Страница 64 из 74
Проклятая пробка нагнала на этот участок дороги свору гаишников, они шныряли между машинами, как живчики, разгоняя затор.
Волоха, как куклу, перевернул спящую, уложил поперек сиденья и даже приобнял рукой, чтобы не свалилась, когда машина дернется. Ему было нестерпимо жарко и хотелось пить. Надетая под рубашку прямо на голое тело кожаная портупея неприятно натирала плечи. Он чувствовал, как под рубашкой струйками стекают капли пота.
— Жара, — выдохнул он.
— Ага, — флегматично ответила Люська, закидывая руки за голову. Ее футболка под мышками почернела от пота и кисло воняла. — Ну чего уставился? — сказала она, имея в виду пожилого гаишника, стоявшего впереди и уже несколько раз с любопытством присматривавшегося к их машине.
Гаишник отвернулся, потопал взад-вперед по своим делам, махая жезлом, потом вдруг развернулся и пошел прямо на них.
— Ити твою мать, — медленно сказала Магаданша.
Их «Волгу» зажали в тиски со всех четырех сторон, так что в случае чего пришлось бы бросать ее и тикать на своих двоих, а в нагрузку со спящей чувихой это выглядело проблематично.
Гаишник был от них метрах в трех, как вдруг в левом ряду не успевший притормозить «ниссан» врезался в заднее крыло «Жигулей», смяв его в лепешку и избавив таким образом Волоху от общения со стражем порядка. Круто сменив траекторию, гаишник устремился на место аварии. И сразу же, как по заказу, стоявший справа рефрижератор плавно тронулся с места. Магаданша вывернула руль и непостижимым образом умудрилась втиснуться в правый ряд следом за ним. Правый ряд стал потихоньку двигаться.
Волоха откинулся на спинку сиденья и рукавом вытер пот со лба.
— Ты что, сегодня не с той ноги встал? — не оборачиваясь, спросила Люська.
— Что?
— Ты с какой ноги сегодня встал? — Видя, что до Волохи так и не доходит суть вопроса, она махнула рукой.
Между тем было одно «но», от которого только что Волоха чуть не свихнулся, впервые в жизни не зная, что же делать. Когда гаишник шел в их сторону и было ясно, что разборки с ним не миновать, Волоха, не надеясь на отмазку в виде документов, сунул было руку за пазуху, нащупывая влажную от пота кожу кобуры… И тут вдруг понял, что забыл пистолет.
Его прошиб такой пот, что он в секунду стал как после бани. А хуже всего, что он занервничал и сам знал, что у него сейчас на лице большими буквами написано: вот у этого парня не все в порядке.
Теперь, когда каким-то чудом пронесло, он не хотел признаться Магаданше в своей идиотской оплошности.
— Ты бы стрелял? — спросила Люська.
— Ага, — кивнул он.
— Крыша от жары поехала? Придурок, ну и что бы мы делали с дубарем? Застряли в кошмаре, сиди тихо и жуй мочалку.
Дорога постепенно расчистилась. Когда промелькнул на обочине последний подмосковный пост ГАИ, Магаданша разогнала «Волгу» до предельной скорости.
Промелькнули Мытищи, по обе стороны шоссе начался лес. Солнце спряталось за верхушками деревьев, потянуло прохладой.
За Мытищами, не доезжая километров трех до развилки, где им надо было сворачивать на проселочную дорогу, их совершенно неожиданно притормозил пост ГАИ.
— Тормози, — сказал Волоха, неожиданно почувствовав прилив вдохновения.
— Проскочу! — Магаданша сбросила скорость и замигала фарами, делая вид, что собирается пристать к обочине. На самом деле она обычно виртуозно переключалась с первой скорости на четвертую и улетала из-под носа не успевшего ничего сообразить гаишника.
— Я сказал, тормози! Еще увяжутся.
До дачи оставалось не больше семи километров, и навязывать себе на хвост погоню было бы глупо.
— Не учи меня! — окрысилась Люська.
Она все же остановилась возле козырнувшего лейтенанта и высунулась в форточку. Мотор она не заглушила. Если бы гаишник сейчас сказал: «Заглушите мотор и приготовьте документы», — она бы не задумываясь нажала на газ.
Но вместо этого слегка смущенный лейтенант протянул в окошко сотенную купюру:
— Извините, не разменяете? Сдачу нечем дать.
