Страница 18 из 44
Трудно теперь сказать – то ли Мария сама повесилась Орлову на шею, то ли уступила его домогательствам, но в итоге они стали любовниками. Во дворце они еще соблюдали какие-никакие приличия, а вне стен дворца Мария с денщиком вели распутную и бурную жизнь: бесконечные развлечения и сумасшедшая страсть в постели. Марии казалось, что сейчас она находится на расстоянии вытянутой руки от Петра, но, по иронии судьбы, он отдалялась от нее все дальше и дальше. Однако прекрасная шотландка упорно не хотела этого замечать, и ее связь с Орловым тянулась несколько лет. Как и его патрон, Орлов временами был груб с Марией, по пьянке ругал ее матерными словами, а иногда и потчевал кулаком; она же, в отместку, наставляла ему рога с очередным ухажером. При этом они ревновали друг друга. Она ревновала его к Авдотье Чернышевой, к «услугам» которой прибегал и сам Петр, а он – ко всем ее поклонникам, мнимым и настоящим. Орлов, будучи пьян, не раз прилюдно сквернословил в адрес Машки. Однако, несмотря ни на что, жили они душа в душу. «Милые бранятся – только тешатся» – гласит русская поговорка. Чтобы завладеть расположением Орлова, она по старой привычке дарила ему драгоценности (не свои, конечно, а украденные у Екатерины) и даже стала запускать руку в ее кошелек. Ворованное она отдавала ненасытному Орлову.
Пока не грянул гром…
В 1717 году Мария Гамильтон опять стала брюхатой. От кого – неизвестно. Но факт остается фактом – она забеременела, и это надо как-то скрыть. Иван Орлов начал что-то подозревать, но Мария опять сослалась на проблемы с желудком. Однако со временем беременность нашей героини становилась все очевиднее. Целых девять месяцев она притворялась больной и жила взаперти в отведенных ею комнатах. Главная надежда у нее была на верность прислуги, чтобы та, не дай Бог, не проболтались о причинах ее болезни. В этот раз Мария почему-то не решилась прибегнуть к «лекарствам», чтобы получился выкидыш, и родила здорового ребенка. Что с ним делать? Так как в браке Мария Гамильтон не состояла, то внебрачные дети навсегда могли испортить репутацию девушки из порядочной семьи, к тому же фрейлины самой Екатерины. И Мария выбрала страшное – она своими руками задушила младенца! Так показала позже на следствии ее горничная Екатерина Тарновская. Муж горничной, который должен был позаботиться о тайном захоронении удавленника, проявил удивительную беспечность – он просто вынес его во двор и положил возле фонтана! Фрейлина, не зная этого, щедро наградила горничную и ее мужа.
По правде говоря, такие преступления были не редкость среди дворцовой камарильи – нет-нет, да и находили мертвых младенцев неподалеку от дворцовых покоев. Их находили, обсуждали этот факт, а потом тут же забывали. Вероятно, этим и объясняется беспечность мужа горничной – найдут, посудачат и забудут. Мертвого ребеночка конечно же наутро нашли, и все сразу же подумали на беспутную Машку Гамилтьон, но до поры молчали. Как раз в эту пору вернулся из длительной поездки Иван Орлов. Ему тут же донесли о слухах, ходивших вокруг Марии, и он приступил к допросу неверной сожительницы. На прямой вопрос Ивана, не она ли умертвила ребеночка, Мария, заламывая руки, клялась, что она ни в чем не виновата, что это все «клевета», что она любит детей и, если бы уж так случилось, нашла бы возможность пристроить его в хорошие руки.
Действительно, а почему Мария так не поступила? Ведь деньги у нее были. За хорошую плату можно было бы без труда найти приличных людей, согласившихся воспитывать незаконнорожденного младенца фрейлины, а потом время от времени его навещать. Многие, как это будет видно из дальнейшего нашего повествования, так и делали. Очевидно, страх разоблачения и угрызения совести – родить-то она родила, но матерью так и не стала, – все время мучили Машку Гамонтову.
Может, в другое время ей бы это и сошло с рук, но случилось непредвиденное. В том же 1717 году из кабинета Петра I пропали важные документы. В причастности к этому происшествию заподозрили царского денщика Ивана Орлова, дежурившего в эту ночь. В политическом сыске царь был неимоверно жесток и скор на руку – денщика тут же, не взирая на чины и звания, не дав опомниться, потащили на допрос с пристрастием. Насмерть перепуганный Орлов, не зная, за что его арестовали, – с царем штуки плохи – тут же кинулся Петру в ноги и слезно повинился в тайном сожительстве с бывшей фавориткой государя, фрейлиной Марией Гамильтон. Совершенно потеряв честь и достоинство дворянина (ему грозила смертная казнь или до конца своих дней быть гребцом на галерах), Орлов торопливо начал выгораживать себя и валить все смертные грехи на Марию. Он, как мужчина трусливый и подловатый, соврал, что его полюбовница продала бумаги иностранному дипломату!
Сожительства со своими бывшими женщинами, как мы помним на примере Анны Моне и Евдокии Лопухиной, Петр никому не прощал и мог бы разобраться с Орловым по своему, но здесь было другое дело – продажа секретных документов иностранцу расценивалась уже как государственная измена!
Петр I приказал незамедлительно схватить Марию. На дыбе она созналась во всем. И в том, что прелюбодействовала с Орловым, и в том, что воровала деньги и драгоценности у Екатерины, надеясь добиться благосклонности любовника, и в том, что распускала сплетни о царице, что та, де, кушает воск (воск в те времена заменял жвачку) и от этого у нее на лице появляются угри. Этим она надеялась заново привлечь к себе внимание Петра. Наивная, она надеялась, что Петр перестанет любить угристую Екатерину! А еще она созналась, что в 1715 году дважды вытравливала плод незаконной любви. Услышав это, Петр даже отшатнулся. Убивать не рожденное дитя? Да за этой ей самой смерти мало!
Петр, немного подумав, пошел к Екатерине и сообщил ей о краже, тем более что часть ворованного у Марии нашли. Однако Екатерина в этой ситуации поступила нестандартно – она заступилась за Машку! Ведь в ее руках была судьба бывшей соперницы, и ей ничего не стоило стереть ненавистную Машку в порошок. Искушение отомстить было слишком велико. Но Екатерина проявила истинное милосердие и просила Петра строго не наказывать преступницу. Вдобавок ко всему она заставила вступиться за Марию еще и жену старшего брата царя, Ивана, вдовствующую царицу Прасковью Федоровну, которая вообще была не склонна к милосердию. Петр очень уважал царицу Прасковью и должен был прислушаться к ее словам, ведь, по понятиям старой Руси, для убийц не рожденных детей находилось много смягчающих вину обстоятельств.
– Я прощаю ее за все содеянное, Бог ей судья, – тихо сказала Екатерина.
Но Петр оказался неумолим: «Я не хочу быть ни Саулом, ни Ахавом, нарушая Божеский закон из-за порыва доброты». В связи с пропажей документов, которые Мария якобы продала иностранцу, ее продолжали пытать. Гамильтон конечно же ничего не знала о пропаже бумаг, однако под муками созналась в том, что она собственными руками задушила младенца. Это уже ни в какие ворота не лезло. Розыскная машина закрутилась с новой скоростью. Опять принялись бить Орлова, но тот клялся и божился, что об убийстве ребенка ничего не знал, и опять начал выставлять Марию как совершенно безнравственную и распутную женщину. Нельзя сказать, что этот предок фаворитов Екатерины II братьев Орловых вел себя достойно.
Тогда к допросам привлекли прислугу фрейлины и от Екатерины Тарновской узнали всю правду – Машка задушила младенца собственными руками, а ее муж вынес труп к фонтану в дворцовой салфетке.
Надо отдать должное Марии – она ничего худого об Иване Орлове не сказала.
Петр I приказал «казнить смертию» Марию Гамильтон за убийство младенца. Прав ли был он? Одно дело сделать тайный аборт, а другое – лишить жизни уже родившееся дитя. Это преступление противоречило как юридическим законам, так и православной морали. Да что там, православной – никакая религия, кроме языческой, не приемлет детоубийства.
Прав ли был в этом отношении Петр? Безусловно, прав, так как еще при отце, царе Алексее Михайловиче, был принят закон, гласящий: «А смертные казни женскому полу бывают за чаровничество, убийство – отсекать головы, за погубление детей и за иные такие же злые дела – живых закапывать в землю». Позже, в 1715 году, уже сам Петр издал указ «О гошпиталях», в котором говорилось: «Зазорных младенцев в непристойные места не отмётывать, а приносить в гошпитали и класть тайно в окно», а детоубийцам полагалась кара: «…коли кто умертвит такого младенца, то за оные такие злодейственные дела сами будут казнены смертию».