нервная? Хотя понятно: с Вертолетом жить — какие нервы надо иметь.
— Лева, а если не СПИДом, а чем-то другим его заразили, какую-нибудь другую сильную заразу в организм ввели?
— В принципе возможно, только зачем? Проще подушкой задушить. Вот такие кровоизлияния и будут.
Лева сказал это небрежно и стал рассматривать следы уколов, прятавшиеся под пластырем. И у меня возникло неприятное ощущение, сначала неопределенное, непонятно от чего, а потом сформировавшееся в мысль о странном соседстве Вертолета и Скородумова в одном и том же отделении реанимации. Не хочется плохо думать про Олега Петровича, но не люблю я таких совпадений. Надо поговорить с доктором Пискун; неужели она меня обманывала, говоря, что Скородумов лежит без сознания и в ближайшие дни не придет в себя?
Я заволновалась, но прямо сейчас бежать искать Галину Георгиевну было невозможно, надо было закончить осмотр трупа, да и вряд ли доктор Пискун сейчас была в больнице, все-таки выходной.
Больше ничего интересного мы при осмотре не обнаружили. Упаковали в конверт оба радиотелефона, в другой конверт — лежавшие на столике видеокассеты, и пошли искать вдову, чтобы передать ей вещи, но вдовы уже и след простыл; наверное, поехала искать ювелира. Я, тяжело вздохнув, положила конверты в свою сумку и, возвращаясь в палату, где лежал труп, наткнулась в закутке за дверью на лечащего врача господина Лагидина. Похоже, он так и простоял там весь осмотр.
— Вы не разрешите мне тоже осмотреть труп? — робко обратился он ко мне. — Вы знаете, такой интересный случай, я уже и СПИД предполагал, только не хотел говорить раньше времени.
— А что, до нашего приезда вы не могли осмотреть труп?
— Да меня к нему не подпускали. Я сегодня выходной, но собирался все равно прийти на работу, — случай интересный…
Он замялся, а я подумала, что ему сверхурочные наверняка щедро оплачивали родственники больного, но он об этом, конечно, не скажет.
— Я еще собраться не успел, как меня вызвали, сообщили, что наступило резкое ухудшение. Я поймал такси, прилетел, но уже было поздно. И вот с этого момента меня к трупу уже не подпускали.
— Назарбай Янаевич, вы знаете, где лежит больной Скородумов?
— Это не мой больной, но можно посмотреть, а что?
— Уж посмотрите, будьте любезны.
Юный Назарбай вприпрыжку помчался в ординаторскую, наверное, боясь меня прогневать и желая услужить. Тут же вернулся с историей болезни и повел меня за собой.
На койке, к которой он меня подвел, без сомнения, лежал Олег Петрович Скородумов. Он лежал, опутанный какими-то трубочками, с закрытыми глазами, и сказать про него можно было одно: краше в гроб кладут.
— Он без сознания, — тихо сказал Назарбай, подержав его за запястье.