Страница 12 из 44
И еще одно замечание. Голицын и Софья – это реформы, это перемены, это движение вперед, чего боярство страшно боялось. А Нарышкины – это кондовый застой, который всех устраивал. Все, кстати, так и случилось – изменения, которые вводились при прежних царях, Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче, были отменены (они еще не знали замыслов Петра, от которых Россия содрогнется!). Это еще один ответ на вопрос, почему Россия выбрала Нарышкиных.
Однако вернемся к нашим героям.
Федора Шакловитого Софья, как ни жаль ей было своего нового любовника, была вынуждена выдать на расправу Петру. Это случилось в сентябре. После дыбы и пыток он сознался в злоумышлении против Петра, напоследок обвинив во всех смертных грехах Голицына. После собственноручного письменного «изъяснения» дела он 11 октября 1689 года был «казнен смертию».
А что же Голицын? Узнав о крахе Софье, он решил сдаться на милость победителя и вместе со своими немногочисленными приближенными сам явился к Петру в лавру. Однако его тоже туда не пустили, и прямо у монастырских стен зачитали приговор. Он лишался боярского чина, всех званий, имущества и ссылался в город Каргополь, а затем в деревню Яренск. Его обвиняли в неудаче Крымских походов и взяточничестве: якобы при заключении «Вечного мира» получил от поляков 100 тысяч рублей, за взятку в 10 тысяч назначил Ивана Мазепу гетманом Украины, два бочонка золота получил от крымских татар за остановку своих войск перед Перекопом во время второго Крымского похода и так далее. Якобы у него после ареста в тайниках нашли 100 тысяч червонцев, 400 пудов серебряной посуды и другого добра. Обвиняли Василия также в «изповышении» (незаконном титуловании) царевны Софьи; в том, что он приказал пытать того самого колдуна Ивана Бунакова, который «вынимал» его след, а также сжечь человека, который готовил для него приворотное зелье, чтобы добиться благосклонности Софьи.
Навет Шакловитого, будто Голицын принимал активное участие в заговоре против Петра, еще больше усугубили положение Василия. Его с семьей было приказано перевести в Пустозерский острог, на низовья Печоры, а последним пунктом его ссылки стало село Кологоры в Архангельской губернии. За время этого пожизненного изгнания (25 лет!) он, великий государственный деятель, ничем себя не проявил. Не оставил своего жизнеописания (а ему было что рассказать потомкам!), не организовал антипетровского заговора… Жил под надзором вместе с семьей и малочисленной дворней на казенные «кормлённые деньги», занимался небольшим хозяйством. Проживая в ссылке, Голицын любил посещать Красногорский монастырь, которому завещал перед смертью самое дорогое, что у него было, – подарки Софьи. Это был лично вышитый ею образ Богоматери, плащаница и воздух (покров для сосудов с причастием). Свое последнее пристанище он нашел в том же монастыре в апреле 1714 года.
Вспоминал ли он за эти годы Софью? Несомненно, вспоминал. Она часто снилась ему по ночам, с ней он вел мысленные беседы, в которых задавал ей один и тот же вопрос: почему она так с ним несправедливо, жестоко поступила?.. Однако и спустя годы он на него ответа так и не находил. Во снах, как и в жизни, она была не с ним… Он жил только памятью о той единственной, которая принесла ему так много счастья и так много горя. Он все еще любил ее…
Говорят, что время лечит душевные раны. Все это чепуха! Сначала, после внезапного разрыва отношений, испытываешь немыслимую боль от того, как поступили с тобой; затем стараешься забыть и сам объект вожделений и его поступок, но по прошествии времени боль от утраты дорогого тебе существа не только не утихает, но еще больше усиливается, тлеет, как угли под тонким слоем пепла.
Один интересный вопрос – если бы у Софьи был выбор, уехала ли она бы с ним в ссылку? Ведь они оба потерпели поражение, оба перенесли трагедию, логично было бы и коротать оставшиеся годы вместе. В литературе воспевали жен декабристов, вслед за мужьями отправившихся в ссылку. Из-за этого даже появилось такое расхожее выражение, как «жена декабриста», подразумевающее принесение себя в жертву мужу ради любви к нему. Однако это неправда – в ссылку уехало 135 декабристов, и лишь за 5 из них последовали их жены! А создалось впечатление, что за всеми декабристами уехали их жены!
