Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 42

- Как прошло свидание, мой господин? – улыбаясь, спросил Трайбер.

Этим вечером он выглядел посвежее: чернота с глаз почти сошла, лицо порозовело.

- Не свидание, а встреча с клиентом. – сказал Дмитрий со значением.

- Проходи. Ужинать будешь? Тогда пойдем на кухню.

Дмитрий закрыл дверь, проследовал за рабом-приятелем.

- Только ты сам со своей диетой себя обслуживай. – Дмитрий в последнее время перешел к обычной пище, разве что от жареного отказался и от консервов.

- Конечно, сам, господин. Чай без сахара и сухарики, что еще остается язвеннику.

- Эх, не сладко тебе приходится. Спасибо, что вовремя тогда меня к врачам свозил.

За ужином Кабанов рассказал подробности встречи, поведал о своих размышлениях.

- Наверное, ты прав, - согласился с версией Трайбер. – Кто-то квартиру отжать пытается. Что делать собираешься?

- Связи искать, такого не бывает, чтобы пьяница своих корешей в возможность переселения не посвятил. Там, глядишь, имя, прозвище, название конторы и всплывет.

Дмитрий отхлебнул чаю, вздохнул.

- Только придется поработать. Я, когда из дома вышел, пошел круги наматывать, смотреть ближайшие питейные заведения – не поедет же алкаш в другой район города похмеляться.

Так вот, этих самых заведений в радиусе 300 метров аж четыре штуки плюс аптека, где самое ходовое лекарство – перцовая настойка. Там у дверей сброда не меньше, чем в рюмочных. Кто на лавке сидит, кто под лавкой храпит, деревья листьями шелестят над ними. Благодать. Оттуда на карачках по домам расползаются, как тараканы.

- Я смотрю, аптека тебя особенно заинтересовала как энтомолога-любителя?

- К другим объектам я тоже присматривался. Две рюмочные и две пивнушки. Думаю, господин Горохов все же предпочитал крепкие напитки, поэтому пивными займусь позже. Рюмочные тоже разные. В одной больше молодых уркаганистого вида, другая совсем зачуханная, грязная и тесная, ассортимент – водка трех видов, колбасные бутерброды. Зато в ней граждане постепеннее, даже матом просто так никто не разговаривает. Скорее всего, в этот клуб наш книгофил и ходил за порцией общения.

- И как ты собрался внедряться туда со своей холеной физиономией и борцовской фигурой? У тебя же на лбу «02» написано.

Рюмочная функционировала с 10 утра до 10 вечера. В 11-00 в полуподвальное помещение, расположенное по соседству с продуктовым магазином, спотыкаясь на ступеньках, вошел угрюмый малый в черном халате. Щетина на темном лице, всклоченные волосы, ядреный аромат лука, перчатка с резиновыми пупырышками, торчащая из кармана - любой из присутствующих мог бы сделать вывод, что грузчик ночевал на рабочем месте. Присутствующие, впрочем, дедуктированием не занимались, сидели за столиками в приятной истоме от первых доз алкоголя. Детина обозрел мутным взглядом столики, четырех мужиков – трое сидели вместе, бородатый отдельно - предпенсионного возраста и уставился на стойку. Там, за искрящимися в желтом свете гранями стаканов, в королевской позе на вошедшего взирала барменша. Опираясь на спинки стульев, грузчик проковылял к стойке.

- Сколько?

Грузчик медленно поднимал взгляд от стакана, задержал его на монументальной груди, распирающей халат, на бейджике «Бармен Алена», наконец, остановил на переносице барменши.

- Двести.

- Сто рублей.

Грузчик взял два стакана и осторожно развернулся. Видимо, один пить не привык, направился к столику, за которым сидел некомпанейский бородач.

- Я присяду, папаша?

Стаканы стукнули по столу, папаша вернулся в реальность.

- Садись, сынок, не занято. Чего-то раньше не видел я тебя.

- Грузчиком я в «Продуктовом» недавно устроился. Меня Дмитрий зовут. Погоди, дядя, дай похмелюсь, потом поговорим. Давай со мной. – Грузчик двинул стакан с водкой бородатому.

- А меня Борис Львовичем зовут. – Бородач насупился на стакан. – Угощаешь? Только я тебе в ответ проставить не смогу.

- Пей, дядя Боря, не жалко. – Выдохнул Дмитрий. – Чего ее жалеть, а от меня не убудет – деньги есть еще.





- Тогда ладно.

Борис Львович аккуратно поднял стакан, разве что мизинец не оттопырил, выдохнул и со вкусом сделал два глотка.

- От хорошо-то как! Еще бы закусить и рая не надо.

