Контрольный выстрел

— Ай, ушли! — сказала она, покачивая головой. — Стреляли?

— Скорее всего… По-моему, где-то в багажнике дырки.

— Пригнись! — взвизгнула она, и машина резко дернулась из стороны в сторону. Кидаясь с сиденья вниз, Саша успел увидеть, как у конца поворота им навстречу выскочили от обочины двое с автоматами на уровне животов. Саша еще ниже пригнул голову, следя за Катей, которая буквально прижалась лицом к рулю и кидала машину резкими, короткими рывками баранки. Раздался грохот, на голову посыпались осколки ветрового стекла. Затем короткий удар, истошный крик, и Турецкого по голове ударило чем-то тяжелым, да так, что он на миг отключился. Когда он открыл глаза, машина неслась уже по трассе, ветер слепяще бил в лицо. Саша потрогал ладонью затылок, обнаружил добрую шишку, а, протянув руку ниже, к шее, обнаружил совершенно посторонний предмет. Оглянулся и ахнул: за его спиной лежал автомат.

Катя, низко склонившись к рулю, вела машину на пределе возможного.

— Послушай, Катя, давай я, — предложил Турецкий.

— Ты с ней не справишься, — процедила она сквозь зубы.

— А откуда у нас тут автомат? Эй, гляди, да он же наш, родненький, «Калашников», десантный вариант… Кать, ты слышишь?

— Он бил в упор, а я кинула на него машину, его в сторону, а этот залетел.

— Ну что ж, — сказал Турецкий. — Будет хороший подарок герру Юнге. Чистенький, новенький, отпечатки получатся что надо. Завернем его в какую-нибудь тряпицу, чтоб не стереть… Да не гони уже так, вон город виден.

— Я тебя привезу в полицейское управление, а сама улечу в Мюнхен. Не хочу, чтобы меня тут убили русские сволочи…

Она сказала с таким выражением, что Турецкий мог бы отнести ее слова и на свой счет. Но он промолчал. А что оставалось делать?..

Уже возле здания полиции спросил:

— Ты уезжаешь… Мы, наверно, больше не увидимся?.. А как же с этим? — он похлопал себя по карману, где лежала кассета.

— Я думаю теперь, что она не мне, а тебе нужна. Что мог… Владимир сказать мне, чего бы я и так не знала?.. Нет, не думай, мы с ним никогда не были в этом кемпинге. Ты это, наверно, хотел у меня спросить?

Турецкий молчал, глядя слезящимися, видимо от встречного потока воздуха, глазами прямо перед собой.

— Мы с ним были друзьями. Да. Поэтому, если там есть только о деле, это нужно вам. А если он говорит что-то мне, выброси пленку. Говорить с загробным миром очень тяжело. Поцелуй меня и уходи…

Ханс Юнге, положив на стол десантный автомат, ходил вокруг него, словно кот вокруг сметаны. Только что не облизывался. Наконец пришел эксперт, быстро опылил его, показал присутствующим рукой, чтоб отошли и не мешали, принялся за работу.

Инспектор с Турецким отошли к окну, Юнге предложил закурить. Саша вспомнил, что за весь день имел одну затяжку и ту — не до конца, поскольку пришлось одеваться как в лучшие годы — за одну минуту и прыгать в окно.

О происшествии в городе и стрельбе по машинам Юнге уже знал, доложили, там была оперативная группа, но он никак не связал это кровавое происшествие — были убиты водитель и пассажир, а от столкновения пострадали и госпитализированы сразу четверо, — с нападением на Турецкого.

— С вами очень опасно иметь дело, господин Турецкий, — не то в шутку, не то всерьез заметил Юнге, и Саше показалось, что все-таки всерьез.

Тогда он рассказал о нападении на них в районе кемпинга…

— Где это? — быстро спросил Юнге и подошел к огромной карте города.

— Вообще-то мы удирали на юг, переехали через Майн. Там, неподалеку, мы остановились, и я обнаружил на машине Кэти Торн «маячок», с помощью которого нас «вели» бандиты. Что было делать, не таскать же его с собой? Вот я и выкинул его. Подальше. А потом мы захотели перекусить и заехали в кемпинг. Возле озера. А когда ехали в город, на нас снова напали. Хозяин этого автомата, вероятно, убит, поскольку удар машиной был очень силен. Сама машина сильно пострадала. А Кэт… Она уже, видимо, вылетела в Мюнхен. К своим родным. Естественно, женщина теперь боится мести бандитов…

Слушал герр Юнге рассказ Турецкого и не знал, что ему делать. Этот русский был совсем некстати. Но он, к сожалению, был. И с этим приходилось считаться, как и с просьбой старого приятеля Меркулова. Долг платежом красен, говорят русские, а у Юнге было за что благодарить Меркулова. Особенно когда у них началась эта перестройка, а Германия стала решительно ломать на сувениры Берлинскую стену.

