Грязные игры

Вова. И окажись я на вашем месте, связь между этими двумя убийствами казалась бы мне несомненной. В конце концов, друзья, оба руководители спортивных ведомств...

Вот именно.

Но вы, Александр Борисович, не учитываете тот факт, что они не были связаны по работе. У них были совершенно разные сферы применения: Не говоря уже об отсутствии деловых контактов. Уж мне это доподлинно известно.

Она посмотрела мне прямо в глаза, словно пытаясь определить мое отношение к ее словам. Хорошо, что я умею делать абсолютно нейтральный вид. Ни да ни нет. Это иногда очень помогает.

Она продолжала:

Да, в последнее время они реже встречались. Но это происходило только от недостатка времени. Только от недостатка времени.

Значит, вы не можете предположить, что у них могли быть общие враги?

Она покачала головой.

Скажите, Ада Сергеевна, а Валентин Петрович часто посвящал вас в свои дела?

Она высокомерно усмехнулась.

То есть вы хотите сказать, что я не слишком компетентна в делах мужа? Нет, это не так. Он всегда рассказывал мне практически все, что происходило там. Кроме того, я часто сопровождала его в командировках — так повелось еще с тех лет, когда он был действующим игроком. Мы же с ним поженились в начале семидесятых... И я имела возможность сама в какой-то мере изучить мир спорта.

Ну и как он?

Кто?

Ну этот... мир спорта, — я решил сыграть дурачка, за которого, впрочем, она меня, видимо, и принимает, — какой он — доброжелательный, подлый, какие там люди? Вы понимаете, Ада Сергеевна, я сам далек от спорта, но, чтобы раскрыть преступление, необходимо хотя бы представлять себе, что это такое.

Как вам сказать? — она закатила глаза и сделала рукой жест наподобие тех, что делают оперные певицы в начале арии. — Он разный. Там много и подлости, но много и благородства. Очень много. Гораздо больше, чем подлости. Взять того же Протасова, их бывшего тренера. Это же золотой человек.

Я слышал, он живет где-то неподалеку?

Да, в двух шагах. Это ведь он выбил этот участок для Спорткомитета в свое время.

Мне почему-то казалось, что Ада Сергеевна знает очень важные вещи, касающиеся сегодняшнего, а может, и вчерашнего убийств. Хотите верьте, хотите нет, но интуиция — это дело наживное. То есть приходит с годами. И, как мне кажется, в какой-то степени я ее, интуицию эту, нажил. Словом, интуиция подсказывала мне, что Ада Сергеевна что-то знает. Но рассказывать не хочет. Поэтому на мои вопросы отвечает неконкретно. Отсюда и театральные интонации.

Я уже собирался было «нажать» на Аду Сергеевну, то есть предъявить ей милицейские рапорты и попросить прокомментировать, когда она вновь заплакала. Нет, сказал я себе, нельзя «нажимать» на женщину, у которой только что убили мужа. Даже если тебе кажется, что она что-то знает и скрывает.

И все-таки я решил задать ей еще один прямой вопрос:

Федерация хоккея занималась какой-либо финансовой деятельностью?

Но напрасно я надеялся на искренность. Ответ был в стиле предыдущих.

Финансы... — грустно улыбнулась она, — кто сейчас ими не занят? Время, когда можно было жить идеалами, давно и безвозвратно прошло. Конечно, и в Федерации хоккея занимались какими-то коммерческими делами. Но не Валя. Он был такой безалаберный...

Нет, от нее можно чего-то добиться только упорным трудом. Конечно, хуже всего разговаривать со вдовами, но другого выхода не было.

Ада Сергеевна, как я уже говорил, мне необходимо будет встретиться с вами еще раз. Завтра.

Конечно, Александр Борисович. Думаю, у меня завтра будет напряженный день. И вы со своими вопросами прекрасно впишетесь. Хотя, как видите, сообщить я могу немного...

И она улыбнулась самой невинной улыбкой, которую только я видел в жизни.

И все-таки, Ада Сергеевна, я прошу вас хорошенько подумать, кому из знакомых или сослуживцев ваш муж мог перейти дорожку.

Она согласно кивнула.

Понятное дело, я изложил на бумаге все, что удалось узнать у Ады Старевич. Хотя узнать удалось немного...

