Линкольн

Строительство железной дороги до Нью-Сейлема стоило бы слишком дорого, единственной надеждой была организация пароходного сообщения, и Линкольн выступал за проведение работ по углублению русла реки Сэнгамон и заявлял, что «если он будет избран, то будет поддерживать в законодательном собрании любые мероприятия в этом направлении».

Касаясь в своем заявлении «практики ссуды денег под огромные проценты», Линкольн с горечью писал, что «мы никогда не покончим с этой гибельной и порочной системой». Он упоминал о «прямом налоге в несколько тысяч долларов, который ежегодно накладывается на каждое графство в пользу нескольких лиц», и считал, что нужно «установить закон, ограничивающий ростовщиков».

Он был молод и допускал, что «обещает больше, чем сможет сделать». Какова была его цель? «Я не хочу ничего большего, чем уважения со стороны моих сограждан, если я смогу заслужить это уважение». Он рассчитывал «исключительно на независимых избирателей нашей страны». При этом Линкольн подчеркивал: «Я родился и вырос в самой простой семье. У меня нет связей среди богатых или влиятельных людей, которые могли бы рекомендовать меня». Его заявление кончалось такими словами: «Если народ в своей мудрости сочтет нужным не избирать меня, то я слишком часто сталкивался с разочарованиями, чтобы пасть духом».

В том же марте все графство Сэнгамон было взволновано тем, что из Цинциннати в Бердстаун по реке Иллинойс с грузом товаров прибыл небольшой пароход «Талисман», чтобы, когда сойдет лед, подняться вверх до Нью-Сейлема и Спрингфилда. Капитан парохода обратился за помощью, и группа мужчин, в том числе и Линкольн, вооружившись топорами на длинных рукоятках и вагами, расчистила русло реки от коряг и нависавших над водой ветвей деревьев. «Талисман», тихо попыхивая дымком из трубы и давая время от времени свистки, двинулся вверх по Сэнгамону; в Нью-Сейлеме и других местах толпы людей приветствовали криками и смехом маленький пароход, первым прошедший по их реке.

Однажды апрельским утром 1832 года в Нью-Сейлем прискакал на взмыленной и забрызганной грязью лошади всадник. Он привез приказ губернатора Джона Рейнолдса, чтобы 400 человек из ополчения графства Сэнгамон к 24 апреля явились в Бердстаун. Иллинойс, как и почти всякий пограничный штат, должен был принять участие в войне с индейцами. 67-летний Черный Ястреб, воинственный вождь двух индейских племен, переправился через Миссисипи и вторгся в Иллинойс, заявив, что его народ будет обрабатывать землю вдоль реки Рок. Он вел за собой 368 воинов с раскрашенными лицами, около тысячи женщин и детей и 450 лошадей. Так сообщалось в донесениях.

В течение ста лет эти племена охотились, занимались рыбной ловлей и сельским хозяйством в этих прериях, пока белые люди не заставили их подписать договор, по которому индейцы должны были уйти на запад от Миссисипи. Теперь Черный Ястреб утверждал, что «земля не может быть продана», что «продавать можно только то, что человек может унести», и что белые люди обманули индейцев, напоив их допьяна и заставив подписать договор о продаже земли.

Линкольн одолжил лошадь и отправился за девять миль в Ричланд-крик, чтобы присоединиться к группе друзей и соседей. Когда дошло дело до выборов капитана, было названо две кандидатуры — Линкольна и человека по имени Киркпатрик. Три четверти собравшихся сразу же встали на сторону Линкольна, и тогда сторонники Киркпатрика один за другим тоже перешли в лагерь Линкольна. Много лет спустя Линкольн писал, что он был поражен результатом этих выборов и ни один успех в его жизни с тех пор не доставлял ему такого удовлетворения.

Два с половиной месяца продолжалась эта мучительная война, принесшая много жертв обеим сторонам, война с бесконечными пешими переходами, в течение которых ополченцы недоедали и недосыпали. Ополчение оттеснило Черного Ястреба на север. В конце концов Черный Ястреб был захвачен в плен и доставлен в Вашингтон. Там, встретившись с президентом Джексоном, индеец сказал президенту: «Я человек, и ты человек… Я поднял топор войны, чтобы отомстить за оскорбления, которые нельзя было дольше переносить… Больше я ничего не скажу, ты все знаешь сам».

В ту ночь, когда Линкольна отпустили из ополчения, у него и его товарища Джорджа Гаррисона украли лошадей, и они должны были идти пешком 200 миль до Пеории; только изредка им удавалось подсесть на лошадь к кому-нибудь из товарищей. В Пеории они купили каноэ, доплыли до Гаваны, продали там каноэ и опять пешком добрались до Нью-Сейлема.

Восемьдесят дней провел Линкольн на войне, и за эти дни он глубоко заглянул в душу американского ополченца, узнал, почему люди идут на войну, маршируют по грязи, спят под дождем на холодной земле, едят сырую свинину, если ее нельзя сварить, и убивают, когда это требуется. Много лет спустя один из современников Линкольна заметил, что когда тот говорит об ополченцах, его глаза наполняются слезами.

6 августа должны были состояться выборы, и Линкольн перед этим много ездил по графству, выступая с речами. В Папсвилле, где ради аукциона собралась большая толпа, Линкольн только успел влезть на ящик, чтобы начать речь, как увидел, что начинается драка. Он соскочил с ящика, плечом проложил себе дорогу через толпу, растащил дерущихся за шиворот и усадил их на скамейки. После этого он вернулся на ящик, обвел слушателей спокойным взглядом, словно такие вещи случались с ним каждый день, и начал свою речь. Встречаясь во время выборной кампании с фермерами, Линкольн вместе с ними косил сено, убирал пшеницу, и фермеры видели, что он один из них.

На выборах Линкольн провалился, заняв восьмое место, но в своем Нью-Сейлеме он собрал 277 голосов из 300.

Впоследствии Линкольн вспоминал о периоде после выборов, что он остался без всяких занятий и без дела, однако ему хотелось остаться с друзьями, которые отнеслись к нему с таким великодушием. Он размышлял над тем, чем бы ему заняться: хотел изучать кузнечное ремесло, подумывал об изучении права, хотя и понимал, что вряд ли преуспеет в этой области без должного образования.

Как раз в это время Линкольн купил у Роуана Герндона его долю в лавке Герндона и Берри, выдав Роуану вексель. После этого Линкольн и Берри приобрели партию товара при несколько странных обстоятельствах. Реубен Рэдфорд, державший другую лавку, однажды, уходя из лавки, сказал своему младшему брату, что если придут парни из Клари Гроува, не давать им больше, чем по два стаканчика. Парни эти пришли, выпили по два стаканчика, потом поставили молодого приказчика вниз головой, приперев его бочками, разгромили лавку, выбили стекла и с победными криками ускакали прочь. Рэдфорд поглядел на эти разрушения и тут же продал свои запасы Уильяму Грину за 400 долларов, из которых 23 доллара Грин дал наличными, а на остальную сумму выдал векселя. В тот же день Линкольн и Берри купили у Грина товары, заплатив ему 265 долларов наличными и переписав на себя его векселя Рэдфорду. В последующие месяцы они наделали новые долги, судились несколько раз и, как писал потом Линкольн, «все больше и глубже залезали в долги, а лавка все хирела».

Осенью и зимой 1832 года дела отнюдь не стали лучше. Берри потерял интерес к лавке, а Линкольн занимался тем, что читал и мечтал.

Пришла пора уборки урожая. Фермеры копошились на своих полях, которые приобрели в это время красновато-коричневые краски. С сейлемского холма видна была вся долина Сэнгамона, окутанная легкой дымкой; по вечерам всходила полная умытая луна. У Линкольна не было никаких дел, и он мог днями напролет сидеть наедине со своими думами, никто не тревожил и не отрывал его. Под этой внешней неподвижностью бытия проходило умственное и моральное созревание, медленное и неуклонное, как созревание зерна в плодородной иллинойской земле. Прислонившись к дверному косяку лавки, в которую редко кто заглядывал, он часами стоял молча, набираясь сил, как набирает соки росток пшеницы. На аукционе в Спрингфилде Авраам купил начальный учебник по праву и тщательно изучал его.

Впоследствии Линкольн вспоминал о том, как он учил право: «Любимым местом его занятий был лесистый холм неподалеку от Нью-Сейлема, где он растягивался под развесистым дубом и клал перед собой на землю книгу. Здесь он день за днем, с утра и до захода солнца, сосредоточенно изучал учебник права, передвигаясь вокруг дуба вместе с его тенью. Все окружавшее его, за исключением законов общего права, переставало существовать. Мимо проходили люди, он их не замечал, молча отвечая на приветствия знакомых или глядя на них отсутствующим взглядом».