Софья конечно же с Голицыным в ссылку не поехала. И виной тому была отнюдь не она сама. Во-первых, им строжайше было запрещено не то, чтобы общаться, а даже переписываться. Голицыну, кстати, ставили как раз в вину, что он в первой ссылке имел сношения с Софьей. Во-вторых, Софья в Новодевичьем монастыре тоже пребывала под надзором. Она проживала в отдельной келье, имела женскую прислугу, могла общаться с приезжавшими к ней сестрами. Еда у нее была с царского стола, в общем, жизнь у нее была довольно комфортной. Однако это претило характеру деятельной и энергичной женщины, но поделать с этим она ничего не могла.
Все изменилось через 9 лет, в 1698 году. В этом году опять взбунтовались стрельцы. Петр учинил сыск над ними и жестокую расправу. Софью обвинили в том, что она якобы писала стрельцам «призывные письма», а они составили ей челобитные с просьбой прийти на царство. Петр лично допрашивал свою сводную сестру, однако она все отрицала. Софья уже смирилась со своей участью и ни на что не претендовала. Обвинение было ложным. Наконец, в декабре 1698 года над Софьей был устроен суд. Петр обошелся с ней довольно либерально, а мог и голову отрубить, но решил напоследок поиздеваться. Через десять дней ее постригли в монахини под новым именем Сусанна. Под окнами кельи Софьи были повешены 195 стрельцов, причем трое из них с привязанными к их рукам теми самыми «челобитными» к Софье. Целых пять месяцев висели качавшиеся на ветру и разлагающиеся трупы. Пять месяцев бывшая царевна с ужасом смотрела на них и вдыхала трупный запах. Фактически Софья находилась в монастыре под арестом и строгой охраной. Так провела остаток своей жизни, еще долгих 6 лет, бывшая правительница России. Она умерла в 1704 году, перед смертью приняв схиму под своим прежним именем – Софья. Ей было всего 47 лет.
Вспоминала ли она во время своего заточения о «свете моем» Василии Голицыне? Хочется верить, что вспоминала. Вспоминала его поцелуи, его ласки, его объятия…
Так трагически закончилась история любви этих двух великих людей – Софьи Романовой и Василия Голицына.
ДРАКОН МОСКОВСКИЙ
(царь Петр I Алексеевич) 14 марта 1719 года в Петербурге Мария Гамильтон взошла на эшафот. На казни своей бывшей любовницы присутствовал сам Петр I.Он участливо простился с осужденной, поцеловал ее, попросил молиться за всех грешных, остающихся на земле . Поднимаясь по ступенькам, Мария чуть не потеряла сознание, но царь заботливо помог сделать последний шаг к плахе . Палач взмахнул топором, и голова Марии упала на сырые доски эшафота . Петр I схватил голову за испачканные кровью волосы, поднял и крепко поцеловал в мертвые губы! Потом прочел лекцию по анатомии, называя по латыни все затронутые при отсечении позвонки . По свидетельствам очевидцев, после этого Государь уронил голову Марии в грязь, бросив через плечо: «В кунцкамеру!».
О реформах Петра мы говорить не будем, так как данный сюжет не является темой нашего рассказа. Скажем лишь то, что, вопреки устоявшемуся мнению, а вернее, вдалбливающейся в наши головы пропаганде, все преобразования Петра являются прогрессивными и передовыми, а до него Русь якобы была каким-то замшелым и отсталым средневековым царством. Однако факты говорят об обратном: Петр I не придумал решительно ничего нового, и все его реформы – лишь уродливо искаженные, гипертрофированные и весьма бездарные продолжения тех процессов, которые начались задолго до него.
А. С. Пушкин говорил о Петре, что все его указы «как будто писаны кнутом».
Лев Толстой, сначала почитавший Петра, задумав написать о нем роман и начав собирать материалы, позже выразился так: «Был осатанелый зверь…», «Великий мерзавец, благочестивый разбойник, убийца…», «Забыть про это, а не памятники ставить!».