Страница 8 из 91
Уже через пару дней доверенные люди Санина доложили ему, что никакой эстонской «Радуги» фактически нет, все это фикция и, скорее всего, как только деньги уйдут, она прекратит свое существование. Даже судиться будет не с кем. Все это Виталик сделал скрытно, через свою тайную разведку, которую финансировал из собственных денег. Трюк Станкевича был хоть и грубоватый, но проверенный. Эстонцы никого искать не будут. А самое главное — все при этом раскладе оставались счастливы: и завод, подписавший через банк долговые обязательства перед TNC, хоть и не получит не копейки, но зато развяжется с кабальным долгом, терять лицо перед западными партнерами нельзя, и банк, который просто спишет эти сорок миллионов из обещанных ста заводу, и получится в результате, что ОНОКС как бы выполняет договорные условия и не зря получает часть прибыли, но больше всех, естественно, будет счастлив желтолицый, увеличив свое состояние. Сколько сейчас у него миллионов? Триста, пятьсот или сумма перевалила уже за миллиард? Это единственное, о чем не ведал Санин. Мог только догадываться: не меньше четырехсот миллионов долларов. Не меньше.
Перед этим они встречались, и Санин, уже зная об игре Станкевича, прозрачно намекнул, что неплохо бы вознаградить и его старания. Как-никак, а семь лет верой и правдой. Кроме того, он влез в долги, немало вложил в строительство дачи для дочери, которая вышла замуж и родила ему внука. И вообще, с его рождением изрядно поиздержался. Поэтому неплохо бы Генику вспомнить о старом друге. Но желтолицый лишь нахмурился в ответ на его просьбы и сказал, что подумает. Потом. Не сейчас. Пока важно побыстрее отправить всю сумму в Лондон. А потом они разберутся.
Виталика задевала жадность желтолицего. И еще его недоверие. А ведь они хоть и не учились вместе, но все же старые друзья. Станкевич согласился даже стать крестным внука Виталика, подарив на крестины дешевенькую золотую цепочку. Чего проще, ну приди ты как человек, как друг, расскажи всю схему операции, которую вычислить-то нетрудно, не надо держать Санина за лоха, и тот сам скажет: «Какие проблемы, дружище Геник, сейчас в пять минут все раскрутим!» Но Станкевич умный, он понимает, что в этом случае пришлось бы делиться, а делиться, по всей видимости, он не хочет. Зачем делиться, если можно весь куш забрать себе.
И сегодня утром, когда платежка легла на его стол, а рука потянулась за ручкой, чтобы поставить подпись, что-то дрогнуло в душе Виталика. «Какого черта! — подумал он. — Я, как ишак, пашу на этого счастливчика Геника, подставляю свою задницу, а получаю одни вершки?!»
Станкевичу везет как утопленнику. Даже стерва жена от него ушла, не взяв ни копейки, оставив все мужу, чему Санин позавидовал больше всего. А все это наложилось на одно неприятное известие: неделю назад он узнал, что его благоверная, дочка генерала МВД, с которой он вынужден продолжать свой несчастный брак из-за мстительного характера папаши, наняла частного детектива, который следит за каждым его шагом. Теперь ему приходится заниматься любовью со своей куколкой помощницей прямо у себя на столе в кабинете, в жутких антисанитарных условиях — комната отдыха не была запланирована изначально, — а о ласках и нежностях и подумать некогда.
Поэтому его куколка постоянно ворчит, но что поделаешь, если ее квартирка, которую она снимает в центре Москвы, — Виталик, естественно, ее оплачивает — находится под наблюдением детектива жены и наверняка прослушивается.
В силу этих неодолимых обстоятельств Санин помедлил, зачеркнул цифру сорок и написал двадцать миллионов долларов. Потом позвонил Станкевичу и вместо благодарности услышал брань и скрытые угрозы. Этот любитель мартини, мартинист, как в шутку называл его Виталик, ничем не рискует, но, если афера раскроется, поджаривать будут Санина. Шелиш внимательно следит за всеми отправками денег за границу, газетчики каждый день орут, что кучка негодяев разворовывает национальное достояние, и даже за эти двадцать «лимонов» Виталику еще придется отдуваться. А банкиров сейчас если не убивают около дома в своих машинах, то бросают в тюрьмы, и никакой тесть-генерал не поможет.
