Страница 28 из 42
Взвивались трелью в густой звуковой поток телефонные звонки треск трамвайно-троллейбусного несовершенства, гудение высоких вольт линий электропередачи. Трудно было вычленить из этого хаоса слабый писк человеческой мысли. Еще труднее — найти то, что ищешь. Что должно обязательно найти.
Время от времени над городом вспархивали, подобно голубям, души погибших и умерших и, взлетев, целенаправленно устремлялись туда, где нет ни тревог, ни воздыханий, только жизнь вечная. «Присоединиться, что ли?» — подумал Юрка.
Но тут он увидел темно-серую тень — не самолет, не птицу и не душу, — спланировавшую сверху и быстро-быстро юркнувшую в окно большого каменного дома. Юрка азартно вычислил окно, поглотившее тень, и ринулся вдогонку. Дом был старенный; дубовый каркас и рыхлый кирпич. Высокие, словно порталы, окна затянуты тяжелыми портьерами. Два скелета на кровати обнимаются — о, господи! — любят друг друга. Мужчина и женщина. «Мужской таз отличается от женского таза», — вспомнил Юрка из учебника анатомии. Недавно готовился к экзамену. Стыдно ему не было. В углу комнаты скорчился, хихикая и посматривая почему-то на дверь, черный, а не серый вовсе. Черный? Тут затрещал дверной звонок, Юрка явственно уловил электрическую трель, периодическое замыкание и разрыв в цепи. Треск. Двое в постели резко отпрянули друг от друга. «Напугались», — понял Юрка и вылетел. Мир предстал ему, как замочная скважина. Любопытно, но противно. Тоже мне, мир.
Новое зрение вообще его раздражало. Скелеты раздражали тем, как они ходили по улицам, топтались в дверях учреждений и магазинов, сидели на скамейках и в креслах, ели и пили. Он опускался совсем низко и пытался всматриваться в людские лица, но не мог разобрать ничего. Лишь изредка видел смутные огоньки в черепной коробке, красный — желания, зеленый — ненависти, синий — страха.
У двоих, что в постели, не было огоньков. Даже желания, видно, не было. «Жизнь, — подумал о них Юрка, — ну и жизнь».
Вдруг он услышал вопль над головой, потом мелкое злое хихиканье. Юрка поднял глаза и увидел, как из окна торпедой выскочил тот, черный, сжимая в когтях трепещущую и пищащую душу.
— Ты! — неожиданно для себя взмыл следом Юрка. — А ну отпусти!
Черный взглянул на него зло и удивленно.
— Двигай себе, блаженный, — посоветовал черный, — это мой. По вашим же законам.
— На суде про законы объяснишь, — буркнул Юрка и, длинно вытянув руку, ухватил черного за локоть. Черный в шоке выпустил трепещущую душу, но немедленно выхватил откуда-то двузубое раскаленное копье. Юрка ушел вбок, не задумываясь, будто драться в воздухе было для него привычным делом, бесстрашно перехватил оружие одной рукой за раскаленный конец, другой за древко и рванул на себя, крутанувшись. Черный взвыл, вмазавшись в вертикальную металлическую конструкцию, и выпустил копье. Юрка немедленно устремился за черным, чтобы догнать и пронзить. Найти наконец реального врага было для него в радость. Можно взять и допросить. Или расспросить.
Черный не стал дожидаться Юрку, а устремился прочь, лавируя между крышами невысоких домов.
— Куда! — Юрка сделал «горку» и спикировал ногами вперед на черную фигуру так, что у черного захрустел позвоночник — или что там у него под шкурой? Черный рухнул вниз, Юрка вместе с ним, и не отпустил даже, когда накрыл их серой тенью то ли троллейбус, то ли автобус, беззлобный человеческий транспорт.
— Отпусти, — захрипел черный.
— Как же! — пообещал Юрка, — Копьем он будет драться!
— Ты, молодой, — прошипел черный, — отпусти, говорю. За что калечишь? Он был мой. По закону.
— Теперь новый закон вышел, — объяснил Юрка, ломая поверженного. И, прочно перехватив черное горло рукой, спросил: — А ты кто?
— Кто, кто, — хрипя, удивился тот, — дьявол, вот кто.
— Дьявол? — обидно захохотал Юрка. — Какой же ты дьявол? Ты бес.
Юрка вдруг осознал смысл сказанного и выпустил черного. Они поднялись с земли, и бес обиженно произнес:
— Эта сволочь наша была, точно. Знал бы ты, дурак, кого спасал, не лез бы небось.