Между тем эксперт закончил работу, сличил снятые отпечатки с уже имевшимися, в том числе привезенными из России, ответил на немой вопрос герра Юнге утвердительным кивком.

Когда все ушли, Турецкий попросил Ханса Юнге еще об одном одолжении: предоставить какой-нибудь магнитофон, чтобы прослушать вот эту кассету…

— Я могу при этом присутствовать? — осведомился Юнге.

— Понимаете, — слегка помялся Турецкий. — Если бы вы не были товарищем Кости Меркулова, я бы, пожалуй, ответил отрицательно. Но, учитывая то обстоятельство, что здесь могут быть записаны некоторые вещи, необходимые вам, я вас прошу присутствовать. Но все это, — Саша потряс кассетой, — должно сохраняться в строжайшей тайне. Это, я не исключаю, может стать причиной очень большой крови… Хотя, кто знает, может быть, тут просто любовное послание.

Юнге повернул ключ в замке кабинета, они вошли, сели друг против друга, Саша сунул кассету в гнездо магнитофона и нажал кнопку «Плей».

«— Алька, — раздался хрипловатый и знакомый до боли голос Кирилла, — ты сделал наконец, что я просил?

— А-а, это ты, Кира… Напомни.

— Да ты что, спятил? Я здесь жду, волнуюсь, а он — напомни!

— А-а, ну да, конечно, а как же… Только, Кира, такие дела так запросто у нас не делаются. Но ты же не хочешь, как все, по команде. Ты хочешь сразу и на самый верх, так? А это очень трудно сделать.

— Но ты же мне твердо обещал!

— Я разве от своих слов отказываюсь? Устрою я тебе эту встречу. Возможно, даже в самое ближайшее время. Только ты меня не подгоняй, у тебя там что, горит? Насколько все это неотложно и срочно?

— Я тебе скажу честно, по-братски. Говорил со своими. Сам понимаешь, используя все сложности и так далее. Но тем не менее вышел на академика. Он сказал, что дело чрезвычайно серьезное. Такое, на что он сейчас решиться не может. Его не пропустят все эти ваши Карасевы, Буровы и другие, обложившие Самого со всех сторон. Значит, надо срочно искать обходной путь. Может быть, и через безопасность. Твою, так сказать, епархию.

— Ну так в чем все-таки причина твоей спешки? Что там, у тебя кто-то уже на хвосте? Так это, Кира, совсем на тебя не похоже… Объясни толком.

— Ладно. Рискну. Но учти, здесь мой смертный приговор. Понял?

— Да что ты так страшно-то? — Неужели Турецкому почудился смешок?

— Ты себе даже не представляешь, Алька… Вчера был убит Манфред. Человека разнесло на куски. Я знаю, чьих рук дело. Мы вскрыли целую сеть преступников, которые создали «Золотой век», как насос для перекачки грязной валюты в Россию, а чистой сюда, обратно.

— Ты говоришь: «мы», это кто же?

— Тебе что, меня одного мало?

— Я не в том смысле… Я в смысле достоверности…

— Можешь не сомневаться. Найдены две ключевые фигуры: там, у нас, Санишвили, вице-президент «Золотого века», у него брат ходит в авторитетах, снабжает оружием дудаевских боевиков. А здесь — некто Матвей Калина. Подданный Штатов. Через него к нам уходили похищенные в американских хранилищах ценные бумаги. Но это отдельный разговор. Алька, что ты молчишь?

— Перевариваю…

— У меня мало времени.

— А у меня его совсем нет. Ты когда хочешь прилететь?

— Хоть завтра. Если бы ты мог обеспечить мне предварительную, хоть накоротке, встречу с Сергеем Алмазовым, я был бы тебе очень признателен, братишка.

— Хорошо, я думаю до вечера, узнаю, какая ситуация наверху и подготовлю встречу. Но учти, об этом не должна знать ни одна живая душа. У тебя там как с аппаратом?