Страница 52 из 57
– Ну, показывай, чего вы тут нашили… – Старица не сказала «для свадьбы», не желая даже упоминать это слово.
Старшая златошвея дрожащими руками стала показывать вышивки. Старица отбросила одну, вторую… Евтиния шепнула ей что-то на ухо. Старица поднесла к глазам узорчатый накосник, углядела неровную строчку и начала бить накосником по щекам златошвеи, гневно приговаривая:
– Какая дура безрукая вышивала?
Утомившись бить по щекам златошвейную мастерицу, старица изрекла приговор:
– Худое приданое!
– Под стать невесте! – хихикнула Евтиния.
– Истинно молвишь! – старица Марфа обернулась к Марье, оглядела ее презрительным взглядом. – Кажется, тебе самой и родне твоей надобно помнить о своем худородстве. В царских хоромах вести себя смирно и не лаять на знатных бояр, как твой сиволапый дядя!
– Смеху подобно! Мнят себя равными Салтыковым! – вставила Евтиния.
Старица Марфа, наливаясь гневом, продолжала:
– Ты заводчица всей смуты, даром что стоишь скромницей! Не пойму, чем ты околдовала великого государя? Ни красы в тебе, ни дородства! Такая же худосочная, как во время осадного сидения! Не кормят тебя, что ли? Или бегаешь взапуски как раньше, забыв свой сан? Отвечай!
– Они на качелях целыми днями тешатся, – пискнула из толпы комнатная баба Бабариха.
Вот подлая предательница, не помнящая добра! Забыла, как ее защищали от верховых боярынь, пытавшихся выжить старуху из царских палат! Машка Милюкова, стоявшая за спинами Марфы и Евтинии, погрозила доносчице кулаком. Но Бабариха или не видела по своей слепоте, или не обращала внимания на угрозы ближней боярышни. Толпа расступилась, открыв доносчицу взору старицы Марфы. Стоя на коленях, Бабариха наябедничала:
– Государыня Анастасия Ивановна не спит после трапезы, а на качелях качается.
Старица Марфа милостиво ткнула посохом подползшую к ее ногам Бабариху.
– Верная раба! Тщитесь следовать сему достойному примеру и доносите нам о всяком нерадении. Качели сломать, а государеву невесту отныне откармливать изрядно и не дозволять бегать как простой девке, – распорядилась старица Марфа.
После строгого приказания старицы ежедневная трапеза превратилась в сущую пытку. Боярыня кравчая удвоила количество блюд. Царицу заставили съесть крыло лебедя, а потом в придачу половину жирной утки и бараний бок, начиненный орехами. Марья едва встала из-за стола и на обратном пути из столовой избы наконец поняла, почему цариц принято вести под руки. Без посторонней помощи она не добралась бы до опочивальни. Едва царица пробудилась после тяжелого послеобеденного сна, ей принесли большую корзину выпечки. Марья смотреть не могла на тестяные шишки в меду, но пришлось жевать и давиться. Спасибо, Машка Милюкова помогла управиться с содержимым корзины.
Машкины способности поглощать еду в неимоверных объемах пригодились, когда жены ближних людей, прознав про строгий наказ старицы откармливать царскую невесту, прислали гостинцы. Каждая боярыня старалась приготовить нечто особенное по старинному, передаваемому из поколения в поколение рецепту. Одна за другой появлялись на пороге девки, возвещавшие о привозе очередных лакомств то от княгини Софьи Андреевны Голицыной, то от Арины Михайловны Мстиславской, то от жен и вдов других бояр и окольничих. Машка Милюкова с удовольствием принимала корзины, лукошки и кувшины, велела благодарить за угощение. Все столы, поставцы и лавки ломились от снеди, еду ставили уже на пол. Машка выбирала самое вкусное, пробовала и надкусывала. Запивая квасом съеденное, она строила планы расправы с подлой доносчицей Бабарихой.
Между прочим прислали гостинец от молодой жены боярина Бориса Салтыкова – редьку в патоке, любимое лакомство Милюковой. Она с поклоном приняла расписную миску с редькой, горячо поблагодарила, а когда девка ушла, безжалостно вытряхнула содержимое миски за окошко.
– Пошто так? – удивилась Марья.
– Не принимай, государыня, никакой снеди от Салтыковых, – посоветовала Милюкова.
