Страница 58 из 62
– Скоро будешь жить боярыней! – хохотали невесты. – Осьмнадцать душ! Десять мужиков в бегах, пятеро в бедах, двое в тюрьме, один в воде! А еще у женишка свой двор – два столба в землю вбиты, третьим покрыты, да на каждый год сходится запасу по сорок шестов собачьих хвостов да сорок кадушек соленых лягушек.
Неожиданно Дунька разозлилась впервые за все время пребывания в царских чертогах. Исподлобья глядя на знатных московских дворянок, она огрызнулась:
– Зато меня на Красную горку замуж возьмут. А из вас только одну. Остальных прогонят прочь.
Невесты разом замолкли. Возразить было нечего. Только одна из них станет супругой государя, остальных вернут по домам. Гадая, кому суждено счастье, а кому горе и слезы, невесты разошлись по своим углам.
Наступил день последнего испытания, когда невестам предстояло предстать пред светлыми государевыми очами. Всех невест развели по разным чуланам. Михаил Федорович пришел перед вечерней. Царя сопровождал постельничий Константин Михалков, державший свечу. Он поднимал свечу над изголовьем постелей, стараясь, чтобы государь лучше разглядел невест, возлежавших на постелях. К огорчению постельничего, Михаил Федорович не оценил его усердия. Государь даже не заходил в чуланы. Встав на пороге и не поднимая глаз на постель с очередной невестой, Михаил Федорович смущенно говорил боярину:
– Уйдем, Константин Иванович, сраму ради!
– Государь, узри хоть одним глазком. Изрядная девица! – умолял постельничий, поднося свечу к самому лицу очередной невесты, крепко зажмурившей веки, но Михаил Федорович поворачивался и уходил прочь.
Княжна Волконская была последней в череде невест, коих осматривал государь. Бог ведает, случайно ли так вышло или родители княжны крепко потратились на подарки постельничему и другим ближним людям, чтобы их дочь предстала пред государем самой последней и затмила всех остальных. У чулана княжны Волконской боярин постельничий был особенно настойчив.
– Взойди, государь! Полюбуйся сицевой девицей! – зазывал он, словно купчишка в торговых рядах, бойко расхваливающий свой товар.
Михаил Федорович покорно вошел в чулан вслед за постельничим, увлекавшим его за рукав. Пред его глазами предстала удивительная картина. Княжна Волконская не ожидала, что государь так быстро пройдет мимо всех чуланов, и была застигнута в разгар приготовлений. Она сидела на краю постели, а Дунька толстопятая со всей дури хлестала ее по щекам, чтобы вызвать румянец.
– Пошто дерешься? – удивленно спросил Михаил Федорович.
Дунька молчала, застыв с поднятой рукой и открытым ртом, а княжна вскрикнула, зарделась от позора сильнее, чем от пощечин, и зарылась лицом в одеяло. Не получив ответа, Михаил Федорович мягко погрозил Дуньке перстом и вышел. Из чулана донесся громкий визг. Княжна Волконская от досады, что опозорилась, ухватила Дуньку за косу и задала ей трепку. Не смея защищаться, Дунька заголосила и под градом тумаков бросилась к двери. Княжна за волосы тащила ее обратно в чулан, но Дунька сумела вырваться и с плачем пробежала мимо царя и боярина, тяжело бухая по полу босыми пятками. Глядя ей вслед, Михаил Федорович сокрушенно сказал Михалкову:
– Надобно их скорее отослать по домам, а то они, не дай Боже, поубивают друг дружку!
На следующий день после испытания постельничий Михалков привел сенную боярышню Марью Милюкову в Передние сени и оставил там дожидаться государева выхода. Вскоре в сени вышел государь и тихо молвил:
– Вчерашнего дня учинили смотр девицам на выданье. Ни одна не легла мне на сердце. Но матушка государыня Марфа Ивановна изволит настаивать, дабы я выбрал одну из них в супруги. Иначе грозит материнским проклятием.
Сенная боярышня слушала, скромно потупив очи, но в ее душе поднялась буря. «Ты же, Михаил Федорович, великий государь и самодержец! Не след тебе до седых волос покоряться матушке. Почитать родителей сам Господь велит, но всем прихотям злой старухи потакать не приходится. Ужо я бы ее смирила!» – думала боярышня, невольно сжимая кулаки.