Потом приехали родственники Старевичей, и она стала принимать соболезнования, что-то рассказывать, снова плакать. Может быть, это и выглядит кощунственно, но меня не покидало ощущение, что она делает все это не очень искренне. Или у меня уже развивается следовательская паранойя?

Вернулись наши оперативники, которые опрашивали соседей. Нет, никто ничего не слышал, ничего не видел, ничего не знает. Ожидать чего-то другого было бы наивно. Никого нет пугливей соседей, рядом с домом которых произошло убийство.

За окном действительно не было и не могло быть никаких следов. Сплошные цементные плиты. Причем, чтобы дойти до забора или до ворот, убийце не требовалось пересекать газоны, клумбы и тому подобное. Везде были такие же цементные дорожки.

Надо сказать, как и в случае с Серебровым, не нашлось буквально ничего. То есть абсолютно ничего. Ни оружия, которое киллеры обычно бросают на месте преступления, ни отпечатков подошв, ни окурков на худой конец. Шерлок Холмс сразу бы отказался от такого дела. Эркюль Пуаро убежал бы в свой Париж. Мисс Марпл сделала бы вид, что занята вязанием. И только я, Александр Турецкий, не могу отказаться. И должен рыть носом землю в поисках преступника. Хотя и не считаю себя умнее всех вышеуказанных персонажей.

Я два раза обошел вокруг дома и не обнаружил ничего интересного.

Тут ко мне подошел Грязнов.

Ну что, какие будут соображения? — спросил я только для того, чтобы предвосхитить его точно такой же вопрос. У меня-то в голове ровным счетом никаких соображений не наблюдалось.

Грязнова я знаю очень хорошо. Так хорошо, что по выражению его глаз могу определить, что варится в его котелке. И тут мне показалось, что доблестный МУР опять на высоте. Что-то Вячеславу Ивановичу все-таки удалось откопать.

—Ты, Слава, сияешь, как медный таз. Давай колись, что нашел.

Грязнов по своей привычке хитро усмехнулся:

Да ничего особенного. Так, по мелочам...

Любит он вытянуть из человека все жилы!

Грязнов, хватит... — Что я сказал дальше, воспроизводить не буду. Среди читателей могут быть и дамы. То есть я сильно на это надеюсь!

Ну, во-первых, Саша, если ты заметил, ребята из экспертно-криминалистического управления сегодня те же самые, что и вчера, на убийстве Сереброва. Так что нам повезло, а то ждать предварительных результатов пришлось бы несколько дней минимум.

Так!

Они определили, что на первый взгляд пули вчера и сегодня... То есть вчера утром в Лужниках и вечером здесь, в Калчуге, были выпущены из одного и того же оружия. Форма пуль и характер насечек от ствольной нарезки совпадают. На первый взгляд, конечно. Последнее слово скажет баллистическая экспертиза.

И он победоносно посмотрел на меня.

Ну я с самого начала что-то подобное предполагал, — сказал я, пожимая плечами. — Ясно, что убийства связаны между собой. Но это, согласись, нахальство — в один день и из одного ору­жия... Это наводит на мысль, что и убийца тот же самый.

Грязнов кивнул.

— Ориентировочно Старевича застрелили между девятью и одиннадцатью часами вечера. Примерно через двенадцать часов после Сереброва.

Ну, этого времени хватит, чтобы доехать от Лужников до Калчуги, — иронически заметил я.

Да, даже с избытком, — серьезно и многозначительно произнес Грязнов и полез в карман за сигаретами.

Прикуривал он целую вечность. Я так разволновался, что тоже решил покурить, и пока вынимал сигарету из пачки, сломал две штуки.

Не сори, Турецкий. Не имей такой привычки.

Грязнов выпустил изо рта густую струю дыма и продолжал:

Ты помнишь, с какого расстояния стреляли в Сереброва?

С большого, до той хрущевки метров сто — сто пятьдесят.

Вот. А теперь скажи, Саша, ты веришь, что кое-какие вещи я могу определить и без баллистической экспертизы?

Я переминался с ноги на ногу:

Ну верю, верю. Не томи, Грязнов!

Этот змей еще раз с удовольствием затянулся и продолжил: