Страница 60 из 74
Кажется, это приключение плачевным образом повлияло на мои умственные способности. Но почему он молчит?! Да скажи же хоть что-нибудь!
И он сказал:
— Я знаю вас.
— Здравствуйте! — язвительно проговорил я. — Давненько не виделись. Или вы думаете, что я вам во сне являлся в Лефортове?
— Вы бывший любовник моей жены, — сказал он.
Я чуть в дерево не врезался. Уж язык-то прикусил точно. С этими гебистами ухо надо держать востро. Еще пришибет ненароком.
— Вы что, с ума сошли? — спросил я у него.
А что — вдруг он на самом деле чокнулся в этих застенках? Всяко бывает.
— Она мне рассказывала о вас, — сообщил он. — Но я не ревную. Это же было до меня.
Интересно, что бы ты сделал, милый мой, если бы узнал, что рога твои сейчас до того ветвистые, как никогда раньше? Все-таки ты большая сволочь, Турецкий.
Мне было нестерпимо стыдно, но не стану же я признаваться в своих грехах до срока? Какой смысл? Еще, чего доброго, даст по башке и — салям алейкум, кювет! Давно в этих краях катастроф не наблюдалось? Вот и мы, просим любить и жаловать.
— Давайте сменим тему, — предложил я.
Ага! Начинай развешивать уши, Турецкий. Щас он начнет тебе выкладывать местонахождение двух симпатичных чемоданчиков. С атомными бомбами.
— «Жучков» нет? — невинно, я бы даже сказал — наивно, спросил он.
Я молча покачал головой. Неужели и вправду начнет рассказывать?
— Зачем вам знать, где груз? — внезапно спросил он. — Кто много знает — много плачет.
А действительно, подумал я, зачем мне это? Мне, конкретно Александру Турецкому, — зачем?
— Если я правильно понимаю, — продолжал он, — вам необходимо как можно больше узнать об организации под названием «Стратегическое управление». Не так ли?
— Так, — коротко ответил я.
— Вот и хорошо, Александр Борисович. Что вы собираетесь делать в этом направлении?
— Для начала я спрячу вас так, чтобы никто не нашел, — ответил я.
— Зачем? — не понял он. — Какую пользу я могу принести, если буду прятаться?
Я ответил так, как думал:
— Не задирайте нос, но вы сейчас, на данный момент, являетесь национальным достоянием. За вашу голову противная нам сторона отдаст любые деньги. Не потому, что ваш груз дорого стоит, а потому что дорого стоят их покой и безопасность. Для них вы являетесь угрозой пострашнее вашего груза. В то же время те, против кого они действуют, то есть законное правительство и народ, тоже весьма высоко ценят вашу голову. Я имею в виду, что ценили бы, если б знали о вашем существовании. Но вы, я уверен, к популярности не стремитесь. Характер выбранной вами профессии отвергает подобную мысль. Не так ли?
— Так, — согласился он. — Но, боюсь, от популярности мне никуда не деться.
— Да?! — я был неприятно поражен. — И почему, позвольте полюбопытствовать?
— Потому что единственное, что мне может помочь, — это полная и безусловная гласность. Мне нужно связаться с журналистами, причем самыми известными.
— Например?
Он пожал плечами:
— Ну не знаю. Манкин?
— Слишком амбициозен, — высказал я вслух свое личное мнение.
— Быковский.
— Слишком молод.
— Холодов был еще моложе, когда его убили, — напомнил Аничкин.
— Быковского никогда не убьют, — категорически заявил я. — Самое большее, на что он способен, — выматериться на страницах газеты и заявить, что это народный фольклор.
— Соколов?
— Не знаю, — мне вдруг надоело это перечисление знаменитостей. — Вообще я думаю, что гласность в этом деле может быть применена только в самом крайнем случае.
Он повернул голову и с интересом посмотрел на меня.
— То есть вы хотите сказать, — осторожно подбирал он слова, — что у нас есть и другие пути?
— Совершенно верно.
— Тогда повторяю вопрос: что вы намерены делать, чтобы разоблачить Стратегическое управление?
Слишком лобово выражается, подумал я, но понять его можно: все-таки не из санатория человек вышел.
Однако вопрос требовал четкого ответа.
— В первую очередь я хочу вас спросить вот о чем: какие отношения связывали вас с председателем Национального фонда спортсменов Федором Борисовым?