Магаданша опешила — этого она никак не ожидала. В бардачке у нее лежал бумажник с лимоном — десятью точно такими же розовыми бумажками. Доставать и открывать его при менте, делая вид, что ищешь и не находишь мелочь, было бы глупо.
— Кошелек у тебя? — спросила она, поворачиваясь к Волохе, хотя наперед знала, что у того при себе только сто баксов.
Волоха не колебался ни секунды.
— У жены посмотрю, — лениво сказал он, открывая замочек Татьяниной сумочки.
Как он и ожидал, в кармашке лежало толстое кожаное портмоне. Он неторопливо открыл его и пересчитал деньги: сотня десятками и пятерками. Волоха передал деньги гаишнику и забрал у него сто тысяч. Лейтенантик, довольный, что кончились его мытарства, козырнул и отошел к другой машине, видимо, в ней сидел проштрафившийся водитель.
— А ты — ничего, сообразил, — заметила Магаданша, когда они отъехали от поста.
Волоха самодовольно пожал плечами. Ему удалось избавиться от неприятного ощущения вины за собственный идиотизм с пистолетом.
Положив портмоне обратно в сумочку, он заодно из любопытства осмотрел остальное хозяйство спящей крали. В сумочке лежал чистый носовой платок, пудреница, квитанции, неотправленное письмо для некой Валентины Гутчиной, поселок Степное Саратовской области, ключи, ежедневник в кожаной обложке и крошечный пузырек духов с пробкой в виде цветка. Волоха не удержался и понюхал духи. Их запах показался ему знакомым, — он сообразил, что так же пахло от спящей женщины.
— Она тебе ноги не отлежала? — сочувственно ухмыльнулась Магаданша. — Можешь спихивать, приехали.
— Да ладно, пусть лежит.
Волоху редко интересовала личность своих жертв, они примелькались за эти годы и были все на одно лицо, как для прораба одинаковы кирпичи на стройке. Но почему-то эта спящая красавица его заинтересовала.
— Кто она, не знаешь? — спросил он Люську.
— А тебя колышет? — лаконично ответила та. — Прикрой ее, пора.
Он убрал с колен плечи и голову женщины. Она была мягкой и податливой, как резиновая кукла из секс-шопа, пользовался раз Волоха такой ради прикола.
Магаданша, не останавливаясь, перегнулась через сиденье и бросила ему стоявшую впереди спортивную сумку-палатку. Волоха развернул палатку и укрыл Татьяну прорезиненной оранжевой тканью со шнурами. Теперь, если бы кто-нибудь заглянул в салон «Волги», въезжающей в дачный поселок, то увидел бы просто двух изможденных жарищей московских дачников-лохов, не сумевших даже толково увязать палатку и кинувших ее кучей на заднее сиденье.
— Вон Цой сигналит, — с улыбкой сказал Волоха.
Магаданша тоже усмехнулась.
— Там Эдичка икру мечет. Мы на час опоздали.
Вдруг им стало весело, как после удачной охоты, когда удалось завалить матерого кабана-секача и возвращаешься по морозцу домой, предвкушая сковородку горячей свеженины и запотевший пузырь самогона на столе.
Это же чувство удачной охоты не покидало Волоху и тогда, когда они въехали в открытые ворота Безруковой дачи и поставили «Волгу» в тени под яблоней, и когда он с Цоем тащил за руки за ноги замотанную в палатку спящую женщину. На душе было радостно, и предвкушался какой-то праздник.
Довольный, как слон, Эдик побухтел что-то насчет задержки и примолк. Женщину отнесли в мансардочку и уложили на железную кровать, накрытую пыльным сенником — тюфяком.
— Ну как все прошло? Проблем не было?
— Да все тихо, — отвечал шефу Волоха, снимая со спящей красавицы палатку и отдавая Цою: — На, сложи.
— Люська позвонила?..
— Да все, как ты говорил: вышла, села. «Вы от Турецкого?» — «От Турецкого». Уколол — и пикнуть не успела.
Лапшин, довольный собой, осклабился. «Все-таки котелок еще варит», — думал он, защелкивая на Зеркаловой наручники.
— А когда она проснется? — спросил Волоха, глядя на женщину.
Лапшин подумал.
— Да через полчасика начнет отходить, — сказал он, подозрительно глядя на Волоху. — А ты что задумал? Ты лучше свайку заткни! Не вздумай до нее дотронуться. Хозяин приказал только доставить, и чтобы с нее волос не упал. Ты понял?