Страница 12 из 38
Смертник, как и положено, находился в наручниках, отдельно от остальных подконвойных. Сидел на корточках, чуть в стороне, ближе к рельсам, выставив вперед скованные руки и остановившимся взглядом уставившись в жирно блестящие сапоги своего персонального конвоира. Когда мимо с лязгом и грохотом пошел товарняк, Удав рванулся, руки оказались свободными (как это получилось, никто не понял, впоследствии в материалах дознания получила закрепление невероятная мысль о разорванном кольце наручников), и бросился в этот самый лязг и грохот между бешено вращающихся черных колес, стертых добела по кромкам, где они жадно закусывали такой же стертый край рельса.
Конвойный — опытный сержант второго года службы — среагировал мгновенно: лязгнул затвором и распластался па перроне в положении для прицельной стрельбы. Кадиев проскочил между колесами еще раз и, оказавшись по ту сторону состава, со всех ног несся к выходу из грузового двора. Сержант дал очередь, крутящееся колесо отбросило пули, завизжали рикошеты, подконвойные без команды вскочили и, матерясь, шарахнулись к хлипкому заборчику, возникла сумятица, начкар выстрелил в воздух.
Только через десять минут удалось вернуть этап к подчинению, уложить всех лицом вниз и пересчитать, после чего начкар смог отлучиться к телефону. За это время Кадиева и след простыл.
Милиция города была переведена на усиленный вариант несения службы, аэропорты, вокзалы, автодороги надежно перекрыты, специальные группы по квадратам прочесывали окрестности. Результата это не давало и вечно продолжаться не могло. Через двадцать дней усиленный вариант отменили, решив, что беглец успел вскочить в поезд и выехал из города еще до объявления всеобщей тревоги.
На самом деле было по-другому: Кадиев с примитивной, но верной хитростью отлежался в сухом подвале, питаясь сырой картошкой и соленьями, а когда опасность миновала, выехал в Красногорск, где собирался исполнить брошенную Герасимовой угрозу.
Скорее всего это бы ему удалось, но начальник местного уголовного розыска серьезно отнесся к последней угрозе смертника, и дом судьи периодически контролировался.
Кадиева обнаружили, когда он устанавливал задвижку с внутренней стороны подвальной двери прямо в подъезде Герасимовой. Он был вооружен ножом и сдаваться, естественно, не собирался, а группа захвата не собиралась с ним церемониться. В результате вместо «брачного ложа» Удав оказался на операционном столе. Хирург отметил уникальность организма: «Пять пуль, а давление почти в норме».
— Живучий, сволочь! — оторвался от бумаг Сергеев. — И как таких земля носит? Всякое видел, но тут… Повезло Валере…
— Как же он наручники порвал? — спросил Попов, не обратив внимания на последнюю фразу майора. — Там кольцо крутится, на излом никак не возьмешь…
— Это так и останется загадкой, — ответил Сергеев, — Во всяком случае, ни у меня, ни у Владимира Михайловича такой фокус не получился — специально пробовали.
— А как же он?
— Как, как… Вот у него и спроси. Или он вдесятеро сильнее, или…
— Что? — не понял Попов.
— Или наручники не были закрыты как следует. Может, по халатности, а может — совсем наоборот, — снисходительно разъяснил майор. — В жизни всякое бывает. «Браслеты» не нашли, экспертизу не делали, а значит, эту тайну Удав заберет с собой.
— А если вправду спросить?
— Спроси, Валера, конечно, спроси. Тебе ж небось и про его занятия в камере интересно? Вот и получится вечер вопросов и ответов.
— Чтобы с «браслетами» больше проколов не вышло, у нас есть одна штука. — Викентьев отпер сейф, порылся и положил на стол тяжелый газетный сверток. — Изучи, Валера, тебе с ней работать…
Подполковник аккуратно развернул газету. В ней оказался отрезок толстой стальной полосы с массивными откидывающимися, как у амбарных замков, дугами с каждого конца. — Это никак не сломать, не разорвать.
Викентьев защелкнул запоры, показал, как они открываются маленьким шестигранным ключом.
— Теперь сам попробуй.