Он как-то странно икнул. Я ожидал нечто такое, знал, что вопрос для него будет неожиданным, но подготавливать его не имел ни малейшего намерения. Пусть не думает, что в Генпрокуратуре сидят лохи, которые будут плясать под его дудку. Пусть под нашу пляшет. А то вообразил себя национальным сокровищем!
Я молчал и смотрел на дорогу. Мы уже выезжали за пределы Москвы.
— Вы его арестовали? — спросил он наконец.
— Борисов был убит на больничной койке, — сообщил я и вкратце пересказал все, как было. Разумеется, умолчав о ключе.
Потом я взглянул на него и увидел, что лицо его стало совершенно белым.
Он встретился со мной глазами. Взгляд у него был такой, словно ему только что Президент страны лично сообщил, что через четыре с половиной минуты он нажимает кнопку и начинает ядерную войну. Я просто содрогнулся от этого взгляда.
— Все пропало, — прохрипел он. — Все полетело к черту.
— Не думаю, — успокоил я его.
— Вы же ничего не знаете! — громко простонал он.
— Сказать, что я всезнайка, было бы преувеличением, — заметил я. — Но сказать, что я совсем уж ничего не знаю, — это, видите ли, другая крайность. Кое-что мы все-таки знаем, уж поверьте.
Он не усмехнулся — он оскалился. Настоящий Фредди Крюгер.
— Вы даже не представляете, как много вы не знаете, — в отчаянии сказал он.
— А вы не представляете, как вы ошибаетесь, — ответил я этому жлобу.
Что-то в моем голосе его насторожило, и он аж встрепенулся. Он выпрямился и стал бесцеремонно заглядывать мне в лицо, надеясь прочитать на нем подтверждение вспыхнувшим своим надеждам.
— Вы нашли его? — дрожащим голосом спросил он, и я был уверен, что сейчас он молится про себя: «Господи, сделай, чтобы это было так!..»
Я вспомнил, из-за чего он переживает, и мысленно выругал себя: перестань издеваться над человеком, Турецкий, не будь скотиной. Ведь, по существу, этот человек сделал то, что на его месте сделал бы не каждый. Он не дал атомной бомбе взорваться в твоей стране.
— Что, ключ? — небрежно откликнулся я. — Конечно, нашли. А вы сомневались?
Из него словно воздух выпустили. Он протяжно простонал и словно обмяк на сиденье.
— Спасибо, Господи! — истово произнес он.
А нам с Грязновым? Впрочем, это мелочи.
Через два часа мы приехали к деревенскому домику Грязнова. К вечеру подъехал сам Грязнов и сообщил, что, хотя к Денису нет никаких претензий, он не приедет — слишком опасно. За племянником могли следить. Я потребовал привет от Меркулова. Грязнов его зажилил.
Глава 17
ПОХИЩЕНИЕ
Простой смертный никогда бы не догадался, выбираясь с проспекта Мира на Ярославское шоссе и переезжая мост через Яузу, что справа под ним, на пустыре, обнесенном неприметным серым бетонным забором, расположено секретное оборонное предприятие. Этого не знали даже жители окрестных домов, ежедневно выгуливавшие на Яузе своих собак. В лучшем случае они принимали трубы, торчащие на противоположном берегу из зарослей сирени, за небольшой пивзаводик и думали нечто вроде: «Вот! Загаживает реку!» — и вспоминали, что при Петре I по Яузе еще ходили корабли. Никому не могло прийти в голову, что на этом «пивзаводике», уходящем под землю на пять этажей и известном специалистам под скромным названием СКТБ «Луч-16», работает несколько тысяч человек.
Конечно, как это обычно в Москве бывает, о «Луче» ходили кое-какие слухи непосвященных местных жителей, но слухи эти обрастали такими неправдоподобными подробностями, что человеку здравому верить в них было бы смешно. Говорили, например, что таинственное СКТБ строилось после войны по личному приказу Сталина, что его будто бы строили пленные немцы, которых затем расстреляли… Все это — мрачное вранье. Но если и находились умники, готовые поверить в небылицы, то в их глазах «Луч» представлялся чем-то вроде космической станции, где в стерильной тишине двигаются как роботы люди в форменных балахонах, словно у хирургов, с печатью государственной тайны на угрюмых лицах. И уж вовсе бы не поверили умники, если б узнали, что в таинственных недрах «Луча», в уютном кабинетике с искусственной зеленью на стенах, за столом сидит печальная красивая женщина, смотрит на настенный календарь с умильной кошачьей моськой в пол-листа и думает: «Боже мой!.. Боже мой!.. Моя жизнь совершенно запуталась…»