Палачи и киллеры

Ведь он уже знал о том, что его предал Бэнкс, его сослуживец, имя которого было вытатуировано у него на руке и который завербовал его, пообещав, что он будет только телохранителем. Но при первом же нажиме Каллэна Бэнкс отправил его на передовую.

В течение всего процесса Каллэн держался надменно. И вызывающе. Он прерывал других наемников и бросал на них грозные взгляды, явно все еще считая их подчиненными. Однако он весь съежился, а лицо его побагровело вначале от гнева, а потом от расстерянности, когда он услышал следующие слова Кокерелла:

Особое возмущение вызывают «подвиги» в Анголе самозваного полковника психопата Каллэна, командира наемников. Это Каллэн, бывший парашютист, с позором изгнанный из армии, приказал расстрелять посланных Бэнксом 12 наемников, когда те отказались воевать. Наемник Крис Демпстер, один из людей Бэнкса, видел, что сделали Каллэн и его подручный Коупленд…

Вот тут-то Каллэн и сник. Он так и не пришел в себя до конца суда. До этого он считал, что в глазах соотечественников он выглядел героем. Когда же он услышал, что передавала компания Би-би-си, для самообольщения не осталось никаких оснований. Его решимость хранить молчание была поколеблена. Рн уже не мог играть роль дисциплинированного армейского офицера. Он потерял контроль не только над собой, но и над другими. С этого момента функции командира взял на себя Грильо.

(Барчет В., Робек Д., Солдаты на продажу. М.,1997).

НАЕМНИК, КОТОРЫЙ БЫЛ СВЯЗАН С ГАНГСТЕРАМИ

Вот, что расказал о себе Грильо — наемник, который был связан с гангстерами.

«Я воспитывался в порядочной семье. Мой дед был очень богат, и мои родители сделали для меня все: я ходил в частную католитическую школу. У меня были частные преподаватели, гувернантка, учитель музыки, я учился в немецкой школе и в пансионате. Мы держали слуг. Для меня сделали все возможное; а что из меня вышло, — бандит!» Так говорил о себе Густаво Марчело Грильо тем, кто взял его в плен. Грильо родился в Аргентине, в семье, активно участвовавшей в политической борьбе: одни из ее членов были за перонистов, другие — против. Когда Густаво было 11 лет, мать привезла его и сестру Сильвию в Соединенные Штаты. В 17 лет он поступил в корпус морской пехоты США, следующий год он провел во Вьетнаме.

Крупный, крутые, мускулистые плечи, лицо, уже к вечеру темнеющее от щетины. Его живость и ироничность вносили оживление в ход процесса, по крайней мере казалось, что он понимает суть происходящего. Трудно сказать, насколько бесхитростным было его поведение. Наделенный незаурядным природным умом, он вполне мог таким путем добиваться расположения суда в надежде спасти свою жизнь.К его большому удивлению, все время, пока он находился в плену, с ним обращались гуманно, как, впрочем, и с остальными подсудимыми. Все они отмечали медицинскую помощь, что нескольким спасло их жизни. Свидетельством этого были и довольно непринужденные отношения между ними и охраной в зале суда.

Грильо продолжал свой рассказ:

«В 1967-1968 годах дела во Вьетнаме шли все хуже. Я решил, что надо ехать туда. Период обучения мне сократили наполовину и отправили. Вначале я был простым стрелком, то есть рядовым пехотинцем, потом командовал огневой группой — у меня в подчинении были 5 солдат. Потом командиром отделения — 15 подчиненных. Затем взводным сержантом

— 35 с лишним солдат. Все время мы были на передовой. Мы выслеживали противника, добывали о нем сведения, уничтожали. Днем в дороге, ночью в засаде.

Мы не сидели на месте, все время в движении. Грязная, тяжелая война. Большие потери с обеих сторон.

Я попал во Вьетнам в 1967 году и пробыл там 19б8-й и 1969-й. Дважды болел малярией. Получил ранение в левое колено.

— Чем Вы занимались после Вьетнама, когда демобилизовались?

— Найти работу было очень трудно. У меня не было профессии. Я работал в ресторанах, научился кулинарному делу. К этому времени уже был порядочной дрянью».

В своих показаниях, написанных по-испански, так как этот язык он до сих пор знает лучше, Грильо приводит больше подробностей.