– Вот что я умыслил, дабы не выходить из родительской воли, – продолжал речь Михаил Федорович. – Ступай к матушке государыне и передай ей, что государь смотрел невест и изволил выбрать последнюю. Как ее зовут?
– Княжна Волконская – упавшим голосом ответила Милюкова.
– Нет, не княжну. Девку, что была подле нее. Потешная такая, с вывернутыми губами.
– Дуньку толстопятую, что ли?
Сенная боярышня, забыв обычай, вскинула на царя изумленные очи. Она не верила своим ушам и вдруг заметила, что государь хитро улыбается:
– Именно Дуньку! И прихвати ее с собой к матушке, пущай полюбуется на будущую невестку. А ежели, паче чаяния, матушка мой выбор не одобрит, тогда пусть дает благословение на брак с Машенькой.
Сенная боярышня в нарушение всяких приличий громко захохотала и восторженно хлопнула себя по крепким бокам. Ай да государь! Ишь, что умыслил! Выбрал одну из предложенных ему девиц и тем самым выполнил волю матушки. Только кто же, будучи в здравом рассудке, захочет сделать царицей Дуньку толстопятую? Придется Марфе Ивановне скрепя сердце благословить брак с Хлоповой.
– Все исполню, государь, – заверила Милюкова, давясь от смеха. – Отведу Дуньку к Марфе Ивановне и твою, государь, волю поведаю слово в слово.
Марья Милюкова побежала искать Дуньку. Княжна Волконская, не перестававшая рыдать со злополучного смотра, на вопрос, где Дунька, крикнула сквозь слезы, что знать не знает, где та прячется, а коли ее найдут, пусть не смеет ей на глаза показываться! После долгих поисков Дунька была обнаружена на задворках поварни. Она жевала крепкими зубами черствый пирог, выпрошенный у баб-стряпух, и на ее круглом лице читалось полнейшее умиротворение.
– Вот ты где прячешься! Пошли к государыне Марфе Ивановне, – позвала ее сенная боярышня.
Дунька спрятала за пазуху недоеденную корку и покорно последовала за боярышней, даже не спросив, зачем она понадобилась матери государя. По дороге Милюкова не удержалась, чтобы не посмеяться над глупой толстухой:
– Слышь, великий государь произволил выбрать тебя в супруги. Хочешь быть царицей?
– Вестимо! – спокойно отвечала Дунька, нисколько не удивленная таким оборотом дела.
– Будешь лопать вволю пироги скоромные и постные. Рада, поди?
– Знамо, рада! – безмятежно кивнула девка.
– Погодь! – Милюкова остановилась, словно пораженная внезапно пришедшей ей в голову мыслью. – Ты же просватана! У жениха аж осьмнадцать душ! Гляди, не прогадай!
– Пущай его! – отмахнулась Дунька. – Небось у великого государя мужиков поболее будет.
Над дубовой дверцей кельи старицы Марфы в Вознесенском монастыре висел двуглавый орел в знак того, что здесь обретает духовный подвиг мать государя всея Руси. Совсем недавно у дубовой дверцы толпились великие бояре в надежде, что старица Марфа милостиво обронит несколько слов. И как не ждать под двуглавым орлом, если за дубовой дверцей правились все дела Московского царства. С возвращением Филарета Никитича толпа у кельи заметно поредела. Теперь бояре ожидали выхода святейшего патриарха в патриарших палатах. Первое время многие по привычке забегали поклониться старице, но все изменилось после розыска по делу Марьи Хлоповой. Падение Салтыковых послужило сигналом для ближних людей. Они сразу же почуяли, что власть уплывает из рук матери государя, и перестали навещать ее.
Раньше сенную боярышню не пустили бы на порог кельи, а сейчас им с Дунькой не пришлось и получаса ждать. Марфа Ивановна стояла спиной к крошечному оконцу под низким потолком кельи и хмуро глядела на вошедших. Марья Милюкова бестрепетно передала слова государя. Когда она закончила речь, старица Марфа коротко осведомилась:
– Ты глумиться надо мной вздумала, подлая?
– Так повелел великий государь. А вот и невеста! Прошу любить и жаловать! – хихикнула Милюкова, подталкивая к старице Дуньку.
Старица, пораженная внешностью невестки, глухо спросила:
– Государь выбрал рабу?