Страница 12 из 12
— Щас бы ты сидел и только б писал про иностранцев. — Да… А потом я нашел себе работенку — меня переманили, слава богу, в Ленинградский политех — и я считал это охерительным рывком в своей карьере. Но это позже, в 89-м году. А в 88-м честно работал в этом сраном НИИ… Обсчитывал экономию материалов… В прикладной математике есть задачи о раскрое, есть специальное программное обеспечение на машине…
— Вот когда говорят — продали Россию, то ее надо сперва раскроить, с программным обеспечением…
— Ну, перестань ты. Ну, не было в 88-м году никакой продажи России! Как ее, впрочем, вообще не было. Продавали отдельные предприятия.
— А че ты так кипятишься?
— Ничего. Ну, короче, 88-й год. Я — кандидат наук, получаю десять рублей надбавки за ученую степень. А сидел я около Александро-Невской лавры. Как раз там и происходили основные торжества в рамках тысячелетия крещения Руси.
— Оно, помню, отмечалось в 1988 г. Тысячелетие крещения Руси не оставило авторов книги равнодушными и ныне. Вот, кстати, об отношении государства к религии: как сейчас помню, накануне 8 марта 1988 года я сходил поплавать в бассейн «Москва». Его же потом вскоре закрыли — когда решили восстановить храм Христа Спасителя.
— Да. И вот у нас на глазах все эти шествия с хоругвями… Колокольный звон… Лавру в порядок приводили.
— А ты тогда еще был атеистом.
— Да я никогда не был по-настоящему атеистом. Но и по-настоящему религиозным тоже не был. Я все время в каком-то промежуточном состоянии… Но, если вдуматься, то я скорей верующий, чем не верующий.
— Но был ты некрещеный.
— Был некрещеный. Но что — обрядовость? Главное, что это живой интерес во мне вызывало. И, пожалуй, было главным событием года в моей жизни.
— А я, когда наблюдал за торжествами, тоже был некрещеный. Но интерес и у меня, безусловно, имелся… Особенно приятно было даже не христианство само по себе, а то, что вот большевики давили-давили православных, взрывали храмы — и все зря, ничего у них не вышло. Большевики на тот момент пробыли у власти всего семьдесят лет, и непонятно было, как у них дальше дела пойдут. А христианству две тысячи лет — фуфло не продержалось бы столько. Я как представлю, что в древности при отсутствии промышленности, при необыкновенно скудных ресурсах люди тем не менее собирали фантастические деньги и строили огромные храмы… Это серьезное доказательство бытия Божия! А в ранней комсомольской юности мне христианство было глубоко чуждо. Я и подумать не мог о работе на церковь. Позже, в 80 — 81-м годах, когда я работал в самиздате и мы там печатали в том числе и христианскую литературу, я понимал это так, что просто зарабатываю деньги, но при этом попутно несу культуру в массы. Это было приятно. Я просто думал о том, что если человек живет в стране, где столько связано с христианством, и ни разу не читал Библию — ну, как ему может быть не стыдно? Каких бы он взглядов ни придерживался… И еще я думаю, что более полезной и приятной работы мне ни до, ни после не приходилось выполнять.
А пробило меня в первый раз, пожалуй, в Иерусалиме, у Гроба Господня, в 92-м, — я там как-то неожиданно для себя проникся. Подробней я тут не берусь это объяснять, трудно слова подобрать. Что же касается конкретных формулировок, то я себя как-то поймал на мысли: «Бывают же люди, которые не верят в Бога. Странные они. Как же им тяжело, наверное, живется… Как же они не понимают?» И тогда меня осенило: о, я уже себя к тем людям не причисляю! Я уже не с ними, я по ту сторону, где Бог!
Комментарий
Сирота Россия
Разговоры о крещении Руси заставили меня подумать вот о чем. Что такое Россия? Жуткая азиатская деспотия, населенная лишь поверхностно-антропологически напоминающими европеидов славянско-чухонско-татарскими метисами, которые приняли наиболее архаичную и ортодоксальную версию христианства, или действительно самостоятельная цивилизация, отличная как от европейского, так и от азиатского укладов?
Люди, относящие себя к европейцам, естественно, придерживаются первой точки зрения. Аргументация здесь отточена и сто раз проверена в разного накала полемиках.
Как волк лишь внешне похож: на немецкую овчарку, так и сходство русского с европейцем — лишь случайное совпадение обликов, полученное совершенно разными алгоритмами селекции.
Как волк отличается от немецкой овчарки и агрессивностью, неспособностью к дрессировке, и другими фундаментальными привычками, так и русский отличается от европейца какими-то очень важными, корневыми особенностями.
Эти базовые различия настолько сильны, что по сравнению с ними внешнее сходство — лишь второстепенный признак, не влияющий на окончательный приговор доморощенного европейца, что русские — безнадежные азиаты.
Но ведь отличия и от азиатов видны сразу. Даже если не брать в расчет антропологическую и религиозную разницу (хотя одного этого должно быть достаточно для добросовестного исследователя), есть ментальные особенности русских, не позволяющие отнести их к азиатам.
Например, фантастическая тяга к экспансии, не свойственная ни индусам, ни китайцам, этим наиболее ярким представителям оседлой азиатчины. Русская тяга к экспансии — вполне европейского свойства, и нельзя ее отнести к татарскому периоду русской истории, поскольку она проявилась задолго до него. Так, экспансия Великого Новгорода на весь северо-запад вплоть до устья Оби и Печоры осуществлялась задолго до монгольского нашествия и совпала по времени с норманнскими завоеваниями в Европе. Надеюсь, никто не считает викингов азиатами?
Вообще, деление на Европу и Азию есть схоластическое рассуждение, где первоначальный эллинистический, мифологический этап познания породил понятия и слова, которые, оторвавшись от реальных фактов, превратились в игру мозговой изворотливости и недобросовестной эрудиции.
Во всей этой конструкции огромное количество прорех и несуразностей. В ней некуда девать татар с арабами, диких и невежественных крестоносцев, красавицу Андалусию, великолепную Сицилию, все то море фактов, которые не укладываютсяв прокрустово ложе схоластической схемы.
Но, так или иначе, совершенно очевидно, что Россия не может быть отнесена ни к строго европейской, ни к строго азиатской цивилизации. Однако меня не удовлетворяет и возникшая методом исключения довольно механистическая теория синтеза двух культур, это пресловутое евразийство.
Это тоже напоминает мне схоластику. Тяга к классификации, свойственная схоластам, заставляет все разложить по полочкам. Несли вдруг появляется объект, не похожий ни на один из уже имеющихся в коллекции, возникает непреодолимый соблазн вывести его как результат скрещивания уже известных образцов. Самонадеянность коллекционера, не допускающего предположения о неполноте коллекции, исключает даже мысль, что обнаруженный необычный экземпляр не есть синтез уже известных образцов, а есть дитя какого-то доселе неизвестного или давно забытого родителя, выброшенного из коллекции за ненадобностью.
Что представляла собой Киевская Русь накануне принятия христианства и сразу после этого? Это было типичное по тем временам нормандское княжество, такое же, как Нормандское герцогство на севере Франции или Сицилийское герцогство. Можно сколько угодно спорить относительно степени варяжского влияния на русскую государственность, но то, что на первоначальном этапе оно было решающим, не подлежит сомнению. Достаточно вспомнить возвращение крестителя Руси Владимира Святославовича (еще ярым язычником) во главе большого нормандского войска в 979 году из Швеции (где у него была масса родственников), куда он бежал в 977 году, спасаясь от своего брата Ярополка.
Принятие христианства в 988 году произошло примерно тогда же, когда это сделали все языческие нормандские государства Европы. Например, в 974 году принимает христианство Дания, в 995 году (позже Руси) — Норвегия, в 912 году — Нормандия.
Отличие состоит лишь в том, что все эти государства принимали христианство от папы Римского, а Русь крестилась в византийскую веру. Справедливости ради нужно отметить, что для киевского князя выбор между Константинополем и Римом был очевиден. С одной стороны — самое богатое и развитое государство известного на тот момент мира — Византия, а с другой — разрушенный, обнищавший Рим, окруженный дикими варварскими королевствами.
Конец ознакомительного фрагмента.