Первая версия

После спектакля я ждал Любу у служебного входа. Рядом топтались восторженные балетоманы и балетоманки с букетами и горящими глазами. Люди без букетов были поклонниками вроде меня, то есть не балета как такового, а конкретных его представительниц. Худенький молодой человек, сам похожий на балетного танцовщика, как-то странно на меня время от времени поглядывал.

Наконец вышла Люба. Все-таки я чувствовал себя полным дураком, что не догадался купить несколько цветочков. Как-то совсем из головы вылетело, что женщины это ужас как уважают — цветы разные, шоколад...

Но Люба, похоже, была рада мне и без цветов. Никого не стесняясь, она прямо-таки кинулась ко мне в объятия. Врать не буду, я испытал приятное волнение.

Страннее всего повел себя в этой ситуации тот молодой человек, который прежде поглядывал на меня. Он нам кивнул. Я почувствовал, что Люба как-то напряглась, а лицо ее слегка нахмурилось.

— Александр Борисович,— более чем официально сказала она, — позвольте вам представить моего брата.

— Денис, — протянул мне руку молодой человек. — Я тут тоже свою однокурсницу, Лену Юркову, жду, ты ее, Люба, не видела?

— У кордебалета ведь другая раздевалка, сам знаешь. Ну пока, нам пора. — И Люба буквально оттащила меня от служебного входа. — Саш, я ужасно хочу есть! Просто умираю! Идем скорее!

Я успел лишь кивнуть Денису на прощание, но, удаляясь, чувствовал как бы физически его пристальный и одновременно растерянный взгляд. Я не знал, чем такой взгляд можно объяснить. Любу об этом тем более спрашивать было бесполезно.

И без объяснений было ясно, что между братом и сестрой отношения какие-то странные.

Глава пятая ЛЕГЕНДА О ВЕЛИКОМ ШПИОНЕ

9 августа 1994 года

И опять мы с Любой совершенно по-семейному пили утренний кофе. Я все-таки рассказал ей о своем путешествии в Америку, не открывая, впрочем, цели и результатов поездки. Люба прежде бывала в Америке не раз на гастролях, поэтому мы просто делились впечатлениями от этой безумной, так не похожей на нашу страны.

— А ты помнишь около Центрального парка небоскреб, где жил Джон Леннон?

— Конечно, только там жил не один Джон Леннон, а целый букет звезд. Этот дом называется «Дакота». Правда, это здорово, когда домам дают имена собственные? Представляешь, если бы мой дом назывался бы, например...

— Суббота!

— Что — суббота? — не поняла Люба.

— Ну, дом по имени «Суббота». Улица Пятницкая, а самые заметные дома — Понедельник, Вторник... И так до Воскресенья.

— Н-да, Турецкий, фантазия у тебя чрезвычайно оригинальна, — язвительно сказала Люба.

— Какой уж есть, — с ложной скромностью потупил я глаза.

— Там, в этом доме «Дакота», жил и Рудольф Нуриев. Великий балетный танцовщик. А ты знаешь, как он остался на Западе? В парижском аэропорту он бросился к французскому полицейскому с криком «Хочу быть свободным!». Ох, и скандал тогда был!

Люба аж присвистнула и продолжала, с удовольствием отхлебнув горячего кофе:

— Зато потом он танцевал что хотел, где хотел и стал, между прочим, одним из самых богатых в мире балетных артистов. Он ведь родился в какой-то дыре на Урале и, видимо, поэтому покупал на Западе роскошные квартиры. В Париже, Лондоне, Нью-Йорке. Люди, которые бывали у него, рассказывали, что все его квартиры напоминали антикварные лавки. Или пещеру Али-Бабы. А ездил он только на белых лимузинах. Хотя уж про это, наверное, врут, — засмеялась Люба.

— Да, богатое, видать, наследство оставил он своим детям.

— Окстись, какие дети! Ты что, газет не читаешь? Он умер от СПИДа, потому как был беспросветно голубым.

— Ну, тогда я ему не завидую, — сказал я, по-хозяйски обняв Любу и чмокнув ее в гладкую щеку. — Я, знаешь ли, очень женщин люблю.

— Это заметно, — назидательно сказала Люба, строго посмотрев на меня.

Но не выдержала строгой интонации и рассмеялась...

Около Любиного подъезда я на минуту приостановился, чтобы прикурить. И тут кто-то неожиданно окликнул меня:

— Александр Борисович!

Это был Денис, Любин брат. Мне показалось, что он специально поджидал меня. И я не ошибся..

— Извините, Александр Борисович, я хотел бы с вами поговорить, если можно...

— Можно, только давай-ка лучше по пути, в машине. Я еду в центр. Могу и тебя заодно подбросить.

— Да-да, в машине даже лучше.

Пока мы выезжали из двора, Денис молчал, словно собираясь с мыслями. И, наконец, задал совсем неожиданный вопрос:

— Вы ведь в прокуратуре работаете?

— Это тебе Люба сказала?

— Нет, не Люба. Мы с ней вообще не общаемся. Вы помните, два года назад в красных домах на улице Строителей вы расследовали убийство двух стариков? Так это было в нашем подъезде, вы тогда всех жильцов опрашивали, и меня тоже. Помните это дело?

— Помню, — кратко ответил я.

Еще бы не помнить! Это было редкое по зверству и явной бессмысленности убийство.

Старики Цветковы всю жизнь собирали антиквариат. И за этим благородным делом вырастили оболтуса-сыночка. Который, недолго думая, нанял двоих охламонов, чтобы те обворовали родителей. Наемные воры должны были связать стариков и вынести из квартиры все ценное. Добычу предполагалось сбыть, а прибыль поделить в обговоренных пропорциях. Но жизнь внесла свои коррективы. Один из нанятых оказался психически больным. Когда старики были связаны, вместо того чтобы мирно собирать барахло, этот тип разделся догола, достал из сумки топор и порубил стариков на куски. Напарник в ужасе сбежал. Вся квартира была залита кровью, как скотобойня...

— Я хотел вас предупредить... — Денис замялся. — Может быть, я вмешиваюсь не в свое дело и вы сочтете все это чистоплюйством, но для меня это дело принципа. Я хотел сказать вот о чем...

Он нервно сглотнул, точно набираясь сил для преодоления невидимого препятствия. И, наконец, выпалил:

— Люба уже много лет сотрудничает с КГБ!

— Что? — слегка остолбенел я.

— Да, еще с советских времен, то есть еще с училища. Они прижали ее на какой-то мелкой контрабанде, когда она ездила на свои первые гастроли с училищем... И, похоже, ей это очень понравилось. Давало, что ли, тайную власть над людьми?

Я слушал крайне внимательно. Денис не производил впечатление интригана, скорее наоборот — чистого и идеалистически настроенного мальчика. Такие не врут, да и с какой бы стати ему наговаривать на сестрицу? Между тем Денис продолжал: