Последний маршал

Перед закрытой дверью в гостиную Таня остановилась и сказала:

— Здесь.

— Погоди-ка.

Я отстранил ее от двери, намереваясь не впускать в комнату, где произошло предполагаемое убийство, никого, будь то даже хозяйка квартиры.

— Постой здесь, пожалуйста, — попросил я Таню.

Объяснять ей ничего не надо было, она все понимала. Ей оставалось только положиться на меня. Что она и сделала. Я вздохнул и, открыв дверь, вошел в комнату.

Да, убийство было налицо. К тому же в комнате кто-то основательно покуражился, не хватало только летающих в подобных случаях пуха и перьев. Но ведь это была не спальня, напомню, а гостиная. Впрочем, тут и без пуха царил сплошной бардак.

Михаил Александрович сидел в кресле, а вместо верхней половины его головы была сплошная кровавая масса. За его спиной, на стене, багровым пятном, словно на страшном абстракционистском полотне, налипли тошнотворные сгустки. Я машинально похвалил себя за то, что оставил Таню в прихожей. Она, конечно, все это уже видела, но злоупотреблять подобным зрелищем не стоит.

В комнате явно происходило побоище. Но кому нужно было драться со стариком, да так, что оказалась поломанной чуть ли не вся мебель?! Что-то здесь не так. Убийство вообще штука рутинная, но этот случай был особенно странным. Зачем Смирнову драться? Точнее — зачем драться со Смирновым?! Достаточно было дунуть на него, чтобы прекратить любые его попытки к сопротивлению. А тут — будто тяжеловесы резвились. От обстановки — рожки да ножки.

Стараясь ничего не задевать, я осторожно вышел из комнаты. Таня стояла в прихожей и, зажав лицо между ладонями, покачивалась из стороны в сторону и тихо-тихо стонала.

— Боже мой… — бормотала она. — Боже, Боже мой!

Я взял ее за плечи и легонько притянул к себе.

— Таня, — сказал я. — Как это произошло?

Она замотала головой.

— Ничего не знаю, — проговорила, всхлипывая. — Ничего. Я только приехала. Позвонила, мне никто не открывает. А свет, я снизу видела, горел. Я открываю дверь своим ключом, захожу, а там… о-о-о-о!!! — И она снова зарыдала, вспомнив, видимо, картину, которая предстала перед ней, когда она вошла в гостиную.

Я увидел около входной двери чемодан:

— Это твой?

Она на мгновение подняла голову, увидела, на что я показываю, и кивнула:

— Мой.

И снова припала к моему плечу.

— Откуда ты приехала?

— Что? — посмотрела на меня Таня мокрыми от слез глазами. — А-а!.. Из Швейцарии…

Мысленно я выругал себя и плотно сжал язык зубами. Это, конечно, не очень удобно, зато эффективно: я перестал мучить бедную женщину. Нашел, понимаешь, время задавать вопросы. Как будто потом не успею.

— Пойдем, Таня, — сказал я. — Пойдем.

Я отвел ее в другую комнату и усадил на кушетку.

— Побудь здесь немного одна, ладно? Я скоро.

Она лишь кивнула. Я понимал, что лучше не оставлять ее одну, но, с другой стороны, меня тоже можно понять. Я не из тех, кто успокаивает родных убитого, как ни антигуманно это звучит. Я начинаю анализировать преступление: его мотивы, технику нанесения ударов и прочие вопросы, поставленные наукой криминалистикой. Вы можете быть шокированы моим излишним профессионализмом даже в тех случаях, когда я выступаю в роли свидетеля, но что поделаешь, любая работа накладывает на человека свой отпечаток. И я совсем не исключение.

Итак, я оставил Таню одну в полутемной комнате, а сам отправился к телефону и набрал номер Главного управления внутренних дел Москвы. Быстренько обрисовав ответственному дежурному по городу картину случившегося, я назвал адрес, свою фамилию, попросил проявить оперативность и приехать поскорее, после чего положил трубку.

Мы так лихо пронеслись мимо дежурной по этажу, подумал я, что она запросто могла принять нас за грабителей. Впрочем, одну минутку: если бы она действительно приняла нас за таковых, квартира давно была бы набита милицией. Дом все-таки не простой. Не рабочая окраина и не скопище коммуналок. Просто она знала Таню и, естественно, помня свое место, не стала донимать ее глупыми расспросами.