— Да это колодки… Килограмм шесть будет? — Валера открыл замки, закрыл, снова открыл. — Сварка какая-то грубая… Самодельщина, что ли?
— А ты думал централизованное снабжение? Сами крутимся! — чертыхнулся Сергеев. — Голь на выдумки хитра…
— Слушай, Саша, а почему ты сказал, что мне повезло? — вспомнил вдруг Попов. — В чем оно, это везение?
Сергеев и Викентьев переглянулись.
— Поймешь! — коротко ответил за майора руководитель специальной оперативной группы.
По пустынной улице сквозь мигающие, как глаза зверей, желтые огни работающих в ночном режиме светофоров, на скорости восемьдесят километров в час несся хлебный фургон. Запоздалые прохожие провожали его глазами, веселая компания, растянувшаяся на проезжей части дороги от ресторана «Интурист» к стоянке такси, шарахнулась на тротуар.
— Пользуются, что ночь, и гоняют пьяными! — возмутился дородный мужчина с повадками начальника средней руки. — Надо бы номер записать.
Это не имело смысла. Машина не была зарегистрирована ни за управлением хлебопродуктов, ни за отделом торговли. К тому же вел ее совершенно трезвый сержант Федя Сивцев: в обыденной жизни милиционер-шофер, а сейчас — пятый номер спецопергруппы «Финал». Он был в штатском — легкой, не стесняющей движений одежде, под курткой на поясе висела кобура с пистолетом.
Рядом сидел второй номер — подполковник Викентьев в форме, но не в своей обычной, зеленой — внутренней службы, а в серой, милицейской. На коленях он держал короткий, со складным прикладом и утолщенным дульцем автомат АКС-74У — специальную модификацию армейского оружия, удобного в ближнем бою.
В кузове — не деревянном, обитом жестью, а сваренном из прочного стального листа — располагались капитан Попов и майор Сергеев, оба в штатском — легкой, не стесняющей движений одежде без всяких галстуков, хлястиков и шнуровок. Слева на поясе у каждого довольно откровенно топорщилась кобура, в которой лежал макет пистолета. Настоящий ПМ находился в правом кармане с досланным в ствол патроном, и это не считалось нарушением.
Четыре крохотные камеры в углах фургона были пусты. Одной вскоре предстояло принять кратковременного пассажира.
Фургон с надписью «Хлеб» вырвался из города на простор магистральной трассы и в соответствии с инструкцией увеличил скорость до девяноста. Обычная хлебовозка обязательно стала бы выть, гудеть и скрипеть, угрожая каждую минуту развалиться. Спецмашина опергруппы «Финал» шла ходко, без видимого напряжения, и в этом была заслуга руководителя группы Викентьева, не жалеющего спирта для авторемонтников и лично вникающего во все тонкости технического обслуживания.
Сейчас Викентьев напряженно наблюдал за трассой, и лицо его больше, чем когда бы то ни было, напоминало каменную маску. Незаметно для пятого номера он расстегнул кобуру, потому что стрелять вправо из автомата несподручно, да и не развернешься быстро в тесноте кабины. Опасность нападения на спецмашину в данный момент существовала чисто теоретически, но Викентьев готовился к нему как к вполне реальному событию, которое может произойти на любом участке тридцатикилометрового пути до Степнянска. В Степнянске находилась старая, еще дореволюционной постройки тюрьма. В нее этапировались смертники со всей южной зоны. Считалось, что там и исполняются приговоры. Это было устоявшимся заблуждением, которое осведомленные люди не опровергали. Недаром Попов так удивился, узнав сегодня о порядке работы.
Попов действительно был удивлен. Необычным оказался инструктаж о соблюдении мер безопасности, необычна экипировка: макеты оружия для отвлечения внимания объекта в случае нападения, защитные очки, всевозможные хитрости и уловки. И самая большая неожиданность — развеянный миф о степнянской тюрьме.
«Почему? — спросил он Викентьева. — Ведь проще группе съездить на исполнение, чем возить объект туда-сюда. И риска меньше…»
Викентьев не был расположен к разговорам, а потому сухо отмахнулся: «Вначале пройди полностью весь цикл, потом спрашивай, что непонятно. А скорей всего — сам во всем разберешься».