Страница 3 из 67
12 часов по восточному времени США
Нью-Йорк, Бруклин, Шипсхед-бей
Сентябрь в Нью-Йорке — самое замечательное время. Уже спала одуряющая августовская жара, от которой, по выражению Вилли Токарева, «даже черным очень жарко». Уже не надо искать спасительного прибежища в кондиционированной прохладе автомобилей и магазинов. Уже рубашка не липнет к спине, а подошвы к асфальту. Не надо литрами пить кока-колу с бултыхающимися в стакане и стремительно тающими кубиками льда. С другой стороны, н сентябре еще не наступила промозглая слякотная сырость, характерная для нью-йоркской поздней осени. Целый месяц, а то и два будет стоять прекрасная теплынь, когда деревья только раздумывают — нора начать им желтеть или еще подождать.
В сентябре хорошо гулять по Нью-Йорку. Пройтись по Парк-авеню, по вечно людным манхэттенским улицам, по Бродвею, по набережным, конечно, по дорожкам Центрального парка...
Грише Резнику, впрочем, несмотря на нью-йоркский сентябрь, было не до прогулок. В сентябре он работал точно так же, как и в августе, и как будет работать в октябре, ноябре, декабре и во все остальные месяцы. Даже без гарантированного трудовым законодательством Соединенных Штатов двухнедельного отпуска. Хотя Гриша в профсоюзе не состоял и «то это не касалось. Так что не до прогулок было Грише Резнику. Ему надо было кормить семью.
Потому в этот день он встал как обычно, в шесть часов утра, побрился, проглотил «эггз энд бекон», по-нашему яичницу с ветчиной, запил чашкой дурного американского кофе, а потом завел свой верный «шевроле каприс классик» и отправился по бесконечным улицам «Большого яблока» в поисках клиентов.
Гриша Резник был одним из бесчисленного количества эмигрантов, крутящих баранку желтых нью- йоркских такси.
День как день — ничего особенного. Гриша колесил по городу, старательно избегая «чужих», «черных», «желтых» и других опасных районов, на грязных улицах которых запросто могли кинуть железным болтом в стекло, проткнуть шину, а то и выволочь на асфальт и ни за что набить морду. Город еще со времен Великой депрессии был поделен бандитскими группировками на несколько зон влияния. Таксисты, как и везде в мире, традиционно входили в сферу повышенного контроля со стороны мафии, и поэтому (хотя это и было трудновато) нарушать границы Гриша не рисковал.
А иногда очень хотелось. Как, например, сегодня. Часы уже показывали половину девятого, стрелка, определяющая количество бензина, тоже не радовала, а потертые сиденья Гришиного «каприса» не почтила своим прикосновением еще ни одна задница клиента. Ну куда это годится?
Гриша приехал в Америку десять лет назад. В общем-то почти случайно. Вытащив в один прекрасный день из почтового ящика объемистый белый пакет с надписью «Министерство иммиграции и натурализации США», он долго не мог понять, какие такие дела могут его связывать с этим учреждением. А потом вспомнил, что два года назад они с женой решили просто так, ради хохмы, отправить в американское посольство анкеты. Разговоры об эмиграции тогда были в ходу среди московской интеллигенции. Ну конечно, не только московской и не только интеллигенции. Гриша, конечно, не сомневался, что из Союза надо сваливать, и даже мог вести на эти темы долгие разговоры с приятелями, но, честно говоря, не очень верил, что это чем-нибудь закончится.
А вот — закончилось.
И спустя год с небольшим Гриша, бросив квартиру на проспекте Мира и работу в зачуханном и медленно увядающем НИИ, через восемь часов полета оказался в нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди с женой Милой и шестью баулами, сшитыми предприимчивыми кооператорами из списанных армейских палаток. Большую часть содержимого этих баулов, кстати, потом пришлось выбросить за ненадобностью.