Другое дело, если б половина назначенной суммы принадлежала ему, Санину, тут уж был смысл рисковать, а так никому не объяснишь, почему он не проверил надежность эстонской фирмы, почему пошел на ее странные условия оплаты. В правительстве сидят тоже не идиоты, они хорошо знают, как производится отмывка, как раскручиваются подобные акции, и найдут, чем прижать Санина. Не стоит забывать, что сорока девятью процентами акций «Азотрона» владеет государство, и с ним Виталик ведет нечестную игру.
Поэтому Санин решил: он поставит вопрос ребром: либо из остальных двадцати миллионов половину Станкевич отдает ему, отправив на его швейцарский счет, и тогда они продолжат эти совместные игры, либо Виталик умывает руки и уходит. Дойдя до этой критической фазы гипотетического разговора с Геником, Виталик поморщился.
«Ну и гуляй, Вася!» — скажет Станкевич, соберет правление, общественным председателем которого он является, и назначит другого. А Санин полгода посидит дома, скушает все оставшиеся деньги и прибежит снова к Станкевичу. А тот ему скажет:
«Гуляй, Вася!»
И что тогда? Виталик тяжело вздохнул. Неужели Станкевич так скажет? Но Санин знает из жизни желтолицего много такого, что Генику хватит лет на двадцать тюремного заключения, а то и больше. Значит, война?.. И кто выиграет?
По спине банкира пробежали мурашки. Опасное дело тягаться с Геннадием Генриховичем по этой части, ох опасное. Но что тогда? Проглотить и утереться? Ждать, когда мартинист в конце года бросит ему пару миллионов долларов, как подачку, и снова благодарно лизать задницу? Надо думать. Думай, Виталик, думай, мозги у тебя не из дерьма сварены, просчитывай на сто шагов вперед и припаси на всякий случай запасной аэродром. Конечно, если помириться с женой, накрутить тестя, то что-то и можно было бы сделать. Но тесть — тупой солдафон, хоть и генерал, он этих игр не понимает и никогда не поймет, он только и горазд жрать свою «Смирновскую», да еще ему подавай теперь не польскую, а настоящую, американскую, по семьдесят тысяч за флакон. И потом, самое главное — Санин потеряет ласки своей куколки, с которой ему так хорошо, что даже эта паршивая жизнь сегодня кажется такой приятной. Жуткая ситуация. Почти безвыходная. Думай, Виталик, думай и не смей оплошать, ибо ставка в этой игре больше, чем жизнь.
4
Чтобы отвлечься, он вызвал в кабинет свою куколку и попросил секретаршу Анжелику, с которой вел параллельный роман, минут двадцать ему не мешать.
Геля пришла с блокнотиком, но, посмотрев на масляный взор босса, все поняла, задрала платьице и молча, безропотно встала у стола, оттопырив круглую попку. Все свершилось за пять минут, но никакого удовольствия этот скоростный секс Санину не принес. Так, он немного разрядился, не больше. Виталик налил себе холодного кофе, вытащил бутерброды с ветчиной, горчицу, стал жадно есть. В такие минуты на него всегда нападал жор. Приведя себя в порядок, налила себе кофе и Геля, по-хозяйски обозрела содержимое холодильника, скрытого в нише кабинета, дверца которого была декорирована под стеновую панель.
— Обалдеть можно! А где моя пицца? — возмутилась Геля. — Опять Анжелка съела?
— Не знаю…
— Я не хочу бутерброды. Пошли ее за пиццей! — зло прошипела куколка.
Борьба Гели с Анжелой за его тело и деньги раздражала Виталика.
— Она занимается делом, обзванивает всех членов правления, это срочно, я не могу сейчас ее послать! Сходи сама. И потом, она опять принесет тебе с грибами.
Геля надула губки, но из кабинета не ушла.
— Ты сегодня ко мне заедешь?
— Сегодня вряд ли. Ты же знаешь, что наши ребята уже ищут этого кретина детектива.
— И сколько они будут его искать?
— Не знаю.
— А я приготовила твой любимый свекольник по рецепту Веры Ивановны, вкуснота обалденная, может быть, заедешь? — Она с мольбой посмотрела на него. — Ну хоть на полчасика!