Белое, черное, алое…

Мы без труда вспомнили друг друга: когда-то она лечила одного из моих потерпевших. Я знала, что она человек надежный, ей можно доверять.

В двух словах обсудив изменившуюся жизнь кардиологического отделения после госпитализации больного Лагидина, мы перешли к вопросу о состоянии Олега Петровича Скородумова.

— Ничего утешительного, — вздохнув, сказала Галина Георгиевна. — Он поступил уже очень тяжелым, несмотря на интенсивные меры, состояние никак не стабилизируется. Неделю он еще там пролежит, это точно. Если хотите, я вам сразу сообщу, как только с ним можно будет поговорить.

— А состояние не ухудшится? — спросила я.

— Будем стараться, — заверила меня Пискун. — Но я надеюсь, что через неделю мы с вами встретимся, и с Олегом Петровичем вы уже поговорите.

— Вы только не афишируйте тот факт, что Скородумов в том же отделении, что и Лагидин. Могут быть неприятности, — предупредила я.

— Вы знаете, мне иногда кажется, что у нас тут полевой госпиталь.

Постоянно привозят тяжелых больных с огнестрельными, — пожаловалась Галина Георгиевна, — вон в реанимации сидят люди с ружьями, ничего не стесняясь; весной больного расстреляли прямо на койке. Война, а ведь была больница как больница, дорожно-транспортные происшествия да строительные травмы-самое страшное, что могло с людьми приключиться, — вздохнула доктор Пискун.

Мы попрощались и вышли в коридор. Дойдя до лифта, я сказала Леньке, что я забыла поставить печать на справку.

— Я сейчас, подожди меня тут две минуты, — и, повернувшись на каблуках, побежала к кабинету номер 8.

Через две минуты мы с Кораблевым сели в лифт и благополучно отбыли из военно-полевого госпиталя, когда-то бывшего приличной больницей. Мне уже пора было забирать из школы сыночка, и Кораблев любезно довез меня до школы, а потом с ребенком до дома. Я стала понимать преимущества работы с РУБОПом, а то общественный транспорт выводит меня из терпения.

В первый раз за последние дни я пришла домой вовремя и смогла уделить внимание ребенку. Мы даже купили возле дома новые наклейки с динозаврами.

Черепашки-ниндзя, не говоря уже о вольтронах и трансформерах, ушли в далекое прошлое. На повестке дня были динозавры во всех мыслимых проявлениях — картинках, энциклопедиях, объемных изображениях: ручках, зубных щетках, старательных резинках, точилках, плюшевых игрушках, шоколадках и жевачках.

Ребенок ласково называл их «диники» и без запинки выговаривал их сложные названия: всякие «трицератопсы», «пситтакозавры», «компсогнаты» так и слетали с его языка, и при этом он отличал их друг от друга.

В домашней видеотеке множились кассеты с записями мультяшек типа «Земля миллионы лет назад» и «Мы вернулись!», а также серьезных фильмов про парк Юрского периода.

Насытив ребенка куриным бульоном с пирожками, испеченными вчера ночью, после возвращения с горчаковской дачи, я перешла к духовной пище.

— Какие уроки нам заданы?

— Ма, да я все сделал в школе, у нас был свободный урок. Мне только чтение осталось.

— А что надо читать?

— Щас… — он полез в ранец за книжкой. — Вот: миф 6 сотворении мира, Ветхий Завет.

Вот оно, еще одно знамение времени: дети в школах читают Ветхий Завет, как мы раньше читали «Рассказы о Ленине». И я не знаю, как мне к этому относиться.

Впрочем, мой ребенок, похоже, атеизм всосал с молоком матери.

— Ну давай читай, — вздохнула я.

— Ма, я сначала про себя прочитаю…

И сыночек мой углубился в историю сотворения мира. Но через некоторое время поднял голову и озадаченно сказал:

— Ерунда какая-то. Господь создал цветы и деревья, на земле стали журчать хрустальные ручейки, в которых плавали рыбки, солнышко приветливо сияло с голубых небес, пели птички, и Господь задумался, для кого все это великолепие…

— Ну?

— …И создал человека.

— Ну? А что тебе не нравится?

— Мама! Ну что они ерунду пишут? Травка, ручейки, а потом Бог создал человека, да? А динозавры где?!..

В девять вечера, когда ребенок в ванной подвергался водным процедурам, пришел с работы Сашка.

— Ты очень вовремя, — поприветствовала я его. — Пока я тебе грею ужин, быстро иди и проконтролируй процесс чистки зубов. Иди, он там зубную щетку мучает и утверждает, что паста не чистит как следует. Разъясни ему, кто не чистит как следует.

Спутник жизни без возражений приступил к исполнению. Из ванной тут же стало доноситься хрюканье и бульканье, чувствовалось, что оба увлеклись.

— Брэк! — сказала я через пятнадцать минут, заглянув в санузел. — Один в кровать, второй на кухню. Марш!

Ребенок — предполагается, с идеально вычищенными по всем правилам санитарии зубами — поплелся в кровать.

— Можно, я немножко про диников почитаю в кровати? — выторговал он себе кусочек удовольствия.

— Читай, я зайду через двадцать минут.

На кухне Сашка шарил под льняным полотенцем, которым была накрыта доска с выпечкой, нащупывая пирожки, испеченные к бульону. На звук моих шагов он обернулся, как Васисуалий Лоханкин, застигнутый над кастрюлей.

— Да не пугайся ты так, я тебя не съем, — успокоила я его.

— А можно мне один пирожок?

— Можно, — вздохнула я.

На изготовление противня пирожков (двадцать четыре штуки) у меня уходит два с половиной часа. На съедание двадцати четырех пирожков моим мальчикам требуется пятнадцать минут. А я потом еще полчаса драю противень. Хорошо еще, что меня научили слоеное тесто делать без этих утомительных раскатываний, по упрощенной технологии: порубить пачку маргарина с двумя с половиной стаканами муки, добавить полстакана воды с чайной ложкой уксуса, и на полтора часа на холод; а если в морозилку, то через полчаса уже можно печь. Я достала из-под салфетки шесть пирожков, подогрела их в духовке и поставила тарелку с пирожками к бульонной чашке.

А сама пошла отбирать у ребенка чтиво и строго напоминать, что завтра рано вставать в школу. Ребенок увлеченно читал красочную энциклопедию англичан Нормана и Сиббика «Динозавры». Я присела к нему на постель и заглянула в книжку.

— Альваресу удалось подтвердить свою теорию тем, что именно в наслоениях конца мелового периода в значительных количествах присутствует редко встречающийся элемент иридий… Тебе понятно?

— Понятно, и очень интересно, — заверил Гоша.

— А какую теорию подтвердил Альварес с помощью иридия?

— Теорию гибели динозавров из-за того, что с Землей столкнулся огромный метеорит диаметром в десять километров. Представляешь?

Я кивнула.

— А вот я не могу представить: какой же это метеорит — десять километров?!

— Ну, а дальше?

— Был взрыв, в атмосферу выбросило тучи пыли и воды, и солнце не могло пробиться сквозь толстый слой облаков. Все изменилось в жизни динозавров, и они померли.

Ребенок юмористически всхлипнул.

— А иридий-то тут при чем?

— А этот элемент редко на Земле встречается. Альварес предположил, что у него внеземное происхождение. То есть от метеорита.

Я подумала: какая каша должна быть в головах у детей, которые днем читают про сотворение мира Господом, а вечером — про естественно-научные теории ученых разных стран. Впрочем, у моего, похоже, никакой каши не образовалось, он все воспринимает достаточно критически.

— Спи, мой ученый динозавровед. — Я поцеловала сына в нос, отобрала книжку, накрыла его как следует одеялом и погасила свет.

— Машуня, пирожки во рту тают.

Сашка обнял меня; от него пахло одновременно пирожками и стоматологическим кабинетом. Этот запах давно перестал быть для меня неприятным.

— Ты-то сама их пробовала?

Я усмехнулась:

— Здесь только две порции. Мне уже не хватает.

Я рассказала ему про коктейль из динозавров и Ветхого Завета. Сашка посмеялся, а потом задумчиво сказал:

— Я его боюсь.

— Кого?

— Гошу. Он иногда так смотрит на меня, как будто хочет сказать: «Ну-ну!»

Мне кажется, что он меня не воспринимает.