«В 1970 году я вернулся домой (из Вьетнама). У меня были рекомендательные письма, но никакой профессии для нормальной гражданской жизни. С большим трудом мне удалось устроиться механиком. Потом я работал на строительстве, но денег на жизнь не хватало. Тогда, чтобы иметь побольше денег, я связался с гангстерами. Я ведь знал кое-кого из них. Участвовал во всяких темных делишках. Однажды полиция прижала одного типа, и он раскололся. Я попал в тюрьму на 18 месяцев за вооруженное ограбление. Ну, а тюрьма — это тоже вроде школы — школы преступности.,. Когда меня в 1972 году выпустили, все было, как раньше. Найти работу теперь было еще труднее, Я устроился в итальянский ресторан, который назывался „Эспозито“. Мыл тарелки, сквородки…

Все рестораны, в которых я работал, были связаны с гангстерами.

Один знакомый гангстер порекомендовал меня другому — специалисту по азартным играм и спортивным соревнованиям. Его звали Роберто. Очень хороший человек — золотое сердце. Я работал у него телохранителем, шофером и сборщиком долгов, а также выплачивал «откупные» другим ганстерам и платил долги своего босса. Я будил его по утрам и укладывал в постель по ночам. Он поселил меня в квартире, которая обходилась в 325 долларов в месяц, дал новую машину, оплачивал мои расходы, платил адвокатам — да только ли это!». Среди бумаг, которые были при Грильо, обнаружено несколько пропусков, например, в «Легион почета» полицейского управления штата Нью-Джерси и в «Ассоциацию полицмейстеров штата Нью-Джерси», и, кроме того, с полдюжины визитных карточек детективов и юристов, по всей видимости обслуживающих рэкетиров, связанных с Грильо.

Далее Грильо описывает, как один из приятелей обратил его внимание на телевизионную передачу о наемниках и на открывающиеся здесь возможности. Грильо послал вербовщику Буфкину 35 долларов, чтобы получить нужную информацию.

«Через 3-4 дня он позвонил мне по другому аппарату, из Миссури, сказал, что только что вернулся из Южной Америки, что у него нет денег для возвращения в Калифорнию и попросил у меня взаймы. Я ответил, что слишком мало его знаю, чтобы давать ему в долг, что в таком деле нельзя доверять никому и что мошенникам не следует надувать друг друга. Я также сказал ему, что, если он меня попытается провести, я истрачу все, что имею, чтобы разыскать его и стереть в порошок. Я хотел сразу внести ясность в наши отношения».

Один из английских адвокатов, Уорберто-Джоус, защищая своего клиента, иронически назвал Грильо «философом». А ведь в этом была большая доля истины. По крайней мере, жизненный опыт привел Грильо к следующему выводу: «Если уж грабить, то не бедняков, не тех, кто своим трудом зарабатывает на жизнь, не тех, у кого и так нет денег. Нужно грабить гангстеров, чиновников, продажную верхушку. Эти мерзавцы жиреют за счет других. Надо отбирать у них деньги и раздавать нуждающимся».

Ту же идею высказал Грильо и представителю суда Тешейре да Силве, которого все время интересовали причины, побуждающие людей становиться наемниками.

«Я всегда говорил: „Из одного мыла пены не сделаешь, — нужна еще вода“. Я уверен, все они знали, что едут сюда воевать. Конечно же, все знали, кто такой наемник, зачем его посылают, чем он занимается. Они же смотрели фильмы и читали о второй мировой войне и о первой. Они знали, что такое война и на что люди идут. Сейчас они говорят, что ехали механиками, поварами. Вранье! Я вот приехал сюда ради денег и приключений…

Я не очень то разбираюсь в политике, но теперь кое-что начинаю понимать. Наши системы — это день и ночь. Когда я лежал в военном госпитале, там был часовой. Он был постарше меня, лет 45-50. Хорошее, благородное лицо, прокалившееся на солнце: Это лицо у меня до сих пор перед глазами. Он был крестьянином, выращивал тростник. Ничего другого, как он мне сказал, он делать не умеет. Воевать он пошел не ради денег, а за народную республику. Он оставил семью, друзей, домишко, где жил счастливо, и пошел воевать — задаром. И мне стало действительно стыдно. Я почувствовал себя таким ничтожным, что готов был провалиться сквозь землю. Я и он — это ночь и день. Я ведь попал сюда только из корысти, только из-за денег.