Итак, дежурная. Пока приедет оперативно-следственная бригада, можно успеть снять с нее, так сказать, предварительные показания. В конце концов, муровцы — мужики хорошие, но ведь и следователь по особо важным делам Генпрокуратуры тоже, знаете ли, не фунт изюму.

Я спустился на первый этаж и подошел к кабинке дежурной. Услышав мои шаги, она отложила в сторону книгу, которую читала, и взглянула вопросительно.

— Здравствуйте, — сказал я ей.

Она с достоинством кивнула:

— Здравствуйте.

— Моя фамилия Турецкий, — представился я. — Следователь по особо важным делам.

Встретив ее недоверчивый взгляд, я провел рукой по нагрудному карману в поисках удостоверения, но обнаружил, что оставил его дома, так как выскочил в спортивном костюме. Ругнувшись про себя, я спросил ее:

— Простите, как ваше имя-отчество?

— Анастасия Дмитриевна, — ответствовала она важно.

— Вы, конечно, знаете Татьяну Зеркалову, с которой мы только что вошли в ваш подъезд?

— Вошли? — посмотрела она на меня с иронией. — Да вы же чуть не снесли меня вместе с будкой.

— Извините.

Она смерила меня удивленным взглядом: видимо, нечасто местные постояльцы перед ней извинялись.

— Конечно, я знаю Танечку, — продолжила она. — А вы что, поссорились с ней? Впрочем, насколько мне известно, она замужем. И не за вами.

— Мне это тоже известно, — кивнул я. — Но мы не ссорились, напротив, мы с нею старые друзья. Скажите, пожалуйста, вы не видели сегодня вечером кого-нибудь постороннего?

— Вы имеете в виду гостей? — уточнила она.

— Не только, — покачал я головой. — Может быть, это был человек, который не сказал вам, куда идет, или сказал, но что-то вам в нем не понравилось. А?

Она пожала плечами:

— Да вроде нет. Сегодня, кстати, вообще не было ни одного такого, чтоб я его не знала. Во время моего дежурства — это уж точно.

— И ничего подозрительного не заметили? — настаивал я.

— Да нет. Хотя… — Она озадаченно на меня посмотрела.

— Что? — насторожился я.

Взгляд ее как-то неуловимо изменился.

— А что, документик-то вы мне так и не покажете? — спросила меня хитро Анастасия Дмитриевна.

Что мне теперь — бежать за ним? Пришлось сказать правду, все равно она об этом узнает самое позднее через пятнадцать минут.

— Анастасия Дмитриевна! — заявил я дежурной голосом старшего следователя по особо важным делам. — Сегодня вечером в вашем доме, в вашем подъезде, произошло убийство.

Она побледнела на глазах.

— Что? — одними губами переспросила она. — Кто? Кого… убили? А?

— Отца Тани. Бывшего управделами Совета Министров Смирнова.

Она вскрикнула:

— Михаила Александровича?!

— Да.

— Как же это?.. — пробормотала она. — Как же это?

— Анастасия Дмитриевна! — позвал я ее.

— А? — Кажется, услышанное настолько ее потрясло, что она перестала воспринимать действительность.

— Анастасия Дмитриевна, — мягко повторил я. — Вспомните: вы видели здесь сегодня вечером что-нибудь необычное?

Она ответила почти сразу:

— Да!

— Что? — тут же подобрался я. — Что вы видели?

— Друг его приходил, — явно думая о постороннем, ответила Анастасия Дмитриевна. — Маршал.

— Маршал?

— Да, — кивнула она. — Этот… Киселев!

Я внимательно смотрел на дежурную.

— Анастасия Дмитриевна, — сказал я. — Почему вам это показалось странным? Или необычным? Он же друг Михаила Александровича, как вы сами только что сказали.

Впервые с того мгновения, как она услышала трагическую новость, Анастасия Дмитриевна посмотрела на меня более-менее ясным взором.

— Взвинченный он был какой-то, — сказала она. — Красный как рак.

— Красный?

— Ага, — простодушно кивнула она. — Красный, злой и… потный.

— Какой?! — удивился я. — Потный?!

— Да, — снова кивнула Анастасия Дмитриевна. — Даже отсюда было видно, что пот с него ручьями тек. Мимо меня пулей пролетел, а все равно заметно было.