Дальше было как у всех остальных. Оплаченная за три месяца квартира в «Вашингтон хайте» — одном из самых худших районов Нью-Йорка. Помрачающий умы бывших советских граждан холодильник, забитый невиданной жратвой. Четыреста долларов от еврейской организации «Наяна». Два старых стула и обшарпанный комод от «спонсора». Работа на первое время — Гриша пошел маляром, а Мила бэби- ситтершей. В течение полутора лет Гриша сменил десять мест работы, от грузчика до продавца газет, пока не купил по дешевке подержанный «каприс-классик» и не выложил все свои жалкие сбережения за лицензию, позволяющую ему теперь по четырнадцать часов в сутки ишачить на нью-йоркских улицах.
Одним словом, все как у людей.
С тех пор прошло, как уже было сказано, десять лет. Вот уж не думал Гриша, что за столь значительный отрезок времени с ним не произойдет ничего. То есть ровным счетом. Все было почти так же, как и тогда, когда они приехали в Америку. Ну разве что из совсем уж бандитского, населенного одними пуэрториканцами «Вашингтон хайте» перебрался сначала в Бронкс, а потом в чуть более приличный Бруклин, сменил третий подержанный «каприс-классик» и постарел. В остальном никаких изменений. Он все так же работал без выходных и отпусков. Все так же еле сводил концы с концами. Хотя нет, появились еще два маленьких Резника. Две дополнительные статьи расхода.
Одно утешение — когда по телевизору показывали, какой кошмар творится в Москве и вообще в России, они с женой обменивались многозначительными взглядами. Дескать, все-таки мы были правы. Хотя эта уверенность то и дело ослабевала — например, когда Гриша приносил домой совсем уж мало денег.
К полудню Гриша только и подвез седую старушенцию, которая спешила на заседание общества защиты тушканчиков и полевок. Старая карга расплатилась точно по счетчику, забыв о положенных таксисту чаевых. Гриша со злости так рванул, что чуть было не задел стоящий впереди «линкольн». На свое счастье, а то бы не расплатиться вовек...
Время стремительно уходило. В час должно было начаться «мертвое время», когда лучше всего припарковаться где-нибудь в тихом дворике и поспать в машине, наподобие Штирлица. Все равно ни одного клиента не поймаешь.
Гриша уныло вертел баранку. Люди на тротуарах куда-то спешили, заходили в магазины, болтали друг с другом, курили... И никому почему-то пе нужно было такси. Правда, несколько раз рядом раздавался свист (так в Америке подзывают такси), но каждый раз какой-нибудь бойкий конкурент успевал перехватить клиента. Невезуха, одним словом.
В голове у Гриши Резника текли однообразные мысли. Они по большей части представляли из себя столбец текущих расходов. Пунктов становилось все больше и больше, но заключительное «итого» все никак не хотело появляться. А суммы становились все более астрономическими.
Да еще этот карбюратор. Давно надо бы заехать в сервис. А то встанет машина посреди дороги, как уже раз было...
Гриша и не заметил, как оказался на дороге, ведущей прямо к аэропорту. Именно она, эта дорога, была одним из первых впечатлений семьи Резников на американской земле. Гриша вспомнил, как разглядывал тогда непривычные рекламные щиты, удивлялся обилию маленьких и очень чистых (не чета нашему общепиту!) кафе, ровному бетону дорожного покрытия... Эх, давно это было.
Аэропорт был зоной, куда Гриша, по идее, соваться не должен был. Там заправляли в основном пуэрториканские шоферы. Если бы кто-нибудь засек там Гришу, который никоим образом не был похож на пуэрториканца, ему пришлось бы несладко.
Но дорога была прямая, солнышко весело светило, и верить во что-то плохое не хотелось. Гришина рука сама потянулась к рычагу.
«Ну ладно, — решил он, — заскочу, возьму кого-нибудь и тихо слиняю. Никто и не заметит».
Грише повезло. Едва он подкатил к большим стеклянным дверям аэропорта, как оттуда вышел человек в темно-сером плаще с «дипломатом» и дорожной сумкой на плече. Как делают, наверное, все пассажиры во всем мире, выйдя из здания аэропорта, он начал озираться по сторонам. Вот именно в это время они и становятся добычей таксистов.
Гриша небрежно и резко притормозил прямо возле него, открыл переднюю дверь машины и криво, по-клинтоновски, улыбнулся: