Проходная пешка

- Ну, дело того стоит. Свадебный генерал - не мое амплуа.

- Крут, однако…

- Это я из принципа. Как справедливо заметил Ульвар, в оконцовке игры фигуры убирают в ящик. Так за мной, на худой конец, еще побегать придется. Ну не хочу я сидеть и ждать, пока меня найдут, понимаешь? Надо все-таки понять, каким образом и ради чего все это организовано. А получится, так и потроха кое из кого повыпустить.

- Ну-ну… - повторил Малыш. - Решил, значит, разобраться, что такое хорошо и что такое плохо, и в соответствии с этим…

- И ты, Брут… Что такое хорошо - я уже забыл. Запредельские игрища - плохо, Полковник этот - плохо, Серые - плохо, я, наконец - тоже плохо. Но никто, кроме меня, вожжи не удержит.

- А-Гирлаф твой так не считает.

- Да положил я на него с прибором! Он, по крайней мере, понимает, что сейчас меня жрать попросту нерационально - все воровские ухватки потеряются. Для драки с демонами нужен демон.

Малыш неодобрительно покачал головой, выпил, потом осведомился:

- Значит, выходим через пару дней?

- Выходим. Я в Столицу, а ты - из игры.

- Головой в последнее время не ударялся?

- Я серьезно. Хватит с меня друзьями жертвовать. А при условии внутрилиговских разборок меня могут попробовать через тебя достать. Так что сиди-ка ты тут, а еще лучше - забирай Ларико и подрывайся к Роджеру. А уж там как получится. Жив буду - даже в гости зайду.

- Поздняк выходить. Я в этой игре сижу по самые гланды.

- Ты сидишь по гланды, пока и поскольку ты со мной в одной обойме. Так что ложись на дно и постарайся, чтоб о тебе хотя бы годик не вспоминали. Не повторяй моих ошибок.

Малыш испытующе уставился на меня, я ухмыльнулся:

- Нет, Малыш. Не проканает. Руки у меня должны быть свободны.

- Понял. Больше не напрашиваюсь.

- Правильно. Бесполезно.

Два дня долой - нудная предпоходная суета. Переговоры с Мастерами позади - хотя и не совсем с таким результатом, на который я рассчитывал. Когда я заговорил о смычке с армией принца, то есть, в том числе, с Ведающими и эльфами, а-Гирлаф, Карриг и Ангерм на дыбы встали, но тут уж я показал характер и закатил на редкость убедительную речугу часа этак на полтора. Повторить, что я там нес, или хотя бы восстановить логический ход своей могучей мысли я ни за какие пряники не сумею. Само собой, юные смутьяны - Рингерт с Йельгитой - встали на мою сторону и заявили, что со мной хоть в разведку, и от меня они не отстанут, но к нам тут же присоединился Карриг, а значит, быть мне под достаточно гласным надзором. Причем как-то само собой вышло, что а-Гирлаф остается здесь и, стало быть, попытается-таки встать за моей спиной в роли "серого кардинала", творя моим именем всевозможные мелкие пакости. Хотя я и так фигура достаточно одиозная, дискредитировать меня сложно. И вообще, сначала добьюсь своих целей, а там уже посмотрим, кто кого подомнет (кстати о птичках: вопрос о назначении моего преемника пока деликатно замяли).

Знакомые из Пещер прощаются со мной и в самом деле как с покойником, отводя смущенные глаза и заговаривая о погоде и видах на кровавый урожай ("Сукин сын был покойничек, но человек, надо признать, милейший")… Малыш ходит мрачный, как грозовая туча - некоторая часть соболезнований приходится на него.

В общем-то, я только два осмысленных действия и совершил - попрощался с Ущельем (издали) и встретился с эльфом, чтоб передать свое согласие и утрясти детали. Это у нас заняло от силы минут пять… Вообще, в последнее время длительных речевых контактов приходится избегать - тяжело общаться с людьми, для которых ты либо демон, либо потенциальный труп, а у меня напрягов и без этого хватает.

Хорошо еще, Ульвар выделил пару машин для переброски на Волчий - нас совершенно неожиданно набралась порядочная толпа. Основная масса, если верить Мастерам, подтянется прямо к перевалу. А внизу пока затишье, с Глорхаузом не было даже мелких стычек. По слухам, он собирается в Столице зазимовать. Пусть собирается… Поступили данные о передвижении высадившихся в Столице Серых: передвижения отсутствуют. О ситуации в борьбе за трон не знаю ничего, да и знать не желаю - хочу вот своего претендента посадить, и хоть ты тресни. Судя по нашей с ним встрече, принц - парнишка достаточно несволочной.