- Какие проблемы? А давай, дядь Борь, я пузырь возьму, колбасы и пойдем на воздухе посидим? – Дмитрий сделал глупое лицо, как будто в лотерею выиграл.

- Что похорошело?

- Ага!

- На работе не хватятся?

- Да какой из меня работник сейчас?

- Тогда давай! С тебя пища материальная, с меня – духовная.

Новые приятели расположились в скверике неподалеку. Борис Львович со значением показал коронное место в тени деревьев.

- И урна рядом и от дорожки в стороне – детишек с родителями не засмущаем.

Дмитрий выставил на лавку 0,7 «Пшеничной», бутерброды, нарезанные грудастой Аленой, томатный сок, пластиковые стаканы. Борис Львович пригладил бороду, в глазах загорелись искорки. Дмитрий разлил по стаканам. Сели.

- Давай, Дмитрий, за знакомство!

Бородач запрокинул голову, кадык дернулся под сморщенной кожей, водка провалилась в желудок. Грузчик незаметно вывернул кисть, вылил свою порцию, к губам поднес пустой стакан . Стали закусывать. Через пару минут Дмитрий понял, почему его новый знакомый сидел в рюмочной в одиночестве. Борис Львович так приседал на уши, что диалог просто был невозможен. А здесь к тому же уши свежие, незаезженные.

- Живем мы, Дмитрий, в таком дерьмовом мире, что не пить нельзя. Ты думаешь, я всегда пил? Нет, любезный, я на авиационном заводе инженером служил! Техническое образование у меня. В советском ВУЗе учился, тогда преподаватели за мзду оценки не ставили. Зарплата хорошая была, машина, на кооператив копил, мог себе любое хобби позволить. Потом – бац! Перестройка, девяностые! Вместо самолетов стали кастрюли да санки для детей клепать! Зарплата – квартиру оплатить и с голоду не подохнуть! Какие уж тут увлечения. Только вот это.

Борис Львович налил по второй, символически чокнулся, выпил, продолжил.

- Наши правители – хитрые люди! Себестоимость водки 5 копеек, пусть рубль по сегодняшнему. Продают – сам знаешь, в розлив еще дороже. Но зарплаты на нее всегда хватит – пей мужик, не горюй, вот тебе и развлечения, вот и ощущения. К 40 годам от водки болячки всякие вылезают, по врачам муторно ходить, нормально только за деньги лечить будут. Вот и глушишь боль алкоголем и дороги назад уже нет. К 60 годам – в гроб! Пенсии платить некому, сэкономили. А кто дожил, так ему еще хуже.

- Так живут же на пенсии.

- Не живут, а выживают. Хорошо, если дети помогают, а как не нажил, или пережил ребенка своего, тогда как? В богадельню, на зассанный матрац? Я вот пенсионер. Чтобы хоть как-нибудь не с хлеба на квас перебиваться, в школе трудовиком работаю, оболтусов учу табуретки делать. Зарплата – целых 8 тыщ! Хорошо токарные станки не продали, заколымлю иной раз – таким же старикам для их четырехколесной рухляди деталь какую за пузырь выточу. Только руки уже не те!

Бородач налил себе третью, из-под набрякших век протекла слеза.

- Знаешь, бросай ты это дело, пока не спился совсем. Ты кем раньше работал?

- В МЧС, водолазом. – Брякнул Дмитрий и попытался вставить легенду:

- Я ведь раньше здесь жил, в 80 школу ходил, одноклассник тут рядом живет – Андрюха Горохов.

- Людей спасал? – перебил Борис Львович.

- Приходилось, как же.

- Работа у тебя такая была – людей за деньги спасать. А не за что их спасать! Ни в одной цивилизованной стране люди так друг другу не относятся! Человек человеку – волчище саблезубый! Не наебешь – не проживешь. Жалкое существование и неустроенность свою оправдываем особым путем, особой статью, понимать не надо, понимаишь, – только верить! Выбирай сердцем!

Бывший советский инженер налил снова и дальше пил один, не заморачиваясь этикетом.

- Нет в нас никакой духовности! Кто у нас про нее сказки складывал? Писатели – сплошь дворяне, помещики, игроки рулеточные! Запахнутся в халат, винца дернут у печки и давай пером скрипеть о широте души русской, тройке с бубенцами! А ты пойди, лошадок в двадцатиградусный мороз запряги, рожу на ветру поморозь! Была, может, духовность в начале 20 века, во время войны великой, да вся вышла – с водой и младенца выплеснули. Сейчас живем, пьем – чего еще надо. Все также оправдываем рабское свое существование непротивлением злу из-за страха и лени. Тешим себя – вот загонят русского медведя в угол, ужо мы им покажем! Умрем как один, костьми ляжем. Да, с пушечным мясом и царским и советским генералам повезло.