Вечером пожаловал кравчий Михайла Салтыков. От имени старицы Марфы расспрашивал государыню о том, довольно ли ей доставили лакомств? Слова кравчего были льстивыми, но голос за занавеской звучал злорадно. Получив ответ, что лакомств навезли предостаточно, Михайла сказал:
– Марфа Ивановна изволила прислать склянку водки из Аптекарской избы. Ежели выпить чарочку, любая еда идет в охотку.
На Сытенном дворе, куда любила бегать Машка Милюкова, размещались деловые избы, или палаты – пивоварня, браговарня, квасоварня, солодовая и уксусная палаты. Была среди прочих палата водочного сидения, а в ней – двадцать один очаг, в коих курили приказную водку, какую приказывали изготовить, например, коричную или анисовую.
Едва Салтыков покинул светлый чердак, Милюкова горячо зашептала:
– Не пей водку, государыня! Дадут от животной болезни такое зелье, от коего наутро в землю.
– Думаешь, подмешали отраву? Сейчас проверим.
Марья налила каплю водки попугаю. Водка – не вино и не пиво. Водка – это лекарство, которое поступает из платы водочного сидения в Аптекарскую избу. Одобрит ли ее заморская птица? Попугай набрал водки в клюв, глотнул, набрал еще.
– Зри! Пьет как заправский бражник. А ты боялась!
– Все равно не пей, государыня! – упрямо повторила Милюкова.
– Будь по-твоему, – засмеялась Марья, ставя склянку в самый дальний угол поставца.
Однако просто так избавиться от подарка будущей свекрови не удалось. Машку Милюкову, отведавшую очередное блюдо, сморил сон. Так и вздремнула, недонеся куска до рта. Марья тоже притворилась спящей, чтобы ее не донимали угощением. Вскоре ее ухо уловило тихое шуршание. Осторожно приоткрыв глаза, она увидела комнатную бабу Бабариху, шарившую на поставце. Старуха вытащила из угла склянку и, подслеповато щурясь, пыталась определить, уменьшился ли уровень водки. Марья нарочито кашлянула. Баба воровато оглянулась, быстро поставила склянку на место и выскользнула из комнаты. «Так, так!» – подумала Марья и на всякий случай выплеснула водку в помойную лохань, а в склянку налила простой воды из серебряного рукомойника.
Предосторожность оказалась нелишней. Через полчаса в палатах царицы появилась старица Евтиния. Она осведомилась, оказала ли действие водка, присланная из Аптекарской избы?
– Известили меня, будто моя сестрица, государыня Марфа Ивановна, только понапрасну изволила беспокоились, а ее лекарство государыня Анастасия Ивановна будто бы оставила в нарочитом презрении. И ту весть государыне Марфе Ивановне слышать зазорно, – ядовито добавила Евтиния.
– Если государыня Марфа Ивановна в обиде, выпью до дна, дабы потешить ее сердце.
Марья достала склянку, проглотила ее содержимое и даже поморщилась, будто действительно выпила водки. Евтиния, пристально следившая за каждым ее движением, не могла скрыть радости, когда государыня сделала последний глоток.
– Добро! Добро! – с ликованием приговаривала она. – Пойду обрадую сестрицу, что невестка не выходит из ее воли.
Евтиния направилась к выходу, но на полпути остановилась, горестно всплеснув руками.
– Ой, беда! Птичка-то сдохла, а вы не заметили.
Все бросились к золоченой клетке. Попугай лежал бездыханным на спине, поджав когтистые ноги. Его глаза были закрыты белой пленкой, тяжелый клюв застрял между прутьев. Старица Евтиния запричитала:
– Жила говорящая птичка при Софье, царевне царегородской; жила при Елене Глинской, жене великого князя Василия Ивановича; при Анастасии Романовой, первой супруге царя Ивана Васильевича Грозного; при царице Ирине, жене царя Федора Иоанновича. Даже при Маринке Мнишек здравствовала. А сейчас сдохла!
С этими словами старица покинула светлый чердак. Милюкова смотрела на царицу глазами, полными ужаса. Марья усмехнулась:
– Не отпевай подругу раньше времени.
Она рассказала, как подменила водку. Милюкова чуть в пляс не пустилась.
– Ай, молодец, государыня! Ловко провела злыдней! Ну, Бабариха! Держит руку Салтыковых! Дай срок, выдеру ее седые патлы по волосинке!