— Кого? — насторожился Юрка, — Убийцу, вот кого.
— Какого еще убийцу?
— Профессионального.
— Ну да, — не поверил Юрка. — Наемные убийцы только на Диком Западе водятся. Или в Италии, Ты, наверное, бес, все перепутал.
— Перепутал? А певца, совесть вашу, не он, что ли, убил? Поэта, который песни сочинял и пел? То и дело его гитару в магнитной записи слышу. До сих пор поете, кумиром сделали, а — убили.
— Он сам умер, — удивился Юрка. — Он пил, говорили. У него сердце.
— Пил, пел… Не убили бы, так не умер. Тот и убил, которого я сегодня на бабу загнал. Я его нарочно загнал и мужа на них навел. Только ты мне праздник испортил.
— Подожди, — Юрка расстроился очень сильно, — расскажи мне путем, верно ли знаешь, что поэт не своей смертью умер?
— Чего ж не знать? Своими глазами видел. Одни его к креслу привязали, чтоб не куражился якобы, и ушли, а убийца пришел попозднее. Так и договорено у них было. Приехал, машину во дворе оставил за два дома. Квартиру ключом открыл, ключи от этой квартиры много у кого имелись. Поэт-то увидел и даже обрадовался вначале, что хоть кто-то пришел. А этот, мерзавец, надел ему на голову и грудь пакет такой большой, полиэтиленовый, и на шее слегка веревочкой перетянул, чтобы следов не осталось. И все. Без воздуха долго ли задохнуться? И получаса не прошло, как дыхание кончилось. Тогда он мешок снял, веревочку-шнурочек в карман сунул, дверь закрыл и уехал.
— Зачем? — почти заорал в отчаянии Юрка.
— Как — зачем? Ему велели, он и выполнил. Работа такая. Теперь по вашей линии аллилуйю будет петь.
— Может, разберутся? — понадеялся Юрка. — Кому следует, должны разобраться.
— Знаю я эти разбирательства, — махнул когтистой лапой бес, — вот к нам бы попал, там бы надежно. Сидел бы уже в смоле по брови.
— А если вернуть? — завелся вдруг Юрка. — Вернуть его можно?
— Мне не по силам. Может, ты? — засомневался бес.
— Давай вместе! — позвал Юрка. — Где его сейчас искать, как думаешь?
— Ясно где: убийцу обязательно на место преступления тянет.
— Тогда пошли. Поможешь?
— Да уж попытаюсь, — ответил бес, набирая скорость. Летел он плохо, устало, что ли, и вообще был мелковат, вроде пожилого и прокуренного дворового хулигана, изрядно потрепанного жизнью.
В квартире, куда они прилетели, было полно скелетов, то есть людей. Скелеты толпились, группировались, общались друг с другом, переходили из угла в угол. А за письменным столом у окна, в кресле у стола, скорбно сложив то, что у живых считается лицом, невидимая, сидела душа убийцы. Грустила, не обращая на экскурсантов вокруг никакого внимания.
— Музей сделали, — не то уважительно, не то презрительно обернулся к Юрке бес.
— Бери! — толкнул беса вперед Юрка. Бес проворно цапнул убийцу за плечо. Призрак дернулся, испуская истошные волны ужаса. Почуяв недоброе, шарахнулись скелеты-экскурсанты, как голые сучья в лесу под порывом ветра. Юрка поспешно сгреб одной рукой убийцу, другой беса и сквозь перекрытия старого кирпичного дома протащил наверх: разбираться, судить.
— Ты что здесь делал? — спросил он убийцу.
— Я не виноват, мне приказали, — задергался тот.
— Убить приказали? Кто? — настаивал Юрка.
— Одиннадцатый, — выразительно скосил глазом вверх убийца.
— Здрасте, приехали! А одиннадцатый — это кто?
— Откуда мне знать. Одиннадцатый — он и есть одиннадцатый. Звание такое. Шифр, — честно глядя на Юрку, доложил убийца.
— Прячутся! — возмутился Юрка. — Бандиты — те за кличками, а эти, значит, за цифрами. Потом цифры сложат в архив, архив засекретят на полста лет или на сто. Ищи его потом! Кто одиннадцатый? — спросят, а окажется — когда кто. Сегодня — один, завтра, может, другой. Ну-ка, давай к нему!
— К одиннадцатому? — засомневался убийца.
— А чего? — поддержал неожиданно Юрку бес. — Нам-то он не указ.
Троица впорхнула в огромный служебный кабинет, как летний ветерок — в открытую форточку.