А покуда - последняя вспышка предстартовой беготни. Как это водится, под дождем. Я гордо ее не замечаю, сохраняя вид злостно демонический, а попутно в последний раз прикидываю, с чем придется столкнуться. И безрадостные прикидки выходят, прямо скажем…

Эрик вызвался сам отвезти нас - на роже написано, что до сих пор себя виноватым считает, вот и пытается похоронную церемонию растянуть. Малыш тоже неподалеку топчется, нежно прижимая к животу забинтованную руку, другой обнимает за плечи Ларико. Одним словом, прощаемся…

- Мастер!

Я обернулся - Студент в кожаной куртке, в сером плаще, даже с коротким мечом на широком поясе, торопился ко мне, не огибая луж. Ему-то что надо?..

Он остановился в метре от меня - физиономия решительная, еще и челюсть выпятил, словно хочет мне по морде дать или на дуэль вызвать:

- Можно тебя на минуту?

- Можно. Но только на минуту. Я сейчас, - отнесся я к Малышу и Ларико, направляясь в сторону ангаров. Отойдя немного, осведомился через плечо:

- Ну, чего тебе?

- Я ведь твой ученик?

- Извини, Студент, кое-что переиграть пришлось. Мне придется отваливать.

- А с тобой?

- Никак.

- Ты ж сам меня в ученики взял!

- Все, Студент, закончили. Нянчиться с тобой мне некогда будет.

Он попытался изобразить жесткий прищур:

- Ты должен меня с собой взять, Мастер.

- В восемьдесят восьмой раз повторяю: я никому ничего не должен.

- И знаешь, почему?

- И знать не хочу, - я повернулся, чтобы уйти.

- Из-за Гельды.

- Вона как! - я остановился. Ну-ка, ну-ка, это уже интересно.

- Да нет, Мастер, не было у нас ничего, не в том дело…

- Ну а в чем тогда?

- Понимаешь, - он чуть не покраснел, - я бы мог на твоем месте быть… То есть я не то хотел сказать…

- Ладно, усек. Ты, значит, из-за нее голову потерял, и теперь тебе жить насрать. А мне смертников в команде даром не надо. Все?

- Мастер, она бы с тобой не осталась, - бухнул он, сжигая мосты. - Я просто не успел… то есть, мы… - он окончательно сбился, а я махнул рукой. Примерно догадываюсь, что он мне сказать хотел. Да и на смертника не похож… Дороже всего хочется именно за то расплатиться, что не получилось - и не обязательно в плохом смысле расплатиться… Ладно, Ордынцев, а сам-то ты? Встал, конечно, в лермонтовско-байроническую позу, но за всем этим явственно тот же мотив читается. Да и кто я, в конце концов, такой, чтоб запрещать ему настоящей жизни понюхать? Здесь он, как-никак, оказался при моем непосредственном участии, и кроме меня всем на него, в общем-то, глубоко плевать. А уж если он в этом походе уцелеет, то, будем считать, и в дальнейшем не пропадет.

Я повернулся к нему, сухо отчеканил:

- В общем, Студент. Три минуты на сборы.

Он чуть улыбнулся:

- Не требуется.

Я приподнял углы губ, отвечая на улыбку, подтолкнул его кулаком в плечо:

- Вот видишь, Студент, все как в сказке, - повернулся, поправил перевязь с мечом и потопал к дельтаплану.

ГЛАВА 22.

12 ноября, 212 год Империи, больше не существующей. Столица в нескольких километрах впереди, даже предместья видны. Низкое небо почти прозрачно, ветер с близкого уже моря, рвет с плеч плащи, треплет конские гривы, копыта хрустят неторопливо по жестким кристалликам снега и проглядывающей на пригорках мертвой бурой траве, подернутой сизоватым инеем.

Мы все бешено устали, насквозь пропахли собственным и конским потом, железом, кровью, гарью - запахами войны и смерти. Позади - два месяца непрерывного мотания в седле, больших и малых стычек, горького дыма лагерных костров. Два месяца шального зигзагового пути через хаос разоренной войной страны. И все эти дни слились во что-то бесформенное, в какой-то один небывало длинный и сумбурный день, не оставив в памяти почти ничего. Очень слабо, например, помню большую рубиловку с Глорхаузом, когда мы отбросили его назад, в горы. Помню вереницу удручающе одинаковых опустелых деревень, расклеванные вороньем трупы на перекрестках, виселицы на городских площадях, чадный дым везде и всюду, стелющийся по земле… Лучше всего запомнился сумасшедший, лысый и обрюзглый, почти голый, обвешанный собранным с пожарищ хламом, выплясывающий что-то медленное и невыносимо торжественное под слышимую ему одному музыку - на перемешанной копытами золе, среди обугленных бревен бывшей деревни.